Кольцо Уракары - Михайлов Владимир Дмитриевич (е книги TXT) 📗
– Несомненно, славе…
– Но в нашем мире о вас информированы неполно. Вот если бы вас удовлетворила, к примеру, должность министра процветания и перспективы в нашем правительстве…
– Поверьте – прекрасный старт для стремительной политической карьеры. Вот уже четыре министра процветания в нашей истории сделались…
– Стоп, стоп, – прервал их я, чувствуя, как от этой болтовни у меня начинает гудеть голова. – При чем тут министр чего бы там ни было? На какой пост, по-вашему, я претендую?
Лысый пожал плечами, второй, в локонах, слегка развел ладони, выражая удивление.
– На трон вице-короля Симоны, разумеется, – пробормотал лысый. – На какой же еще?
– Вице-короля? Какой же территорией я стал бы управлять?
– Вы не совсем в курсе, я полагаю, – проговорил кудрявый тоном, ясно показывавшим, что к чудачествам богачей принято относиться снисходительно, как к детским шалостям. – Симона – королевство, разумеется, но король у нас не наследственный, а выборный – и вице-король точно так же.
Я почувствовал, что начинаю злиться.
– Вам что – даже не сказали, что я хочу купить?
– Видите ли, – после краткой паузы, которой хватило им, чтобы переглянуться, сказал лысый: – Собственно, для переговоров с вами были назначены другие люди, но в последний момент…
– Словом, получилось так, что мы не успели как следует…
– Но если вы скажете, о чем, собственно, мы должны договориться…
«О господи! – подумал я. Неужели во всех мирах парламенты одинаковы?»
– Пожалуйста, – сказал я, пытаясь сдержать раздражение, – с удовольствием просвещу вас. Я не хочу быть вице-королем. Меня интересует всего лишь пост посла вашего мира на Серпе. И ничто другое.
Я ожидал, что мои собеседники вздохнут с удовольствием. Однако результат был противоположным: они озадаченно уставились на меня.
– Посла… на Серпе? – пробормотал лысый.
– Но это… это невозможно! – жалобно проныл кудрявич.
– Что-о? – грозно вопросил я.
– Ну не то, чтобы совсем невозможно, – неуверенно сказал лысый, – но тут нужно время, чтобы найти верный путь…
– Послов парламент не назначает и не утверждает, – собравшись с духом, объяснил кудрявый. – Это прерогатива королевского правительства. Так что для того, чтобы договориться с людьми в правительстве, понадобится не день и не два. Но главное – они заломят такие деньги, что для нас просто не имеет смысла вступать в такие отношения с ними. Да и вам это обойдется дороже: триста – нам, и еще столько же – для них. Понимаете ли…
– Я все понял, – сказал я сухо. И в самом деле: чего тут было не понять?
Я встал. Вежливо поклонился:
– Произошло недоразумение, господа. Мне не нужно было встречаться с вами. Приятного аппетита! И я направился к выходу.
– Постойте, как же?..
– А счет? – возопил второй.
– Нет товара – нет денег, – ответил я наставительно.
– Мы согласны дать вам любое место в правительстве! Оттуда вы сможете…
– Как-нибудь в другой раз, – пообещал я, аккуратно затворяя за собой белую с золотом дверь.
Папе извиняться передо мною не хотелось, и он лишь пробормотал несколько слов, из которых следовало, что в парламенте обстановка меняется ежедневно, выгодные дела там рвут друг у друга, так что порой бывает совершенно непонятно, к кому следует обращаться, а от кого нужно держаться подальше. В ответ я лишь спросил:
– Что, у вас там нет своих людей, что ли?
– Есть-то есть, – ответил он, и в голосе его прозвучала досада. – Но там они в два счета развращаются, так что мы им перестаем доверять…
Я выразил ему сочувствие по этому поводу. После чего он пообещал, несколько приободрившись:
– Ничего, в правительстве устойчивости больше, так что с королевской партией договориться будет проще. Правда, – он вздохнул, – дороже. Но тут уж ничего не поделаешь…
– Ну, – необдуманно проговорил я, – все равно, это будет куда меньше, чем полагает президент…
И тут же спохватился: не следовало этого говорить, вот уж не следовало! Не дал себе труда подумать… Но было поздно: слова прозвучали и никак не прошли мимо слуха папы. Внешне ничего не изменилось, но у меня возникло четкое ощущение: он внутренне напрягся, насторожился, словно готовясь к схватке.
– Когда можно будет встретиться с людьми из той партии? – спросил я, стараясь показать, что ничего не понял и не заметил.
Но это не помогло: папа оставался в напряжении. Однако тоже старался никак не проявить этого.
– К сожалению, только завтра, – ответил он. – Они избегают заниматься делами во внеслужебное время. Старая традиция…
Может быть, так оно и было в действительности, и вынужденная проволочка папу огорчила: моему присутствию здесь он почему-то не радовался более. Но могло существовать и другое объяснение, к сожалению, весьма правдоподобное: он наверняка понял, что мне стала известна разница между реальными ценами на должности на Симоне-и теми, что он сообщал в центр "Т", перед которым отчитывался в расходах, иными словами – который таким путем обворовывал. В организации "Т" признается воровство только за ее пределами, и за нарушение этого правила карают жестоко. Меня же папа теперь счел, похоже, доверенным лицом самого президента, присланным для выяснения истинной ситуации на рынке постов. Я невольно подумал, что следует быть настороже. Но когда это я не был начеку?
Прощаясь с папой, я спросил, как он посоветует скоротать вечер, оказавшийся в моем распоряжении. Он нехотя усмехнулся:
– Ну, для одинокого мужчины – не вижу проблем. Правда, посоветовать ничего не могу: у меня уже и возраст не тот, и вообще я человек семейный и ничего такого себе давно уже не позволяю. Но вы спросите у вашего спутника: он наверняка в курсе.
Однако проводить вечер в компании бывшего унтера мне вовсе не улыбалось. Конечно, можно было снова овладеть и его памятью, и намерениями, чтобы он накрепко забыл обо всем, что, быть может, увидит и услышит. Будь мы на ничьей земле, я так и сделал бы. Но сейчас мы находились на его территории, где он выступал не в одиночку, а среди людей папы наверняка имелись и сенсы, которым под силу оказалось бы восстановить его стертые воспоминания, я вовсе не хотел преувеличивать своих возможностей. С другой же стороны, на предстоящий вечер у меня были намечены некоторые действия, которые мне хотелось осуществить без свидетелей. И по дороге домой (если только можно было назвать домом отведенные мне покои в пригороде), отдыхая на заднем сиденье скользуна, я составил план действий на весь остаток дня – и на часть ночи тоже, если мне понадобится дополнительное время.
Приехав, мы прямо из гаража поднялись на жилой этаж. В комнате, которую можно было бы назвать гостиной, унтер, даже не испросив разрешения, развалился в одном из кресел, как бы показывая, кто здесь настоящий хозяин, и закрыл глаза – наверное, чтобы посмотреть по своему мику какой-нибудь вариабль со стрельбой и любовью. Мне захотелось выяснить, как отложилась в его памяти наша первая встреча – на корабле, помнит ли он меня вообще, а также как далеко простираются его нынешние полномочия, и я проговорил:
– Может, приготовишь что-нибудь на ужин?
– Я вам не повар, – ответил он, не поднимая век. «Ну, ладно, – подумал я. – Придется заняться тобою всерьез, а то ты совсем обнаглел».
– В таком случае я пойду куда-нибудь – закусить и развлечься. А ты отдыхай спокойно.
– Вам выходить не велено, – откликнулся он, все так же не открывая глаз: наверное, действие, которое он сейчас смотрел, было увлекательным, и ему не хотелось отрываться от него.
– Я ухожу, – проговорил я, вставая. – И что ты мне сделаешь?
Тут он взглянул наконец на меня. И привычным движением выхватил из наплечника дистант:
– Сказано сидеть – значит, сиди!
– Что же ты – в меня стрелять будешь?
– И буду, – ответил он уверенно.
– А что тебе скажет папа?
– Скажет спасибо, – проговорил он, усмехнувшись. Я уже воздействовал на него, освобождая его сознание и память от наложенных другими запретов. Он не сознавал этого: мое давление было постепенным и мягким.
