Час Предназначения - Гарднер Джеймс Алан (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Коридор закончился большим залом, залитым мрачным серо-голубым светом электрических ламп-трубок. Затаив дыхание, я прижался к стене, стараясь остаться незамеченным, но глаза не наблюдали никакого движения, звуки также не доносились. Постояв с минуту, я осторожно двинулся вперед.
По размерам помещение оказалось не меньше центральной площади Тобер-Коува… и все оно было заполнено стеклянными гробами.
Разбитыми гробами с мертвыми телами.
Я подошел к ближайшему. На моих глазах выступили слезы – Урго, несчастный Урго! Похоже, он мирно спал внутри гроба, пока кто-то не разбил стекло. Прежде чем мальчик успел проснуться, убийца перерезал ему горло одним из осколков стекла – вверх, поперек и вниз. Вся внутренность гроба была залита кровью.
Это сделала Стек. Моя мать. А затем она направилась дальше, к следующему гробу.
Торн, один из наших шумных соседей, живших в хижине рядом с нашей. В последний год она была женщиной, но передо мной лежало ее мужское тело – убитое, так же как и Урго, залитое кровью, собравшейся в лужу на дне гроба.
Дальше – Чум, любовник Торн. Мужское тело. Мертвое.
А в следующем гробу… В следующем…
– О, Каппи… – прошептал я.
Каппи, мужчина-Каппи, в луже собственной крови.
«Она должна была выбрать мужское Предназначение, – подумал я. – У нее были обожжены руки, и ей ничего не оставалось, кроме как стать мужчиной». Но эта ее половинка была мертва.
Я потянулся через разбитое стекло и дотронулся до его щеки. Мне вдруг пришло в голову, что я никогда не прикасался к ней таким образом – я-мужчина и она-мужчина.
– Каппи…
Тело уже начинало остывать.
Я с трудом заставил себя отойти от гроба. Больше я ничего не мог сделать – лишь запомнить как следует, за что должна умереть Стек.
Каппи спал, точно так же, как спали все наши души в Гнездовье, когда в них не было необходимости. Тело его было обнажено, и, приглядевшись внимательнее, я увидел тоненькие трубочки и провода, тянувшиеся снизу гроба и опутывавшие все тело Каппи, с головы до пят. «Питание», – подумал я. Птица приносит пищу своим птенцам; и здесь, в Гнездовье, боги тоже снабжали тоберов пищей, пока те спали. Пищей, водой, всем, в чем могло нуждаться тело…
Но гробы были слишком хрупки, чтобы противостоять убийце. Я представил себе, как Стек, одетая в доспехи Рашида, колотит бронированным кулаком по стеклу, а затем перерезает осколком горло – горло Каппи.
Я перешел к другому гробу. В помещении их были десятки, расположенных рядами: в первом ряду самые старшие из нашего поколения, Каппи и девятнадцатилетние; во втором – восемнадцатилетние, сплошь мужские тела; следующий ряд – семнадцатилетние…
О боги…
Я бросился бежать – мимо подростков, мимо детей, к гробам в дальнем конце зала. К самым младшим.
Ваггерт. Он в первый раз побывал в Гнездовье.
И в последний.
Стек убила его так же, как и остальных, – своего собственного внука. Она пробилась к его беззащитному маленькому тельцу и зарезала его, разбрызгав вокруг кровь.
Схватив «беретту», я начал колотить рукояткой по гробу, пока не проделал достаточно большую дыру для того, чтобы вытащить тело сына. Я поднял его, и младенец безжизненно обмяк у меня на руках.
В последний раз, когда я видел его живым, он радостно блеял: «Бе-е-е!»
Я прижался лицом к его голенькому животику и заплакал.
Потом я снова положил Ваггерта в гроб – лучшего места все равно бы не нашлось.
Я потратил время на то, чтобы проверить все остальные гробы в зале. Возможно, Стек кого-то пропустила; возможно, какой-то удар оказался не смертельным и кто-то из детей был еще жив.
Но все они были мертвы – мужские сущности всех детей Тобер-Коува. Олимбарг. Другие братья Каппи. Даже у мужской половинки Ивис было перерезано горло, точно так же как Дорр перерезала горло ее отцу.
Все были мертвы.
Я судорожно вздохнул. Я был единственным мужчиной, кого Стек оставила в живых. Она так любила своего мальчика… но любовь ее не распространялась на Ваггерта.
Будь ты проклята! О боги, накажите ее!
Ничего не произошло. Здесь, в обители богов, они позволили случиться подобному – и ничего не сделали, чтобы этому помешать.
Напротив двери, через которую я вошел, была другая, вернее, проход в другой неосвещенный коридор. Я не сразу решился туда пойти, так как уже подозревал, что именно там найду. Но единственной альтернативой было оставаться здесь, в безмолвном кровавом зале, в одном конце которого лежал Каппи, а в другом – Ваггерт.
Нет. Вперед.
Второй коридор оказался не столь длинным, как первый. Едва войдя в него, я увидел, что он тоже ведет в следующий зал, так же как и первый, заполненный стеклянными гробами. Я с трудом передвигал ноги, готовясь к страшному зрелищу.
Наши мертвые женские половинки.
И снова ближе всех ко входу оказалась Урго – ладно сложенная, с веснушками на кремового цвета коже… Только веснушки теперь перемешались с пятнами крови, выплеснувшейся из ее горла.
Одна из рук Урго лежала на ее обнаженном животе – животе, в котором только что начала зарождаться жизнь ребенка Господина Ворона. Ребенка, который теперь никогда не родится. Урго зря потерял время, «слегка практикуясь», когда решил позаботиться о Ваггерте.
Бедный Урго. Бедный Ваггерт.
На этот раз я направился прямо в дальний конец зала, к гробу, стоявшему на том же месте, что и тот, где лежал мой сын. В нем оказалась маленькая девочка – прекрасная малышка с нежной кожей и мягкими темными кудряшками, которые теперь никто уже никогда не подстрижет. Я протянул руку через разбитое стекло, собираясь откинуть волосы с ее лба.
Лишь одно прикосновение. Мне очень этого хотелось. Но я не стал ее трогать.
Я методично обследовал помещение в поисках хоть каких-то признаков жизни. Годовалые, двухлетние – все мертвы. Совсем недавно я видел их на пристани в Тобер-Коуве. Ивис, Олимбарг, все остальные…
Каппи…
И Каппи тоже. Ее хорошо знакомое тело… тело, с которым я столь часто занимался любовью… весной, когда мне было пятнадцать, она лишила меня девственности, а следующим летом я лишил девственности ее…
Но руки ее были обуглены… и я столько раз ее предавал. Не знаю, почему мне показалось, будто это как-то связано – обожженные руки и предательство.
Я хотел наклониться и поцеловать ее, но для этого нужно было разбить стекло дальше. К тому же я не был уверен, имею ли я право поцеловать ее еще хотя бы раз.
Рядом с гробом Каппи стоял еще один гроб, на месте которого в другом зале ничего не было. Крышка гроба была цела. Внутри я увидел себя. Я все еще дышала.
Моя женская половинка была жива. Стек не хватило мужества убить меня.
Снова подняв пистолет, я начал стучать рукояткой по стеклу – очень осторожно, чтобы не поранить ее. Сначала появилось отверстие чуть выше ног, от которого во все стороны пошли трещины. Я продолжал постукивать по стеклу, стараясь его не разбить и пытаясь приподнять крышку снизу рукой. Я с трудом заставлял себя не спешить, но в конце концов мне удалось полностью освободить крышку и снять ее.
– Проснись. – Я осторожно дотронулся до щеки девушки.
Кожа была теплой и мягкой – я помнил, как часто меня возбуждало и опьяняло прикосновение к собственной коже. Несколько мгновений я смотрел, не в силах отвести взгляда – мое собственное обнаженное тело, мои собственные груди, бедра, ноги…
– Кошмар, – пробормотал я и положил руки ей на плечи – теплые, обнаженные плечи, – затем слегка встряхнул. – Просыпайся. Давай же просыпайся.
Веки ее дрогнули, затем поднялись. Она слабо улыбнулась, затем протянула руку и коснулась моих губ.
– Каппи права. По твоему лицу все сразу видно.
Провода и трубки отпали от ее тела, как только она села в гробу, не оставив никаких следов.
