Сборник "Лучшее". Компиляция. Книги 1-9 - Казанцев Александр Петрович (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Забавно, что этим воспользовался… ты знаешь кто? Верейский! Сергей Александрович! Он вдруг заявил, что по возрасту уже не подходит к нашей группе, и наотрез отказался ехать в Среднюю Азию. Я сочла это предательством и высказала ему все, что о нем думаю. А он безропотно соглашался со мной. Да, конечно, он не может и не собирается расстаться с Москвой. Он коренной москвич, урбанист, и романтика комсомольских строек не для него. Да, он не может обойтись без ипподрома с тотализатором, даже если я заменю в песках скаковых лошадей верблюдами. Да, он не собирается бросать своих учеников (и уж, конечно, учениц!) и не оставит своей тренерской работы по шахматам.
Словом, он не намерен отказываться от привычного уклада жизни!
Он весь в этом, Сергей Александрович Верейский, умница, игрок и дамский угодник. И даже в этом он согласился со мной, не снисходя до спора с дамой.
Сам папа не смог его убедить. В ответ на отцовские аргументы он спросил папу, почему тот не оставит, хотя бы временно, свои пост в министерстве и не возглавит стройку вместо неопытного инженера Куликова? Каков? Папа ответил, что готов был это сделать, да министр но отпустит. Мама очень рассердилась, обвинила Сергея Александровича в том, что он подпевает всяким интриганам, которые обвиняют папу в якобы барских замашках.
И папе вовсе не следует по совету Верейского испытывать судьбу — вдруг возьмут и пошлют в пустыню! А как быть с московской квартирой? Да и Костя обидится…
Итак, тридцать витязей прекрасных обоего пола и с ними дядька Черномор отправились в Высокие Пески ставить стоймя сказочный «тещин язык», о котором я когда-то из озорства вспомнила при Косте, не представляя, куда это меня занесет.
Как выглядели Высокие Пески, я тебе уже написала. Никогда не забуду их с разостланной по барханам ярко-синей оболочкой нашей трубы. Ее укладывали, как укладывают парашюты.
Это целое искусство! Руководил этим сам Иван Тимофеевич, который, к нашему счастью, еще до армии был мастером парашютного спорта.
Девчата все охали и ахали по поводу того, как хороша и прочна гладкая синтетическая материя оболочки и сколько из нее можно было бы сшить брючных костюмов. Но сейчас эта материя была сшита в виде одной километровой брючины («по Маяковскому», как острили ребята, вспоминая его «Облако в штанах»).
«Брючину» через равные отрезки длины перехватывали легкие обручи, чтобы препятствовать смятию трубы наружным воздухом из-за падения давления внутри трубы, вызванного, по законам газодинамики, скоростным потоком. Эти же обручи служили и для строп, через которые плавающие в воздушном потоке поплавки поддерживали трубу.
Оболочку трубы тщательно уложили, чтобы обручи и поплавки не перепутались, не зацепились бы друг за друга.
Сейчас мы должны были получить результат без предварительного опыта. Собственно, вся наша стройка была опытная.
Никто не поднимал в небо километровых труб. Никто не мор сказать, как все произойдет. Надо было пробовать.
Для подъема трубы прилетел вертолет с веселым летчиком, коротеньким крепышом, который ходил, расправив плечи и расставив руки, как борец на параде, сыпал прибаутками и всех веселил.
Однако именно с ним связан самый черный день нашей эпопеи.
Я поначалу жалела, что мама с Никитенком не успели приехать ко дню подъема трубы, но потом была даже рада.
По мере подъема вертолет все уменьшался, а от него вниз тянулась синяя лента. Это я настояла, чтобы материал трубы был цвета южного неба. Или, ты думаешь, надо было другого, контрастного, цвета, например оранжевого?
Синяя змея у нас на глазах продолжала вздыматься с песков и тянулась в небо. Там она исчезла. Но труба не оторвалась, а просто растворилась в синеве.
Своим нижним концом труба соединялась с моей «избушкой на курьих ножках» — это я так назвала подведомственную мне электростанцию, состоящую всего лишь из одной ветротурбины и сидящего на одном с ней валу электрогенератора. Под полом «избушки» была всасывающая воронка, принимавшая нагретый в пустыне воздух.
Настала самая торжественная минута. Надо было запустить ветротурбину, зажечь первую электрическую лампочку «от Солнца». Я махнула косынкой, давая условный знак. Но лампочка над входом в электростанцию не зажглась.
Мы побежали к «избушке на курьих ножках», чтобы выяснить, в чем дело.
Турбина не вращалась, потому что никакой тяги в трубе не было. Все мы стояли как в воду опущенные, боясь смотреть друг на друга.
Но Костя вдруг ударил себя по лбу:
— Идиот! Какой же я идиот! Иначе и быть не могло!
Я не сразу его поняла, но потом сообразила, что столб воздуха в трубе был совершенно такой же, как и снаружи, нисколько не более нагретый. Теплый воздух еще не заполнил трубы.
Вертолетчик запрашивал сверху по радио, может ли он отпустить трубу. Она мешком повалилась бы на землю!
Комсомольцы, поняв, в чем дело, наперебой предлагали кто что. Одни — разжечь под приемной воронкой огромный костер и таким образом заполнить трубу теплым воздухом, создать в ней первоначальную тягу, как создают ее в печке. Потом горячий воздух пустыни сам обеспечит устойчивую тягу. Другие для той же цели предлагали временно превратить турбину в «вентилятор», закрутив ее от дизеля.
Но Костя решил по-иному. Он приказал вертолетчику опустить трубу на землю. Эксперимент продолжался.
Когда синяя змея снова улеглась на барханы, все мы бросились к вертолету, вернее, к верхней части трубы. Нужно было установить там заглушку, но не раньше, чем труба заполнится горячим приземным воздухом, прогреется под лучами солнца.
Пришлось отложить подъем на сутки, чтобы поднять трубу в небо уже заполненную горячим воздухом, И хорошо, что отложили на сутки: успела приехать мама с Никитенком! Наступил один из самых радостных дней нашей с Костей жизни. Замечательно, когда с любимым человеком тебя связывает не только чувство, ребенок, семья, но и работа, искания, огорчения, победа!
Вертолет снова приготовился к взлету. Он походил на огромную стрекозу, и Никитенок был в восторге, бегал по песку и махал ручонками.
Время летит. Скоро он пойдет в детский сад, а давно ли только таращил своп удивленные глазенки! У него мягкие локоны, и я готова была плакать, когда подрезала их.
И вертолет снова осторожненько поднял трубу в небо.
Какая же радость обуяла всех нас — и «витязей» и Черномора, когда труба уже не бессильно повисла над «избушкой», как в первый раз, а готова была задышать, зажить собственной жизнью!
Летчик по радио сообщил, что снял с верхней части трубы «заглушку» и воздух снизу устремился в трубу. Желанная тяга появилась! Горячий воздух пустыни вертикальным ветром подхватил наши поплавки, натянул стропы, прикрепленные к обручам, и синяя труба уперлась в южное небо, сливаясь с ним, натянутая, как струнка!
И тут мы увидели, что «стрекоза» спускается. Труба же стояла сама по себе, исполинский стебель невиданного растения, выдуманного моим Костей!
Это была победа!
Мы переглянулись с Костей, я дала условный знак первому дежурному машинного зала — им была дочка Ивана Тимофеевича Люда, — и над входом в «избушку» вспыхнула сигнальная лампочка. Ее свет был едва различим в яркий, солнечный день.
Но это была первая электрическая лампочка, зажженная здесь энергией Солнца пустыни.
Что тут было, Катя!
Началась вакханалия. Ребята превратились в исступленных дикарей на празднике огня. Они выплясывали, прыгали, кувыркались через голову, хохотали, падали, снова вскакивали, кружились. Ты, конечно, догадываешься, что я не отставала от них.
И, пожалуй, была среди них главной жрицей, вакханкой, «бестией», как сказала наблюдавшая этот «шабаш» мама.
Я схватила Костю за руки, и мы кружились как дети.
Один только дядька Черномор стоял в стороне, улыбаясь в усы.
Так и запомнился мне этот день, «день кружения». Кружилось колесо ветротурбины (на этот раз завергелось-таки!), кружились и все мы, строители ветростанции «ВП» (Высоких Песков).
