Астронавты - Лем Станислав (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Мы не боялись заблудиться, так как гирокомпасы безошибочно отмечали каждый поворот, каждое изменение в направлении пути. Некоторые коридоры были настолько узки, что мы не могли пройти по ним, другие расширялись куполообразно, образуя шарообразные камеры, напоминающие выдутые из металла пузыри. Проблуждав по подземелью почти час, мы возвращались на поверхность сначала по крутому коридору, потом по просторному залу. Пол его был выложен гладкими черными плитками, покрытыми тонким слоем пыли. Случайно направив свет в сторону, я увидел на серой поверхности полоску темных пятен, и мы тотчас же свернули туда.
На запыленных плитах виднелись эллиптические отпечатки диаметром сантиметра по четыре. Они были похожи на отпечатки ходуль, заканчивавшихся овальными подковами. Арсеньев измерил расстояние между двумя следами: оно равнялось шести сантиметрам. Мы пошли за ними по длинной, спускавшейся вниз галерее, которая постепенно суживалась, пока не превратилась во что-то вроде коридора с наклонными друг к другу стенками. Пыль иногда исчезала, след терялся, но другой дороги не было, и мы шли дальше. Вдруг коридор круто повернул. Гладкие стены упирались в скалу. Внизу, среди ее складок, открывался черный зев; перед самым зевом грунт был покрыт слоем затвердевшего серо-коричневого ила. Следы, отмеченные овальными углублениями, вели вглубь темного отверстия. Мы решили идти дальше, пока это будет возможно.
Пришлось двигаться на четвереньках. Стены естественного коридора состояли из монолитной скалы со слабым рельефом. Когда-то здесь, вероятно, струился подземный родник; в более узких местах, где струя била с большой силой, стены были словно отполированы. На твердом, как кость, дне то здесь, то там виднелись овальные отпечатки. Раз-другой застучали по шлемам мелкие камешки, осыпавшиеся с потолка. Наконец стало так тесно, что нельзя было двигаться даже на четвереньках. Потолок состоял из темного камня вроде базальта, прорезанного глубокими трещинами. Арсеньев, который был впереди, осветил коридор в том месте, где он суживался.
— Там просторней, — сказал он и попробовал пролезть, но тотчас же попятился, так как едва не застрял между глыбами. Ему удалось втиснуться с моей помощью только тогда, когда он снял рюкзак и лучевое ружье. Я пролез вслед за ним, оставив рюкзак под плоским скалистым выступом.
Мне, как более худому, пролезть удалось легче. Некоторое время было совсем темно. Вдруг почва заколебалась, что-то больно ударило меня по ноге. Я с силой рванулся вперед и попал в пространство пошире. Раздался негромкий протяжный гул, потом шум от падения груды камней — и снова наступила тишина.
Вспыхнул свет. Здесь было столько места, что мы могли стоять рядом. Арсеньев осветил отверстие коридора. В глубине чернела каменная стена. Произошел обвал, мы были засыпаны.
— Фульгурит, — приказал Арсеньев. У меня в кармане было несколько зарядов этого взрывчатого вещества; я подал их ему. Он, в свою очередь, сунул руку в карман за капсюлями и подрывным кабелем. Фонарь он повесил себе на грудь; в отраженном от скалы свете мне было видно его лицо за стеклом шлема. Вдруг он вздрогнул и остолбенел. Ощупал один карман, другой, потом взглянул на меня. В глазах у него я увидел то, чего никогда до сих пор не замечал за этим смелым человеком: обыкновенный страх.
Это продолжалось лишь секунду. Он опустил глаза.
— У вас нет капсюлей? — спросил он.
— Нет.
— У меня тоже. Должно быть, выпали, когда я полз.
Фульгурит — вещество, совершенно безопасное в обращении. Без специальных капсюлей он не взрывается, даже если бросить его в огонь. Четыре наших заряда были теперь бесполезны: немного сероватого теста — вот и все.
Арсеньев молча повернул, и мы пошли вглубь коридора. Коридор шел извилисто. Я считал шаги: двадцать, потом резкий поворот, и коридор расширился. Свет ударил в скалу.
Мы стояли в небольшой пещере, сплюснутой, как змеиный череп. В ширину она была шагов восемь. Я ударил топориком. Замурованное пространство не дрогнуло. «Это русло подземного родника, — лихорадочно думал я, — вода должна была уходить куда-то, нужно поискать лучше».
Тут я увидел, куда уходила вода. Когда-то подземное русло шло дальше, но сверху сполз отвесный обломок скалы и вклинился в коридор с такой силой, что по стенкам вокруг него разбежалась тонкая сетка трещин. Под страшным давлением сверху обломок плотно слился с окружающей породой и теперь отличался от нее только несколько более темным цветом. Там, где он уходил в дно пещеры, было немного песка, и я увидел на нем неглубокие овальные отпечатки: это были последние следы, приведшие нас сюда. Дальше они исчезали под преградой, которую мы не могли одолеть.
— Этого я не предвидел… — тихо, сквозь сжатые зубы проговорил Арсеньев словно себе самому и сел на камень. — Погасите фонарь, батарея иссякнет. Она еще пригодится.
— Мы заперты.
— Знаю. Погасите фонарь.
Я послушался его, и темнота наступила так внезапно, словно на лицо села черная птица. Я судорожно замигал, в глазах закружились желтые звезды. Потом взглянул на светящийся циферблат часов. Прошло только четыре минуты, а я думал — не меньше получаса.
Темнота рождала во мне тревогу. Я зажмурился, потом открыл глаза, но ниоткуда не проникал даже слабый отсвет. Вдруг Арсеньев встал; я слышал, как он ощупью обходит пещеру. Потом зажег свет и начал простукивать стены острым концом топорика. Они везде отзывались каким-то однотонным тупым звуком.
Мы вернулись в коридор и там тоже простукали стены и потолок. Еще раз обследовали место обвала. В отверстие мог вползти только один человек, да и то лишь по пояс. Я попробовал сдвинуть завалившие проход глыбы. Жилы у меня напряглись, кровь зашумела в висках, но глыбы даже не дрогнули, — они сидели крепко, словно сцементированные. Потом попробовал Арсеньев. В тишине слышалось только наше ускоренное дыхание. Мы молча вернулись в пещеру и сели у стены, погасив оба фонаря. Потом я вспомнил о топорике Арсеньева: мой остался вместе с рюкзаком. Я зажег фонарь и кинулся в коридор. Крепко упершись ногами, я начал бить в каменную баррикаду. Мелкие осколки кварцита со звоном отскакивали от шлема.
— Перестаньте, — лениво промолвил Арсеньев. — Это бессмысленно.
Я описывал круги блестящей сталью, бил изо всех сил. Камень взвизгивал, но не поддавался. Осколки летели в воздух. Я стал ударять сильнее — меня обуяла ярость — и замахнулся так, что чуть не упал. Вдруг рукоятка выпала у меня из рук. Никому не нужное острие звякнуло о камень и упало. Топорик сломался у самой головки.
Я вернулся к Арсеньеву.
— Глубоко мы? — спросил я, когда дыхание немного успокоилось.
— Метров пятнадцать.
Мы молча сидели во мраке. Минут через двадцать мне стало казаться, что я недостаточно тщательно обследовал одну из стен коридора; быть может, там, за тонкой перегородкой, найдется какой-нибудь проход, дорога, ведущая на свободу… Я вскочил и зажег фонарик. Его блеск ослепил меня и тут же разбил последние надежды: мы хорошо обследовали скалу — в ней нет никаких отверстий, никакой щели, ничего, ничего!
— Садитесь, — вяло произнес Арсеньев. — Садитесь. — Он прирос к стене большой неподвижной тенью. — И погасите фонарь… он уже бледнеет…
Действительно, свет несколько ослабел. Нужно было сменить батарею, но она была там, в рюкзаке.
Я внимательно посмотрел на пылавшую в лампочке вольфрамовую нить, погасил фонарик и тяжело опустился на камень. Я уже не мог смотреть на часы. Было шесть; вот уже полтора часа, как мы засыпаны.
Я прижался шлемом к скале. Глухая, щемящая тишина…
Понемногу мы привыкли к темноте. Все кругом, казалось, замерло, и меня постепенно начало клонить ко сну. Утомленные мускулы требовали покоя. За последние сутки я очень много работал и даже глаз не сомкнул: откапывал щебень, вел автомобиль по грудам развалин…
…Вдруг я проснулся с мыслью, что мне нужно что-то сделать: сменить батарею в фонаре. Окончательно очнувшись, снова подумал об этом и рассердился сам на себя. Решил взять себя в руки: закрыл глаза и улегся поудобнее на плоских камнях. Я дома, стоит темная октябрьская ночь. Прохладно, но мне всегда нравилось спать с открытым окном. Тихо, даже ветер уснул в ветвях сада. В восемь утра я должен лететь в Каир. До рассвета можно спать.
