Русская весна - Спинрад Норман Ричард (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
– Пожалуйста, Боб, разве ты не видишь, что мама и я...
– Занятия начинаются через неделю, – сказал Бобби. – Если мне нечем будет заплатить, придется взять товар у знакомых... – С этими словами Бобби повесил трубку.
Наконец поздней ночью в воскресенье раздался звонок отца.
– Все улажено, Боб, – сказал он устало. – Завтра я вышлю тебе деньги.
– Гей, пап! Это же здорово! Это просто здорово! – закричал Бобби. – Как тебе удалось уговорить маму? У тебя все в порядке, пап?
Молчание.
– Просто ужасно, – неожиданно сказал отец. – Мир потерял голову... Береги себя, Боб.
– Ну конечно, и ты тоже береги себя, пап!
Разговор закончился. Радость Бобби была омрачена смутным ощущением вины. В чем, он толком не знал.
Мрачное настроение Бобби рассеялось после завтрака. Он сходил в университет, заполнил бумаги, потом до обеда бродил по кампусу и, вернувшись домой, позвонил и Сандре, и Эйлин – сообщить приятную новость. Вечером выиграл целых сорок долларов в покер, а наутро получил на почте перевод. Заплатил за учебу, пообедал с Эйлин, переспал с ней, ночь провел с Сандрой Кордей – одним словом, после грустного разговора с отцом изрядно переключился. А спустя два дня Марла Вашингтон вручила ему письмо.
– Прямо из России!
Письмо от Франи – на конверте был изображен Университет имени Гагарина. Она никогда ему не писала, и Бобби подумал, что радости от этого послания будет, наверное, мало. И письмо оказалось хуже, чем он думал.
Дорогой Бобби!
Надеюсь, тебе хорошо в гринголенде, младший братец. Полагаю, тебя не очень волнует, как твой подлый шантаж сказался на родителях, но все же я напишу. Отец послал тебе деньги тайком от матери, понял? Жаль, ты не слышал, что было, когда он сказал ей об этом. Они кричали и ругались целый час. Это было ужасно. Они обзывали друг друга страшными словами. Мать назвала отца фашистом и гринго, а он сказал, что она путается с Ильей Пашиковым. И она тогда крикнула, что, наверное, так и надо сделать. Мама теперь спит на диване; когда я уезжала, они почти не разговаривали. Когда ты уговорил отца отпустить меня в Университет Гагарина, я решила, что ты человек порядочный. Я очень ошиблась, какая глупость! Ты ничем не лучше их всех, слышишь, Бобби-гринго! Ты разрушил брак матери и отца ради своих эгоистических целей. Точно так, как Вашингтон собирается уничтожить весь мир ради американской жадности и зависти.
Но ты ведь гордишься, что ты американец?
Привет Красному, Белому и Голубому.
Бобби в ярости выскочил из дому и галопом понесся в сторону Телеграф-авеню – он жаждал послать сестрице ответ и был уверен, что вот уже он знает – что! Он знает, что послать сестренке Фране! Половина лавок на Телеграф торговала «черной дрянью» [70] – он купил цветную открытку и, написав только адрес, бросил ее в почтовый ящик – поскорей, чтобы не передумать. И злорадно представил себе реакцию советского почтальона. На открытке был изображен медведь в сомбреро. Для недостаточно догадливых художник нарисовал на шляпе серп и молот. А медведя насиловал непристойный дядя Сэм.
Больше Франя ему не писала.
Через неделю после начала университетских занятий в Мехико произошел переворот. Еще через два дня поддерживаемый ЦРУ, откровенно марионеточный режим уступил Калифорнийский залив Соединенным Штатам в обмен на погашение мексиканского долга.
На следующий день в столицу Мексики вошли армейские части, верные законному правительству, и казнили предателей. Еще через день авианосцы США вошли в гавань Веракрус, самолеты морской авиации разбомбили город и его заняла морская пехота. С кораблей другой эскадры был высажен десант у Росарито, а две бронетанковые дивизии пересекли границу и заняли Тихуану. Еще одна группа кораблей блокировала тихоокеанское побережье Мексики.
...В Беркли гринго устроили по этому поводу пивной праздник. А в Малой Москве все сидели в гостиной у телевизора: шли репортажи с театра военных действий. Морская пехота подавляла последние очаги сопротивления в Веракрусе; десант на Росарито соединился с частями, взявшими Тихуану; президент США выступил с заявлением, уверяя, что США не имеют территориальных притязаний на континентальную часть Мексики. Президент Советского Союза осудил американский империализм, но ничего не пообещал. Европарламент принял бессмысленную резолюцию, осуждающую вторжение. Мексиканская армия, судя по всему, получила приказ частям рассредоточиться и начать партизанскую войну. Дело заканчивалось, лишь кое-где шла беспорядочная стрельба.
«А в Беркли, штат Калифорния...» – сказал диктор.
– Эй! – закричал Бобби. – Смотрите! Это же Телеграф-авеню!
Телекамера, установленная, наверное, на платформе автомобиля, движущегося по середине улицы, показывала тротуары, забитые пьяными. Судя по освещению, дело было часа два назад. Парни и девки размахивали пивными банками, кривлялись перед объективом, жгли на шестах мексиканские сомбреро. Из окон лавок и ресторанчиков торчали американские флаги. Разогретая пивом толпа распевала: «Боже, благослови Америку».
– Гордишься, что ты американец? – саркастически вопросил Клод.
«Эта мирная демонстрация по случаю победы была испорчена группкой агитаторов...»
– О черт, – простонал Нат Вольфовиц.
Телекамера показала молодых людей – десятка два, – несущих черный гроб и перевернутый американский флаг на бельевой веревке, натянутой между шестами.
«Нарушители порядка принадлежат, как полагают, к экстремистской марксистской группировке, известной под названием Американская Красная Армия...»
– Чушь! – закричала Марла. – Такой организации нет!
– Рассказывай им, рассказывай, – буркнул Вольфовиц.
В демонстрантов швыряли пивными банками. Какой-то тип в белой рубашке подскочил и плюнул в лицо девушке в первом ряду. Завязалась драка. Теперь телекамера продолжала съемку с другой точки.
«...И вынудивших патриотов Америки на решительные действия по спасению национального символа и защите его от поругания...»
Кадр сменился. Ведущий продолжал как ни в чем не бывало:
«В Нью-Йорке Лэнс Диксон принес победу “Нью-Йорк Янкиз” против “Бостон Ред Сокс” со счетом...»
– Обойдемся без идиотского счета, – сказал Джек, выключая телеэкран. Наступило молчание.
– Ну что, Бобби, – мрачно спросила Марла, – ты еще хочешь учиться в старом добром Беркли?
– Ты же можешь вернуться в Париж!..
– В самом деле, Бобби, не хочешь ли уехать?..
– И нас забрать?
Бобби с удивлением обнаружил, что все внимание сосредоточилось на нем. Даже Вольфовиц внимательно всматривался в его лицо.
– Что скажешь, малыш? – спросил он. – Хочешь сбросить карты и начать новую игру? В другом месте? Там ты будешь опытным игроком. Или остаешься новичком здесь?
От Бобби ждали ответа. Он один здесь мог выбирать.
Бобби вспомнил мучительные телефонные разговоры с родителями. Вспомнил злющее письмо Франи и посланную ей хамскую открытку. Заваруху у американского посольства в Париже. Вспомнил упрек матери: «И в такой стране ты хочешь жить, Роберт?» – спросила она тогда. «Нет, мам. Я хочу жить в Беркли, где люди намерены с этим бороться, – ответил он. – Я не могу оставить Америку тем, другим...»
И он ответил Вольфовицу:
– Можешь называть меня новичком, Нат. Потому что я остаюсь. Я жалею, что меня не было там, на демонстрации, с флагом.
– Чтобы мы видели, как тебе отбивают печенку?
– Кто-то должен идти и на это. Гринго опозорили наш флаг; те, кто вышел с ним на Телеграф-авеню, хотят отмыть его от грязи. Они хотят, чтобы нашим флагом опять можно было гордиться. Они показали всему миру, что еще есть настоящие американцы!
– Пришло время отчаянных поступков? – иронически заметил Вольфовиц, но глаза его глядели серьезно.
– Слушай, Нат, – сказал Бобби, глядя ему в лицо. – С нами ведут грязную игру. Но у нас нет другой колоды, и надо принимать вызов...
70
Имеется в виду торговля нарочито неаппетитными открытками, игрушками и т.п., распространенная в США.
