Гаяна (Художник П. Садков) - Аматуни Петроний Гай (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Мауки никак не мог понять, почему русские так упорны. Разве они не догадываются, что это общая тайна отунуйцев, что по каким-то своим соображениям они не хотят посвящать в нее никого.
Сердце юноши дрогнуло, только когда профессор Егорин, так и не добившись ответов на свои вопросы, воскликнул:
— Ах, Мауки, милый парень, знал бы ты, как важно, чтобы ты был с нами откровенным!
Только теперь Мауки понял, что русские чувствуют слежку, чувствуют присутствие кого-то — безусловно, недоброжелателя. Мауки едва не признался им, что шахматная история старая, но вовремя спохватился. Только с Бобом Хоутоном мог он быть до конца откровенным. Вернувшись на подводную лодку с вертолета, Мауки в тот же день рассказал Бобу о шахматной задаче.
— Ты умеешь играть в шахматы? — в упор посмотрел тот на Мауки.
— Все отунуйцы умеют.
— Давно к вам попала эта игра?
— Да, Боб. Мауки еще не было тогда.
— Кто научил вас?
— Мауки не знает. Тот человек умер.
— Рассказывай все, — потребовал Хоутон, не спуская глаз с Мауки.
Мауки продолжал молчать, потом, видимо, окончательно уверовав в силу дружбы Хоутона, сказал:
— Этого человека подобрали в океане наши рыбаки. Раненого. Через два года он умер.
— Где его похоронили?
— В гроте.
— Дальше.
— Он научил отунуйцев играть в шахматы. Когда приехали белые, шаман приказал всем молчать. «Они, — сказал шаман, — подумают, что вы убили, и накажут». И мы молчим.
— Какие-нибудь вещи остались от этого человека, Мауки?
— Да. Все там. — Мауки махнул рукой в сторону Ратануи.
— Покажи мне!
Юноша кивнул и еще ниже опустил голову: трудно жить на свете, даже если у тебя большой «чемодан», но абсолютно пустой… Простят ли его боги? Поймут ли они, что Боб — друг отунуйцев?
— Ты хорошо сделал, что признался мне, Мауки, — сказал Хоутон. — Обещаю тебе: никогда не причиню зла ни тебе, ни твоим друзьям!
Мауки всмотрелся в добрые глаза Хоутона и просиял. Сомнений быть не могло: конечно, Боб не чувствует этого, но его устами сейчас заговорили боги, как бы отвечая на немой вопрос Мауки. Юноша почувствовал себя прощенным.
… Мягкие лучи заходящего солнца золотили внутренность невысокого грота и могильный холм в глубине.
— Здесь, — коротко сказал Мауки.
Он отыскал в стене нишу и извлек из нее… летный планшет. Боб прищелкнул языком и озадаченно посмотрел на своего юного друга.
— Это все, — просто сказал Мауки, сел рядом с Хоутоном, обнял руками колени и стал молча наблюдать.
Боб осмотрел планшет. Под целлулоидом была военная карта Тихоокеанского района, удаленного от Пито-Као и Отунуи по крайней мере миль на тысячу. Условные знаки на карте, курсы и расстояния, обозначенные на ней, не вызвали сомнения — карта принадлежала летчику, участнику давних боев в войне с японцами.
Бумаги и документы, найденные в планшете, подтвердили догадку Хоутона. Вот фотография молодого темноглазого лейтенанта военно-воздушных сил. Портсигар. Пистолет. Охотничий нож…
Повернув к солнцу узкое лезвие, Боб увидел на гладкой поверхности твердой стали знакомую роспись: «Бергофф».
Страшно волнуясь, Боб вытащил из планшета толстый незапечатанный конверт.
«С нами бог, и я, лейтенант N-ского истребительного полка Ривейро Кордоне, верю в могущество истины, даже в этом мире наживы и жестокости, эгоизма и подлости, — прочел он.
Каждый из нас по-своему вступает в жизнь, по-своему и уходит из нее. Я болен, как мне думается, воспалением легких. Простудился в самом жарком уголке Земли!
Вероятно, здесь, на Отунуи, — моя последняя посадка…
Кто бы ни был ты, читающий мое письмо, я поручаю тебе предать его гласности и тем самым отомстить за меня человеку, гнусность которого, возможно, и сейчас скрывается под маской порядочности.
В нашем полку, как известно всем моим однополчанам, я приобрел друга — молодого летчика Бергоффа, ставшего моим ведомым. Я привязался к этому парню. Нынешним летом мы вместе получили отпуск, и я пригласил его в Бразилию, в мой родной город Манаус, на Амазонку.
Бергофф согласился, и мы, право, неплохо провели там время, охотясь на болотных оленей и муравьедов.
Однажды охотничья страсть увлекла нас далеко в глубь прибрежных лесов, где мы нашли скелет человека, едва прикрытый истлевшей одеждой. В числе немногих сохранившихся предметов мы обнаружили старинный охотничий нож с узким стальным лезвием, ремень и кожаную сумку.
Разрезав сумку (развязать ее оказалось невозможно), мы высыпали из нее горсть чистейших белых алмазов величиной с горошину и большой светло-синий камень дивной красоты, в который кто-то, будто нарочно, вставил маленькую корону из рубина.
— Это тоже алмаз, Ривейро! — воскликнул Бергофф. — Какая удача!.. Какая удача!..
Он взял охотничий нож и острой гранью камня без особого труда расписался на нем.
Да, то был алмаз!
— Давай назовем его „Фея Амазонки“, — предложил Бергофф.
— Пусть будет по-твоему, — согласился я. — Но как этот человек попал сюда, на левый берег? И когда? Должно быть, он направлялся с юга Бразилии и выбирал окольные пути, чтобы его сокровище не досталось никому, — предположил я, смотря на скелет.
— Какое это имеет значение? — пожал плечами Бергофф. — Мы поделим алмазы и разбогатеем!
Он тут же пересчитал мелкие камни — их оказалось двадцать четыре.
— С этими проще, — сказал он. — Число четное. А вот „Фея Амазонки“… как с ней быть?
— Продадим, а деньги — поровну.
— Верно. Повернули домой!
Но в Манаусе нас ожидал телеграфный вызов в часть. Продажу большого алмаза пришлось отложить. Уже по дороге в часть мы поняли, в чем дело, — началась война.
С общего согласия найденные сокровища хранились у Бергоффа.
И вот два года назад утром, как обычно, мы вылетели по боевой тревоге. Погода стояла скверная. Океан был спокоен, но видимость резко ухудшилась. Только пробив десятибалльную облачность на высоте четыре тысячи метров, мы увидели солнце.
Я шел впереди, а Бергофф справа и сзади прикрывал мой хвост. Мы погнались за японцами, но они не пожелали принять наш вызов и, разлетевшись веером, скрылись в облаках. Тогда я стал пеленговаться, чтобы уточнить, где мы находимся, и рассчитать обратный курс. Но тут что-то заставило меня оглянуться. В нескольких десятках метров от себя я увидел самолет Бергоффа, нацеленный на мой мотор и кабину, и в то же мгновение весь огонь его истребителя обрушился на меня!
Вот и все…
Раненный в обе ноги, на горящем самолете я тут же стал падать в океан. Лишь божьей милостью я остался жив: на помощь мне пришел рыбачий парусник полинезийцев.
Меня привезли на Отунуи. Здесь добрые островитяне буквально поставили меня на ноги.
Но я был отрезан он своей родины: „Фея Амазонки“ дорого обошлась мне.
Кончается бумага, а я еще многого не успел рассказать. Впрочем, разве того, что я уже написал, мало, чтобы отомстить за меня?
Я обращаюсь к тебе, мой читатель, если ты добрый человек, и заклинаю: помоги восторжествовать истине, и пусть бог будет твоим наставником, как помог он и мне в опаснейшую минуту моей жизни.
Да будет проклят Бергофф!
Лейтенант Ривейро Кордоне»
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Мистер Икс-надцатый. Дневник Мелони
1
— Давайте закурим, Диппль, — предложил Боб. — Проклятая привычка. Наполняешься дымом, точно монгольфьер, но не только не можешь взлететь, а даже становишься тяжелее…
— Я не большой поклонник курения, мистер Хоутон, но за компанию можно. Разрешите и огонька? Благодарю.
— Скажите, Диппль, вы умеете быть откровенным?
— К счастью, не всегда, мистер Хоутон.
— Это заметно, Диппль.
— Приятно слышать. Кстати, вы уплатили не мне, а моей фирме…
Хоутон с удивлением посмотрел на собеседника.
— … на мою долю пришлась очень скромная сумма. И вы, право, зря упрекаете меня в коварстве. Хоутон невольно отодвинулся.
