Вечный ветер - Жемайтис Сергей Георгиевич (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗

Сверхновая звезда все еще не показывала свой таинственный лик. Но Биата была неправа, когда говорила, что Земля благодушествует, ведет беспечную жизнь, не желая противодействовать надвигающейся опасности, не понимая всей серьезности положения. Скорее появление Сверхновой оттеснило все повседневные заботы. Ученые всех континентов соединенными усилиями решали одну задачу: насколько вредны ее излучения, и занимались изысканием способов защиты от них. Пригодился опыт, полученный человечеством в пору разобщенного мира, когда взрывы ядерных бомб заражали атмосферу, воду, землю радиоактивными осадками. В массовых масштабах начали производиться лекарства, предохраняющие клетки организма человека и животных от мутаций и злокачественных перерождений. Строились убежища. Началась массовая эвакуация детей из Северного полушария, где радиация Сверхновой сказывалась особенно сильно. Ускоренными темпами строился глубоководный флот.

Уныния не было. Человечество дружно отражало атаку космоса.

Я с интересом смотрел и слушал хронику за последние дни. Черный Джек на целое столетие отбросил нас назад, и мы с Костей забыли, в какое время живем. Рядом со мной сидел Павел Мефодьевич и тоже с видимым интересом смотрел на экран. Когда «Тема Звезды» исчерпалась и стали показывать «Археологический журнал», он сказал:

— Занятые семейными делами, мы забыли, что наша матушка-Земля окружена пустыней, населенной джиннами, до поры до времени сидящими в кувшинах. И вот один из таких джиннов очутился на свободе, он дыхнул на нас и скоро покажется сам во всей своей красе.

В открытые окна вливался прохладный ночной воздух вместе с вечным шумом волн. В дальнем конце щелкали бильярдные шары и доносился зычный голос Кости: он выигрывал и давал иронические советы своему партнеру. Као Ки импровизировал на рояле. У него было очень мягкое туше. Он аккомпанировал голосу океана, вплетая в его музыкальную ткань певучие напевы своей родины. Чаури Сингх и Жак Лагранж играли в шахматы. Павел Мефодьевич, Петя и я сидели в бамбуковых креслах перед окном во всю стену, брызги от волн струйками стекали по стеклу.

Робот принес нарзан со льдом для Павла Мефодьевича и нам с Петей по коктейлю.

К нам подошел запыхавшийся Костя:

— Вот где вы устроились. Недурно! Славный ветерок! О! У вас что-то вроде коктейля! — Он взял мой стакан, подмигнул и, выпив, причмокнул. — На самом деле коктейль.

Плюхнувшись в кресло рядом со мной, он стал рассказывать о своей партии в бильярд:

— Выиграл. Три рядовых, третья сухая! А кто-то мне говорил, что Нильсен неплохой игрок.

Академик с улыбкой слушал Костю.

— Бильярд — игра королей, — сказал он. — Кажется, при Людовике Четырнадцатом, чтобы приобрести бильярд, надо было испрашивать разрешение у самого короля. Игра была привилегией аристократов.

Я видел его профиль, и опять он показался мне таким древним, что мог бы видеть самого Людовика XIV. Нарзан он не стал пить, а пододвинул Косте, и тот с благодарностью осушил высокий, узкий стакан из алмазного стекла.

Я невольно подумал: «Кожа его напоминает пластик для консервации биологических препаратов. Что за прибор работает в нем? Как вздрагивает его рука!»

Костя шепнул:

— Я же говорил тебе… Смотри, выключился.

Павел Мефодьевич сидел с закрытыми глазами, опустив голову на грудь. Петя шепнул:

— Пошли. Он последние дни почти не спит из-за своих приматов моря.

— Вставая, мы скрипнули креслами.

Академик открыл глаза, вскинул голову:

— Отставить! Садитесь. Я уже выспался и, представьте, видел необыкновенно интересный сон. И очень грустный сон. Все они уже ушли… Вы видели у меня фотографию, на ней весь экипаж «Товарища»… Иеремия Варнов — капитан, художник и поэт, Василий Дубов — астронавигатор, он коллекционировал голоса птиц. В самые трудные минуты, когда нас охватывала космическая тоска, он включал свои записи, и тяжесть отчаяния спадала. Николай Савченко — второй пилот. Он любил говорить: «Вот вернусь в Полтаву…» Братья Быстрицкие. Борис — кибернетик, Аркадий — лингвист. Его студенческая работа лежит в основе всей современной космической лингвистики. Он нашел ключ к переводу языка приматов моря. И доктор. Судовой врач Антоша Пилявин. Вам ничего не говорят эти имена. На путях открытий мы помним только первых и последних. С тех пор тысячи побывали в космосе…

Он говорил отрывисто, ничего не объясняя, перескакивая с одного события на другое, как в кругу людей, понимающих все с полуслова, но постепенно его рассказ стал стройнее, ничего не говорящие нам имена приобрели характеры.

— И нашего «Товарища» сейчас никто не помнит, кроме историков. С тех пор уже несколько космических кораблей носили имя «Товарищ». Мы участвовали в одной из первых массовых экспедиций, посланных в космос. Пять кораблей отправилось исследовать наш уголок Вселенной в пределах орбиты Марса. Только мы должны были пересечь этот рубеж и подойти к поясу астероидов. Теперь — пустячная задача, но тогда!.. Готовились два года экипажи кораблей и строились сами корабли. Это было время небывалого подъема. Человечество освободилось от опасности войн. Вся без исключения промышленность стала выпускать нужные людям вещи. Пятьсот тысяч ученых, инженеров готовили нас в полет. Все тайные изобретения, лежащие в сейфах, были обнародованы. Задачи, неимоверно трудные и даже непосильные для одной страны, обрели ясность и простоту. Тогда для решения любой проблемы в масштабах планеты уже не нужен был большой резерв времени. Простите, я говорю вам школьные истины, и как-то странно волнуюсь. — Он сунул руку за левый борт куртки, поморщился. — Все мы были романтиками. Жили только космосом. Что-то подобное, видимо, происходило с людьми в века великих географических открытий в пору юности человечества и первых прозрений, когда мир неимоверно расширился и Земля из плоской стала круглой звездою. Вы совершили экскурсию в космос. Пережили чувство гордости за причастность к человеческому роду. Все вы видели Землю с высоты — голубой шар, проникались к нему снисходительной нежностью, как к престарелым родителям. Другое дело, когда вы стоите в пустоте месяцы. Именно стоите, потому что на обзорных экранах и в иллюминаторах ничего не меняется. Пустота и вечные звезды. Все-таки мы хорошо переносили полет. Строгий режим, дисциплина, труд и, главное, дружба скрашивали бесконечный космический день с черным небом и звездами и, если хотите, вечную ночь. Там другие понятия. Особенно за орбитой Марса. Солнце светит скупее, чуть ярче Луны, а Земля превращается в голубую звезду.