Фантастика 2006. Выпуск 2 - Лукьяненко Сергей Васильевич (читать книги TXT) 📗
Кузьмину остро захотелось выйти из машины и окунуться в мокрый лес.
— Останови.
Настя произнесла это слово едва слышно, но таким тоном, что Витя ударил по тормозам как при аварии. Машина жалобно взвизгнула, зарылась носом в тонкий слой песка на обочине, дернула задом вверх, отчего Кузьмин чуть не вылетел на передние сиденья.
Он распахнул дверцу, шагнул наружу. Спустился в кювет. Шлепая по жидкой грязи, пер вперед — к бледно-зеленой поросли на больной опушке. Лужа в кювете оказалась неожиданно грубокой, выше колена, но Кузьмина это не остановило. Он хотел пообщаться с деревьями. Со скрюченными березами, с лысыми соснами, лишь на самой верхушке оперенными редкими пучками хвои. Ногу засосало, Кузьмин с матом ее выдернул, неприлично чвакнув туфлей. И стал карабкаться по противоположной стороне канавы, в глубине души радуясь, что вымарал брюки почти до паха.
Деревья были. Они ему не приснились. Как хорошо, подумал Кузьмин, что даже сосны, эти скоропалительно умирающие представители растительного мира, живут двести лет. И ведь не беспокоит их малый срок жизни. А могли бы придумать за эпохи своей, древесной цивилизации, средство от смерти. Слабые здесь гибнут от нехватки солнечного света, их тела гниют и идут в пищу выжившим. Все просто. А могло быть сложно. Сильные растения могли бы забирать не только перегной, но и саму несложившуюся жизнь собратьев, прибавляя несостоявшийся срок к своему. Но ведь не прибавляют. Другая у них, деревьев, этика. Не то, что у людей.
— Чего пришла? — грубо спросил Кузьмин.
— Ты подумал, что я красивая, — ответила Настя.
Он не слышал ее шагов. Почувствовал, что стоит за спиной, пожирая его лопатки пламенным взором. Не таким, какой бывает у сексуально озабоченных женщин. Настя уже не была женщиной. И хотела она чего-то другого.
Обернулся. Смерил взглядом. Подол ее длинной юбки был сухим, к изящным туфелькам не прилипло ни травинки, ни кусочка грязи. Будто она по воздуху прилетела, а не через ту же канаву перебиралась, что и Кузьмин. И почему его это нисколько не удивило? За пятнадцать минут, проведенных им вне машины, Настя еще немного изменилась. Лицо ее приобрело иконописные черты. Вот только в салоне не было заметно того, что вылезло наружу в зеленоватом отствете от живой листвы.
Лицо Насти принадлежало мертвецу.
Нет, самый придирчивый ценитель не отыскал бы в нем ни характерной восковой желтизны, ни мутной пленки на ярких глазах, ни общей стылости. Просто если раньше от Насти веяло генитальной живостью девочки для ночных утех, то сейчас она выставляла напоказ полное свое равнодушие к земным страстям. К страстям и к людям, им поддающимся. Вот это ее и отличало от нечеловеческих и таких людских икон — те жалеют и сочувствуют, а Настя презирала. Сверхчеловеку не подобает заботиться о червях. Сверхчеловек рождается червем, чтобы вылупиться бабочкой.
И если б все ограничивалось этим, Кузьмин не чувствовал бы себя такой сволочью. Но ведь бабочка вылупилась хищная. И для того, чтобы летать, ей требовалась жизнь червей. Это их предназначение — служить топливом для моих устремлений, будто говорила бабочка. И ждала одобрения от Кузьмина.
— Дерьмо ты, — сказал ей Кузьмин. — Паразитка. Я тебя сделал, и я лучше знаю, чего стоит эта твоя сверхчеловечность. Ты ж загнешься без новых инъекций. А новая инъекция — это чужая загубленная жизнь. Можно сколько угодно говорить о древней возвышенной расе вампиров, об их культуре и знаниях, только не надо забывать: люди без них обойдутся, а вампиры без людей — хрен. И ты не лучше.
— Я не вампир, — возразила Настя. — Ты это знаешь.
Она смутилась как девочка перед любимым учителем. Смутилась непритворно, Кузьмин это почувствовал.
— Я просто не знаю, как сделать, чтобы мне больше не требовалась подпитка. Объясни. Хотя я не понимаю, о каких загубленных жизнях ты говоришь. Первая инъекция никого не убила. Вторая ни у кого не отбирала жизнь. Или ты хочешь сказать, что растительное существование того бомжа достойно считаться жизнью? Не-ет.
— А твое существование — не растительное?
— Нет. Я учусь. И скоро пойму, в чем мое предназначение.
— А у твоего Вити? Что такого полезного сделал человечеству бандит? — распалялся Кузьмин.
Настя улыбнулась:
— Вот ты сам все и понял. Ничего он не сделал. Хотя он помог мне стать мной. Я умею быть благодарной, в отличие от людей. Потому я не буду подталкивать его к смерти. Он останется жить. Но будет мне служить. Это ведь тоже — миссия.
Кузьмин остыл.
— На Земле несколько миллиардов людей, — спокойно говорила Настя. — Из них реальную пользу приносят едва ли десять миллионов. Остальные просто биомасса, котел, в котором варится бульон для ценных членов общества. И в котором же нарождаются новые люди. Такие, как я. И как ты.
Кузьмин прищурился. Настя впервые за недели, минувшие после ее возрождения, рассмеялась:
— Ты такой же, как я! Я знаю, я умею отличать тех, кого имморталин переродит. Ты — высший. Сделай себе инъекцию — и все поймешь.
Кузьмин молча повернулся и пошел обратно. К машине, в которой угрюмо курил Витя. Будущий слуга будущей сверхлюдины. Домашний любимец, которого будут бить хлыстиком за невовремя поданные тапочки и поощрять колбаской за охрану драгоценного тела.
Шуршал дождь за окном. Шуршали шины по асфальту. Музыки, которую обожал Витя, и которую терпеть не мог Кузьмин, не было. Ехали молча, хотя несказанных слов у всех накопилось много. Но каждый из троих уже понял: это не те слова, которые нужно произносить. Стоит им прозвучать — и даже иллюзии прежней жизни не останется. Лучше уж сделать вид, что ничего не понимаешь. Глядишь, удастся сойти с ума на пару недель позже.
Витя свернул на боковую двухполосную дорогу. Через минуту показались ворота. Витя пошарил в кармане, вынул брелок сигнализации, высунул его в приоткрытое окно. Ворота мягко распахнулись, пропуская автомобиль.
Судя по тому, что особняк отстоял от ограды минимум на полкилометра, его хозяин давно забыл, сколько у него банковских счетов. Кузьмин расстроился: надеялся, что удастся сыграть на жадности заказчика.
У подъезда Витя высадил Кузьмина и Настю. Сам остался в машине, как положено шоферу. Кузьмин искоса глянул на него: вряд ли Вите нравилось происходящее, но свое недовольство скрывать уже научился. Господи, ужаснулся Кузьмин, что ж с ним сделала эта сука?!
— Ничего, — ответила Настя. — Он понятливый. Наказывать не надо.
На заднем сиденье от промокших брюк Кузьмина осталось темное неопрятное пятно. Он усмехнулся, представив, какие глаза будут у лакея, когда долгожданный гость явится пред светлые очи хозяина в таком виде.
— Если посмеет вести себя неправильно, Николай его уволит, — сказала Настя. — Ты из нас, ты выше всех правил.
— Слушай, ты заманала уже мысли читать! — взорвался Кузьмин. — Заруби на своем пластилиновом носу: если я захочу с тобой поговорить — скажу вслух! Ясно?!
— Хорошо, я больше не буду, — быстро согласилась Настя.
Она оказалась права: ливрейный мужчина сделал вид, что Кузьмин в наглаженном смокинге. Открыл дверь, проводил до лестницы, дождался Настиного «Дальше мы сами» и исчез.
Кузьмин шагал по ступенькам и мягким коврам. Настя семенила чуть позади, как вышколенная секретарша. Кузьмин не договаривался об этой встрече. Мог бы по дороге выспросить у Вити, только зачем? Чтобы услышать именно то, чего он боялся больше всего?
Не страшно, если заказчик попросит дозу имморталина для себя одного. Не страшно, если он попросит обессмертить все его драгоценное семейство. Но ведь он предложит создать большой проект… Хуже всего, что именно так оно и будет. Потому что для Кузьмина это тупик, из которого нельзя выйти, даже откатившись назад.
За несколько шагов до гостеприимно приоткрытой двери кабинета Кузьмин знал уже все — что ему предложат, как, на каких условиях. И заказчики будут терпеть все выходки изобретателя, его хамство, его оскорбления — лишь бы уговорить на дикий в своей простоте замысел. А Кузьмин не сможет отказаться. Потому что он тоже человек.
