Небесный полководец - Бретнор Реджинальд (чтение книг txt) 📗
Следователь пожимал плечами.
Но у меня был еще один аргумент. Версия завтрака предполагала, что Фу и Бонафу спали в этом доме, чего прежде никогда не случалось. Правда, согласно их показаниям, в течение последних двух недель — то есть с тех пор, как я порвал с Терезой — двое мужчин не хотели оставлять девушку одну. И она сама попросила дядю пожить немного в ее доме, а старый садовник, живший в городе, завтракал с ними перед своей дневной работой.
«Перекусывал» — такое выражение фигурировало в его показаниях.
У меня не было причин отрицать это, и мы возвращались к проблеме преднамеренности.
— Что вы намеревались делать, прибыв в Тузун?
Я еще не знал, но зрелище этого ночного празднества превратила ненависть, которая давно таилась во мне, в безумное стремление убить. В такие моменты поступки человека мотивируются простой мыслью. Моя простая мысль была такова: они тут набивают брюхо, а моя Ким лежит и умирает. Из-за них.
— В этом пункте…
— Я знаю.
Вернемся к дому. Сам дом казался мне каким-то злобным живым существом. Его крыша, покрытая черепицей, красные кирпичи, облезлые ставни, ряды бурых камней фундамента — все это дышало спокойной, самодовольной, даже насмешливой силой.
Следователь пожал плечами и спросил:
— Итак, вы вернулись к машине?
Здесь неожиданно возникла другая простая мысль. Но одному Богу известно, из какого глубокого уголка моего подсознания я ее извлек! Жилот однажды сказал:
— Я полагаю, вы с самого начала действовали в одном направлении, хотя, возможно, не вполне сознательно. Надеюсь, мнение эксперта-психиатра прояснит этот момент.
Ассоциация колдовства с огнем явилась из глубин средневековья, чтобы в одно прекрасное декабрьское утро поселиться в моем разлаженном мозгу. Неведомым образом во мне пробудился древний инстинкт: очищение огнем. Следователь настаивал:
— Здесь мы подходим к вопросу о вашем возможном безумии, не так ли? Поэтому важно получить максимально ясную картину.
Все было предельно ясно: я вылил немного бензина на деревянную дверь гаража — это был даже не настоящий гараж, а просто сарай, заваленный какой-то старой мебелью. Взглянув на него и определив направление ветра, я подумал, что старое дерево загорится очень быстро, и ветер погонит пламя к главному зданию. Пока это было все, чего я хотел: выкурить крыс.
Именно так и случилось.
Но здесь я всегда останавливался. Я видел, как в темноте поднялся черный дым, сначала робко, потом под сараем взметнулось большое желтое пламя. В доме еще ни о чем не подозревали. Я слышал треск горящего дерева. Что-то радостное было в этом звуке, но сопровождавший его запах предвещал трагедию. Вдруг Бонафу встал и открыл дверь кухни. Облако черного дыма окутало его.
Они на минуту застыли, глядя друг на друга, и я увидел, что их губы шевелятся. Потом все трое выскочили во двор (я спрятался за выступом стены), и двое мужчин побежали к парку — вероятно, чтобы получить более ясное представление о размерах бедствия. Тереза не последовала за ними. Она стояла во дворе, стиснув руки и как будто пытаясь переломать по очереди все пальцы. Она очень любила этот дом…
Бонафу вернулся и крикнул, — теперь я мог слышать его, — что поедет за пожарной командой. Он велел Фу развернуть пожарный шланг и еще что-то сказал Терезе. Мужчины побежали в разные стороны, Фу к заднему двору, Бонафу к подъезду, где стояла его машина. А Тереза смотрела на огонь, который атаковал здание с другой стороны. Тогда я подошел ближе.
Треск усилился. Свет пламени озарял лицо Терезы. Она увидела меня. В ту минуту я не мог понять, ненависть или любовь смешались в ее взгляде с безумной пляской огня. Я вспомнил, как тогда, первый раз в хижине, в глазах Терезы появилось такое же выражение. Потом в моем мозгу с возрастающей быстротой пронеслось все остальное, и в конце оказалась пустота. Я спокойно заглянул в бездну, и из нее поднялась одна мысль — о том, как все должно кончиться.
Тереза попыталась заговорить, но я закрыл ее рот рукой. Она не сделала ничего, чтобы помешать этому. Казалось, мы оба приняли неизбежное, и когда я начал потихоньку подталкивать ее к огню, она не сопротивлялась. Страх как будто покинул ее.
Потом я споткнулся о камень и чуть не упал. И чарам пришел конец. От прекрасного признания неизбежного не осталось и следа. Исчезла наша героическая решимость — ее умереть, и моя убить. Она попыталась бежать, но я поймал ее, и в моих руках оказался комок нервов. «Нет! Нет!» — кричала она. Но шум огня был столь громким, что Фу ничего не услышал. У меня возникло сильное искушение отпустить ее. «Нет, ты не сделаешь этого, — возразил очень спокойный голос в моем сознании. — Ты пришел сюда, чтобы спасти то, что еще можно спасти». И я еще сильнее сжал ее руку. Жар гигантского костра был совсем близко. Пламя оставило главную часть здания и перекинулось на кухню. Остальное было чистым кошмаром.
Расширившиеся глаза Терезы, когда я втолкнул ее в раскрытую дверь, охваченную пламенем. Отчаянная попытка вырваться — я помешал ей. Тереза была сильной. Я почувствовал как ее ногти впились в мое ухо. Кровь потекла у меня по шее. И тут я понял, чего добивалась Тереза. Она хотела увлечь меня в огонь. Мысль о том, что Тереза способна убить меня оказалась почти умиротворяющей, мне требовалось не много, чтобы со всей страстью покориться ее воле. Но потом я увидел, как возвращается садовник, разворачивая свой бесполезный шланг. Фу не видел нас и не слышал, когда Тереза позвала его. Но он пошел в нашу сторону, передвигаясь словно краб и направляя струю воды в основание пламени.
У меня возникла странная мысль: он не должен застать нас в этой фантастической позе. «Любимая! — крикнул я. — Любимая, остановись, отпусти меня». Чтобы освободиться я привлек ее к себе, а потом с силой толкнул в огонь. Тереза упала, и пламя моментально вспыхнуло вокруг ее лица. Я повернулся и побежал прочь.
— Есть два возможных подхода. Два пути, приводящие к одному результату. — Она изобразила их на листе бумаги. — Есть магический подход и есть психоаналитический. Две интерпретации одного феномена. Что и следовало ожидать, потому что любовь — она обвела свой рисунок кружком, имеет отношение и к колдовству, и к психоанализу.
Она приехала специально из Парижа по просьбе моего адвоката. Это была женщина лет сорока с не очень привлекательным, почти мужеподобным, но умным лицом, иногда озарявшимся чудесной живой улыбкой. Она оказалась полной противоположностью больничного психиатра, который задал мне множество вопросов, в основном о детстве, половой жизни и военной службе во время алжирской войны. Мой адвокат запросил мнение второго эксперта, и она — доктор Мадлен Саваж — не задавала вопросов, только слушала.
Она три дня слушала мою историю — этого было бы достаточно, чтобы усыпить любого. Иногда она делала короткие замечания или просила пояснить некоторые моменты. Кажется, она верила тому, что я говорил. Это было для меня неожиданно: впервые моему рассказу кто-то верил.
На четвертый день она пришла в мою камеру как обычно в три часа. Меня поместили в новое крыло старой тюрьмы, и камера была относительно комфортабельной, по крайней мере чистой. Доктор Саваж положила на стол свою папку, достала блокнот, пачку «Лаки Страйк» и принялась ходить взад-вперед между дверью и окном.
— Магический подход, — продолжала она, — предполагает восковое изображение и заклинания, которые произносит ослепленная страстью или ревностью женщина, чтобы избавиться от соперницы. Мы можем верить или не верить в эффективность такой практики, но мы не можем отрицать ее существования. Колдовство представляет собой средство устранить препятствие между вами и объектом вашего желания. Или, по крайней мере, попытку сделать это.
Она задержалась на минуту у окна, потом повернулась и подошла ко мне. Я сидел на краю кровати.
— А теперь психоаналитический подход. С этой точки зрения именно вы хотели избавиться от препятствия. Здесь имеет значение ваше желание. С того дня, как вы полюбили Терезу, вашим бессознательным желанием было убить вашу жену, потому что она (а точнее ваша сильная любовь к ней) встала на вашем пути. Таким образом, одна любовь у вас оказалась лишней.
