Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо - Лукьяненко Сергей Васильевич (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
– Богохульник.
– Скептик. Ярослав, такой мир стал бы кошмаром.
– Не уверен. Скажем так: были в истории личности, которые становились подобной душой цивилизации. Пусть даже не всей, их ограничивала общая отсталость мира…
– Угу. На Христа сошлись. Общая отсталость… хм. Слава! – Скицин перегнулся через столик, поводил пальцем. – Я в одной статье прекрасный пример вычитал… Помнишь историю про доктора Джекила и мистера Хайда?
– Ну.
– Что совершил страшный и жуткий Хайд, воплотивший для Стивенсона все мыслимые пороки души человеческой?
– Убил кого-то.
– Да. Убил. А еще пнул ребенка. Тебе не кажется показательным, что хорошему писателю и великолепному фантазеру Стивенсону даже в голову не пришло, что его мерзкий Хайд может ребенка убить? Чем дальше развивается цивилизация, чем выше ее нормальный моральный уровень со всяческой заботой об экологии, простуженных китах, бездомных кошечках и прочих стареньких бабушках, тем чудовищнее становится противоположный полюс. Допустимое зло. Представимое зло! Да, люди в целом становятся лучше, чище, милосерднее. Но – как расплата за эту принятую всеми мораль, за декларируемые ценности и заповеди – растет темный клубок, прячущийся в душе. Есть у меня коллега, очень хорошая девушка. Как-то мы с ней общались на сходную тему… и я спрашиваю: «За какую сумму ты бы могла убить человека?» Ну, пообсуждали кандидатуру, сошлись на мне самом как индивидууме приятном и симпатичном. Она меня в миллион долларов оценила. В общем, даже приятно стало, киллеры и за десятую долю процента этой суммы работают… Потом обсудили вопрос с убийством невинного ребенка. Ну, тут, кажется, она больше бы попросила. Но! Ты понимаешь – все допустимо для современного человека! Все! За самые заурядные баксы, которые она в общем-то умеет зарабатывать! Куда до нас инквизиции и гестапо! Им хоть приходилось оправдываться перед собой – это, мол, еретики, а это недочеловеки. Нам же никаких оправданий не надо, только цену назови! Для того чтобы сделать маленький персональный рай и потешить неудовлетворенные мечты. А если перед тобой не мешок с капустой будет лежать, а власть над миром… Славик! Все станет допустимо! Все! Без ограничений!
Скицин перевел дыхание. Встал, откинул дверцу бара, задумчиво посмотрел на бутылки. Негромко сказал:
– Вот почему я надеюсь, что никто и никогда не даст мне… или тебе… возможности творить добро в мировом масштабе. Счастье для всех… И пусть ни один обиженный не уйдет…
5
Как тихо и хорошо…
Анна держала Марию за руку. Они шли по саду, и никого, никого не было вокруг.
– Мы как две сестры, – сказала Анна. – Правда?
Мария кивнула рассеянно и задумчиво. Что-то ее угнетало, и Анну ее печаль мучила больше, чем любая своя беда.
– Может быть, мы не будем сегодня… встречаться с ними?
– Нет. – Мария строго посмотрела ей в глаза. – Нельзя уходить от судьбы.
– Хороший день, – жалобно сказала Анна. – Они ведь не здесь встретятся, да?
– Они придут сюда. Посланника Тьмы ранят, он будет убегать. Он уже убегает, а Шедченко идет следом. – Мария остановилась, обняла ее за плечи, привлекла к себе. – Анна, нам надо сделать выбор…
– Какой?
– Очень много врагов, Анна. Мы можем победить… можем их убить. Но есть и другой выход, сестра.
– Я понимаю. – Анна кивнула. – Но… он так нас ненавидит.
– Шедченко не способен любить. Он не захочет прощения и света.
– Не понимаю, – тихо ответила Анна.
– Ты поймешь, – пообещала Мария.
Не было сил. Карамазов все-таки остановился, перетянул раненую руку, но крови было потеряно слишком много.
Его клонило в сон, словно после самой напряженной тренировки. Сможет ли полковник его догнать, выследить… ведь и ему приходится остерегаться милиции…
Все едино. Даже если сад не оцеплен, если он сможет выйти и поймать машину… нет, чушь. Никто не возьмет окровавленного человека.
От тоски и бессилия хотелось кричать. Илья уже не бежал, шел, в глазах темнело. Потом он увидел девушек и остановился.
Посланница Добра.
Все-таки и остальные решили вмешаться…
Илья поднял «стечкин» и оскалился в горькой улыбке. Как бы там ни было, часть задания он выполнит.
Посланница медленно пошла к нему. Следом, чуть отставая, явно напуганная, двинулась девушка-прототип.
– Ты умираешь, – сказала Посланница. Без того напора и убеждения, без той веры, что была ее оружием. Просто констатируя факт.
– Может быть. – Илья сделал шаг, прислонился к дереву. Снова улыбнулся. – Но ведь не один!
– Я могу спасти тебя.
Это было сказано просто, слишком просто для обмана. Опять-таки – только факт.
– Что это даст мне? – Илья повел стволом. – Стой. Ближе… нельзя.
Посланница остановилась.
– Жизнь. Прощение.
– Я ни в чем не виновен.
– Знаю. Ты сам жертва, Илья. И я могу дать тебе прощение… прощение и жизнь, новое служение.
– Я уже служу!
– Не все ли равно для тебя, кому служить?
– Нет. Не все равно. Я несу миру свободу… право каждого – быть собой. Не зависеть… от догм. Ты…
– Что ты знаешь обо мне? – Девушка села на корточки, зачерпнула ладонью мокрую листву. – Сядь, тебе тяжело…
– Я помню твои визиты…
– Помнишь ли, Илья? – Девушка смотрела с иронией, с насмешкой… Все они насмехаются. Но почему-то не было привычной ярости…
– Да! «Возлюбите друг друга», «простите друг друга», «повинуйтесь заповедям моим»… – Карамазов засмеялся. – «Не убий», «не прелюбодействуй»… Почему так много «не»? Где они, твои заповеди, а? Их чтут… словно музейный хлам. Кто верит в них, в твои законы?
– Кто сказал тебе, что они – мои?
Карамазов замолчал.
– Было время той доброты. Настало время иной.
– В чем разница?
– Я не даю скрижалей. Я несу свободу… свободу добра и милосердия. Свет новой доброты, которой жаждет мир. – Посланница Добра протянула руку, коснулась его щеки. – Приди к ней, к моей вере. К моему добру. К моей любви.
Илья потряс головой. Все сильнее и сильнее туман в глазах… Не тьма – туман… серость, красочная бесцветность.
– Ты обманываешь, – сказал он. – Обманываешь!
– Зачем? Правда – мое оружие. Правда лучше лжи, Илья. Она убедительнее.
– Ты хочешь законов… правил… рамок…
– Зачем? Моя любовь не знает границ. Мое милосердие прощает всех. Моя доброта не делает различий между невинным младенцем и тобой. Ни различий, ни снисхождений.
Девушка наклонилась к Илье, отстраняя оружие, заглядывая в глаза. Карамазов вздрогнул от прикосновения.
– Дурачок… – прошептала она. – Ни тебе, ни мне не победить в одиночку. Мы крайности… мы пугаем людей… Только вместе, только соединившись, мы дадим миру истину. Новую Доброту и новую Свободу.
– Так кто же из нас победит?
– Ни ты и ни я. Тьма твоя станет Светом, и Свет мой проникнет во Тьму. Зачем ненавидеть, когда можно любить? Мы дадим миру его… подлинного хозяина и Посланника. И он сотрет границу между Светом и Тьмой, принесет такую любовь и свободу, которую они жаждут.
– Я не смогу, – прошептал Илья. Признаться было страшно, но он все же закончил: – Я… никогда не мог…
– Со мной ты сможешь. – В глазах Посланницы было обещание. – Не бойся. Вместе мы можем все.
Илья прикрыл веки. Прошептал:
– Но я умираю.
– Я спасу тебя.
6
Аркадий Львович шел впереди. Кирилл вдруг подумал, что Посланник Знания похож на старую охотничью собаку, отчаянно пытающуюся взять след.
Сад был слишком большой. Удивительно безлюдный для неожиданно погожего дня. Что они тут ищут? Убийца давно уже скрылся, растворился в городских улицах.
– Кирилл, – тронул его руку Визитер. – Не думай так.
Мальчик не повернулся к нему. Они продолжали идти за Визардом, двое подростков в осенней тишине. Только Аркадий Львович шаркал ногами… он ведь устал не меньше их.
