Случай необходимости - Крайтон Майкл (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
Наркоманы, зная о сравнительной простоте подобного способа получения морфина, зачастую пытаются симулировать почечные колики. И у некоторых из них это получается очень правдоподобно; они знают симптомы и в точности их воспроизводят. Когда же их просят сдать мочу на анализ, то они просто отправляются в туалет, собирают мочу, а затем, уколов палец, капают в нее небольшую каплю крови.
Но некоторым из них все же не хочется колоть собственные пальцы. И поэтому вместо того, чтобы использовать на это собственную кровь, они пускают в дело заранее принесенную с собой кровь какого-нибудь животного, например, цыпленка. Но все дело в том, что в кровяных клетках цыплят содержатся ядра, в то время, как у человека они отсутствуют. Поэтому обнаружение подобных клеток в моче пациента, поступившего в больницу с почечными коликами, является однозначным указателем того, что это наркоман.
— А следов от иглы на нем не нашли?
— Нет. Он ушел из клиники, и больше никогда там не появлялся.
— Это уже интересно. Значит, возможно, что он колется.
— Да. Скорее всего.
После еды я почувствовал себя несколько лучше. Я поднялся на ноги, чувствуя боль и усталость. Я позвонил домой, Джудит, и сказал, что нахожусь в амбулатории «Мем», что со мной все в порядке, и волноваться незачем. Про удар по голове и порез на лбу я умолчал. Я не сомневался, что когда я в своем теперешнем виде заявлюсь домой, она закатит мне истерику, но все-таки нет нужды волновать ее заранее.
Я шел по коридору рядом с Хамондом, стараясь по возможности не морщиться от боли. Он то и дело интересовался у меня, как я себя чувствую, на что я неизменно отвечал, что чувствую я себя хорошо. Что на самом деле было далеко не так. После еды меня начало тошнить, и стоило мне лишь встать на ноги, и голова начала болеть еще сильнее. Но хуже всего то, что я чувствовал непомерную усталость. Я очень, очень устал.
Мы подошли ко входу в отделение неотложной помощи. Здесь было устроено нечто вроде стоянки, куда подъезжали машины скорой помощи. В здание больницы вели автоматически раскрывающиеся двери. Мы вышли из здания, и стояли, вдыхая холодный ночной воздух. Ночь стояла дождливая и туманная, и, казалось, ее холодный воздух оказывал на меня благотворное воздействие.
Хаммонд сказал мне.
— Ты очень бледный.
— Со мной все в порядке.
— Мы еще даже не успели убедиться в том, что у тебя нет внутреннего кровотечения.
— Со мной все в порядке, — повторил я.
— Если вдруг почувствуешь себя еще хуже, — настаивал Хаммонд, — скажи мне. Геройствовать здесь никчему.
— А я и не геройствую, — ответил на это я.
Мы стояли и ждали. Мимо нас по дороге, шурша шинами по мокрому асфальту, проехал случайный автомобиль. Кругом все было тихо.
— А что должно произойти? — сказал Хаммонд.
— Я пока что не уверен. Но мне кажется, должны будут привезти еще негра и девушку.
— Романа Джоунза? Он что, тоже замешан во всем этом?
— Думаю, что да.
Вообще-то я был более чем уверен, что избил меня именно Роман Джоунз, и никто иной. Точно я не помнил ничего; события предшествующие нападению припоминались смутно. Мне следовало бы ожидать этого. Память я не терял, как это бывает обычно при сотрясении и ушибах головного мозга, когда невозможно вспомнить даже того, что происходило за четверть часа до происшествия. Но все же мысли в голове путались.
Это Роман, наверняка Роман, думал я, потому что больше некому. Логичнее всего было бы думать на него. Роман направлялся на Бикон-Хилл. И для этого могло существовать всего одно единственное логическое объяснение.
Нам придется подождать.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ты спрашиваешь об одном и том же, — сказал я. — И поэтому я отвечаю тебе все то же: со мной все в порядке.
— Ты выглядишь уставшим.
— Это потому что я действительно устал за эту неделю.
— Нет. Я хотел сказать, что ты какой-то вялый.
— Это тебе показалось, — сказал я, взглянув на часы. С тех пор, как меня избили прошло уже более двух часов. Достаточно времени. Даже более чем достаточно.
Я уже начал было подумывать, о том, не просчитался ли я в чем-нибудь.
Но тут из-за угла выехала полицейская машина с включенной сиреной, осветившей все вокруг всполохами синего света. Раздался визг тормозов. Следом за полицейской машиной появилась машина скорой помощи, за которой следовал еще один автомобиль. Пока скорая помощь разворачивалась, подъезжая задом к дверям, из третьей машины выскочили двое людей в строгих костюмах: репортеры. Их всегда можно безошибочно отличить от других по нетерпеливому блеску в глазах. В руках у одного из них был фотоаппарат.
— Никаких фотографий, — сказал я.
Задние двери машины скорой помощи были открыты, и теперь из нее выносили носилки с телом. Первым, что увидел, была одежда — сплошь изрезанная, изодранная одежда на теле и руках, как будто этот человек оказался затянутым в какой-то чудовищный механизм. А затем, в холодном, флуоресцентном свете входа в отделение неотложножной помощи я увидел лицо того, кого и ожидал здесь увидеть: это был Роман Джоунз. Череп с одной стороны у него был проломлен и походил с виду на приплюснутый футбольный мяч, из которого спустили немного воздуха, а его губы посинели, приобретя темно-фиолетовый оттенок.
Защелкали затворы фотоаппаратов, ослепительно засверкали вспышки.
Тут же, прямо на улице Хаммонд приступил к работе. Он действовал быстро: единым движением он левой рукой взял больного за запястье, одновременно прикладывая ухо к груди и пытаясь правой рукой нащупать на шее сонную артерию. Затем он выпрямился и, положив ладони одна на другую, начал жесткими, ритмичными толчками надавливать на грудь.
— Позовите анестезиолога, — распорядился он, — и хирурга. Мне нужен арамин в растворе один к тысяче. Кислородную маску. Под давлением. Поехали.
Мы вошли в отделение неотложной помощи, направляясь вдоль коридора в одну из небольших палат. Все это время Хаммонд, не нарушая ритма, продолжал проводить массаж сердца. Когда мы оказались в палате, то хирург уже дожидался там.
— Остановка?
— Да, — ответил Хаммонд. — Остановка дыхания, пульса нет.
Хирург взял бумажный пакет в резиновыми перчатками восьмого размера. Он не ждал, пока это для него сделает медсестра; вытащив перчатки, он натянул их на руки, все это время безотрывно глядя на неподвижное тело Романа Джоунза.
— Сейчас мы его откроем, — сказал хирург, сгибая и разгибая пальцы в перчатках.
Хаммонд кивнул, все еще продолжая массаж. Но, по-видимому, усилия его ни к чему не привели: губы и язык Романа почернели еще больше. Кожа, особенно на шее и ушах, была темной и покрытой пятнами.
Была надета кислородная маска.
— Сколько, сэр? — спросила медсестра.
— Семь литров, — ответил хирург. Ему подали скальпель. С груди Романа была содрана и без того уже порядком изорванная одежда; никто не собирался терять время на то, чтобы раздеть его полностью. Хирург сделал шаг вперед, лицо его было равнодушным. В правой руке он держал скальпель — указательный палец на тыльной стороне лезвия.
— Ну, ладно, — проговорил он и сделал надрез поперек ребер с левой стороны. Надрез оказался глубоким, тут же пошла кровь, внимания на которую он не стал обращать. Он обнажил беловатого цвета, блестящие ребра, сделал надрез между ними и затем наложил ретракторы. Ретракторы были раздвинуты широко в стороны, и послышался треск ломающихся ребер. Сквозь зияющую дыру в груди были видны легкие Романа, запавшие и сморщенные и сердце — большое, синеватое, не бьющееся, а трепыхающееся, наподобие мешка, в котором возится клубок червей.
Хирург запустил руку внутрь грудной клетки и принялся за прямой массаж сердца. Он делал его очень плавно, начиная движения с мизинца, и поочередно сгибая пальцы до указательного, выталкивая кровь из сердца. Он крепко сжимал сердце и ритмично дышал.
Кто-то надел Роману манжет прибора для измерения давления, и Хаммонд накачал в нее воздуха, чтобы снять показания. Какое-то время он следил за стрелкой, а потом сказал:
