Счастье - это теплый звездолет (Сборник) - Типтри-младший Джеймс (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Сгустившийся воздух разредился. Мийша потянул ветку. Она была давно сухая, но не ломалась. Превозмогая боль, он принялся нащупывать нож — и вдруг непроизвольно повернулся.
В молчании нойон разжал древнюю хватку и упал ему на руки.
Прежде Мийша лишь раз или два осторожно касался нойона пальцем, чувствуя шершавое, безжизненное тепло. Теперь, когда это существо было у него в руках, все тело резонировало от его поля. Трудно было удержать то, что больше себя. Что это в локтях и волосах — электрические разряды? Глаза ничего не видели.
Мийша торопливо заковылял по каменистой дороге к основанию стены. Внутри работали безжалостные мехи, телесная боль поглощала рассудок. Он вступил в полосу дыма, на него летели сажа и брызги.
Он наконец отважился взглянуть вниз. Подступающая армия заметно приблизилась и двигалась прежним курсом. Мийша заставил себя перейти на бег. Перед стеной два чудища свернули к полю. Остальная группа не развернулась за ними. Перелезая на сруб, Мийша заметил, что ребята тащат еще горючее. Несколько лиц повернулись к нему. Рты раскрывались, но голоса тонули в реве.
Ноги скользили на мокрых камнях. Мийша лез спотыкаясь, не смея оторвать руку от средоточия молчания на своей груди. Он не удержался на полосе слизи, упал на больное бедро и, помогая себе коленями и локтями, перекатился на бок. Внутри как будто поворачивался металлический штырь. Теперь Мийша полз на боку, отталкиваясь ногой от бревен. Я как зверь, думал он.
Волна накрыла его, а когда он проморгался, сбоку нависала исполинская туша, двигая сруб. Мийша был почти на острие клина. К нему стремительно карабкался юноша. Над головой юноши в дыму вздымались кошмары.
Мийша осел на камнях, глядя в чудовищные морды, силясь овладеть собой. Уже достаточно близко, должно получиться. «Нойон, нойон!» — выдохнулось из груди. Прямо впереди в пламени взмыла матка: ей не хватало места, чтобы повернуть. «Нойон, помоги мне!»
И тут в мозгу открылась связь: слабое движение, словно тень рыбы на ниточке водорослей. Мийша не сомневался, что вступил в контакт с тусклым бытием матки. Искорка колыхалась, словно не силах решить: двигаться вперед или отпрянуть от огня.
Так вот что умел нойон, вот как он спас себя в прошлый раз!
Покуда Мийша внешним взором следил за маткой, а внутренним… касался ее, бледный луч лазера чиркнул по ее панцирю. Она взметнулась выше, голова запрокинулась. Связь порвалась… и Мийша увидел, как матка падает на пламя в облаке дыма и брызг. Огонь погас.
Другая матка взбиралась рядом на стену. Лазер разрезал ее, затем следующую. И тут по дымящимся телам в острие клина полезло чудище из чудищ. В тот самый миг, когда лазер коснулся исполинской матки, луч побледнел, задрожал и исчез.
Лазер больше не работал.
— Нойон, нойон! — вырвался у Мийши вопль отчаяния. — Поверни ее! Поверни, поверни, поверни…
И это произошло — его всепоглощающее желание передалось по некоему каналу и, в своей безраздельной мощи, получило отклик. Поверни! Его внешний взор видел лишь хаос, но внутренним оком он ощутил, как импульс достиг ганглия, как энергия стала асимметричной и слепая машина двинула исполинским брюхом… разворачиваясь вдоль стены!
И одновременно он почувствовал других тварей за ней, тусклые энергетические точки их сущностей возникли прямо перед его тянущимся сознанием. «Давай, нойон! — взмолился Мийша, пытаясь вложить в эти слова всего себя. — Поверни, поверни. О нойон, помоги мне — ПУСТЬ ОНИ ПОВЕРНУТ!»
Пустота.
Зрение вернулось.
Позади него, сбоку от стены, чудища выбирались на берег. Они повернули! Он их повернул!
Другие огибали стену с дальней стороны. Стадо разделилось. На глазах у Мийши последний секач ткнулся в столбы, выровнялся и поспешил за матками.
А мели впереди, насколько удавалось рассмотреть в едком дыму, были свободны.
От возбуждения и радости тело сделалось будто невесомым. Боль ввинчивалась снизу, но Мийша был далеко от нее. Он понял, что, наверное, умирает.
И вместе с этой мыслью пришла волна слабости от существа у него в руках. Усилие почти убило их обоих.
Что ж, так тому и быть.
В дыму впереди показалось новое стадо страшилищ. Мийша потянулся к ним издалека, нащупал слабые огоньки энергии, почувствовал, что они поворачивают.
Ветер развеял дым, и Мийша увидел, что горизонт почти чист. Основная волна прошла.
Впереди, на стене, люди тащили факелы к скользкому гребню. Рядом с Мийшей никого не было. Он чувствовал, что воздух из груди вырывается с рыданиями или криком, но не слышал себя. Мелькнуло воспоминание: юноша — кто-то из сыновей? — коснулся его рукой и прошел дальше.
Он мучительно приподнялся на локте, чтобы взглянуть на поселение.
Да, там были разрушения. Исполинское туловище матки крушило общий дом. И все же колония уцелела. Уцелела! Его последний дар спас всех, его умирание принесло жизнь тем, кого он любил. В ватной глухоте Мийша позволил себе обвести взглядом родную картину. Как все прекрасно, несмотря на дым! Золотистые фигуры бегали, словно играя в салки. Его гнездо, его жизнь…
Его жизни. Не звезды, а вот это…
Почему все слегка изменилось, как будто накрылось прозрачным куполом, стало забавной игрушкой под пластиковым колпаком? Труд его жизни. Род живет, я умираю. Главное слово: умираю. Умираю, как честный муравей, чей муравейник будет жить дальше. Как эти головы, семенящие к морю. Плодиться и умирать, плодиться и умирать. Строительство, продолжение рода, башни, встающие и рушащиеся в прах. Омерзение накатило на него. И ради этого я отверг…
Умеренней будьте в любви к человеку.
Мийша, слабея, боролся с предательской душой. Возможно ли, чтобы человек всю жизнь безраздельно заботился о своем роде, о детях — и в последний миг отвернулся? Просто мое тело умирает, сказал он себе. Мозг слабеет.
Он заставил себя обернуться, посмотреть снова.
Они все прибывали. Последний натиск, последние твари. Как темно! Неужели день кончается? К ночи все будет позади.
Вот и они. Те, кто нас убьет.
Хорошо же, думал он, хорошо! Верный муравей. Забудь слабые протесты души! Те, кто придет позже, быть может… Некогда. Закрыв глаза, он мысленно нащупывал канал, средоточие… и ничего не находил.
Нойон!
Слабо, в мозгу:
— Ты хочешь… этого?
— Да! — закричал он снова, понуждая себя чувствовать, обратить свою потребность в силу, дотянуться… а! Вот! Вот она, помощь: нойон был с ним. Мийша ощущал жизнь тварей. Поверни, поверни, поверни! Поверни моими последними силами, моей смертью, которую я принимаю добровольно! ПОВЕРНИ моей смертью, которой я не должен был умирать …
Контакт ослабел и пропал.
Мийша открыл глаза.
Бронированная громада высилась во мгле перед ним, камень под ним накренился, заскользил.
Они не повернули.
Они пробили стену. Столбы падали, сруб под Мийшей содрогался. И в бухте, на берегу, закрывая поселение от его наполненных ужасом глаз…
— Нойон! Нойон! — кричал Мийша.
Смерть нависла над ним, и он знал, что произошло, что он наделал. Его потребности, его желанию в последний миг не хватило искренности — он обрек близких джунглям, бегству и праху. Его человеческое сердце, его душа предала их всех…
— Нойон! — кричала его душа. — Возьми меня! Исполни другое мое желание, верни мне меня!
Но жизнь уходила из его груди. Поздно. Поздно. Все было зазря. Он ощутил в мозгу призрачный ветер, чуждые измерения, открывающиеся перед имаго. Мгновение казалось, что нойон придерживает дверь, предлагая разделить с ним смерть. Желание всколыхнулось в Мийше, испуганная любовь к тому, что он не мог вообразить… О дивнозвучные голоса воздуха… Я иду к вам! Я иду!
…но он не мог попасть туда один, и его бесполезная смерть нависла над ним, его человеческий слух наполнился грохотом. Губы шевелились, всхлипывая: «Человек — это, это…»