Сами боги - Азимов Айзек (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
– Но как вы осуществляете зондирование?
Денисон ответил после краткого молчания.
– Все это мне объяснить трудно. Связующим звеном сильного ядерного взаимодействия являются пионы. Интенсивность взаимодействия зависит от массы пионов, а массу эту в некоторых специфических условиях можно изменить. Лунные физики разработали пионотрон – прибор, который позволяет создать необходимые условия. Стоит уменьшить или увеличить массу пиона, и он становится частью какой-то другой вселенной – входом в нее, пограничным пунктом. Если снизить массу до соответствующей степени, пион окажется частью космовселенной, чего мы и добиваемся.
– И можно всасывать вещество из… из космовселенной? – спросил Готтштейн.
– Ну это-то просто. С появлением входа вещество начинает просачиваться к нам само. В этот момент оно подчиняется собственным законам и сохраняет устойчивость. Затем на него постепенно начинают действовать законы нашей вселенной, сильное ядерное взаимодействие становится в нем более интенсивным, происходит ядерное слияние и высвобождается огромное количество энергии.
– Но если оно сверхплотно, то почему не расширяется мгновенно и не исчезает?
– Даже это дало бы энергию. Но тут большую роль играет электромагнитное поле, и в данном случае поле битвы остается за сильным ядерным взаимодействием, так как мы контролируем электромагнитное поле. Но, чтобы объяснить это более или менее научно, мне потребуется очень много времени.
– Значит, светящийся шар, который я видел на поверхности, не что иное, как космовещество, в котором началось слияние ядер?
– Совершенно верно.
– И эту энергию можно использовать для полезных целей?
– Конечно. И в неограниченных количествах. Ведь вы наблюдали появление в нашей вселенной всего лишь микромикрограмма космовещества. А теоретически его можно получать хоть тоннами.
– Так, значит, мы можем теперь отказаться от Электронного Насоса?
Денисон покачал головой.
– Нет. Использование космоэнергии также меняет свойства вселенной. По мере обмена физическими законами сильное ядерное взаимодействие постепенно становится все более интенсивным в космовселенной и все менее интенсивным – в нашей. В результате скорость ядерного слияния в космическом яйце нарастает, и оно нагревается. И в конце концов…
– И в конце концов, – подхватил Готтштейн, задумчиво прищурившись и скрестив руки на груди, – происходит Большой Взрыв.
– Вот именно.
– По-вашему, как раз это произошло в нашей вселенной десять миллиардов лет назад?
– Кто знает? Космогонисты все еще ломают головы над тем, почему космическое яйцо взорвалось тогда, когда оно взорвалось, а не раньше и не позже. Одно из предложенных объяснений предполагало существование пульсирующей вселенной, в котором космическое яйцо взрывается, едва образовавшись. Гипотеза эта была отвергнута, и, по последним предположениям, космическое яйцо существует значительный отрезок времени, а затем по неизвестным причинам утрачивает устойчивость.
– И, возможно, это происходит потому, что его энергию начинает заимствовать другая вселенная?
– Вполне вероятно. Но это вовсе не подразумевается обязательного вмешательства разумных существ. Не исключено возникновение и самопроизвольных протечек.
– А когда Большой Взрыв произойдет, мы по-прежнему сможем добывать энергию из космовселенной?
– Не берусь судить, но пока об этом можно не думать. Скорее всего, проникновение нашего сильного ядерного взаимодействия в космовселенную будет длиться миллионы лет, прежде чем оно достигнет критического уровня. А к тому же, безусловно, существуют и другие космовселенные, причем число их бесконечно.
– Ну а изменения в нашей вселенной?
– Сильное ядерное взаимодействие ослабевает. И медленно, чрезвычайно медленно наше Солнце остывает.
– А мы сможем компенсировать его остывание с помощью космоэнергии?
– Это не понадобится! – убежденно воскликнул Денисон. – По мере того как сильное ядерное взаимодействие в нашей вселенной станет ослабляться в результате действия космонасоса, оно в равной степени будет возрастать благодаря Электронному Насосу. Если мы начнем получать энергию таким двойным способом, физические законы будут меняться в пара– и космовселенной, но у нас останутся неизменными. Мы в данном случае – перевалочный пункт, а не конечная станция. Впрочем, за судьбу конечных станций нам тоже тревожиться нечего. Паралюди, по-видимому, как-то приспособились к остыванию своего солнца, которое никогда особенно горячим не было. Ну а в космовселенной, бесспорно, никакой жизни быть не может. Собственно говоря, создавая там условия для Большого Взрыва, мы тем самым открываем путь к развитию новой вселенной, в которой со временем может возникнуть жизнь.
Готтштейн задумался. Его круглое лицо было спокойным и непроницаемым. Несколько раз он кивал, как будто отвечая на собственные мысли, а потом сказал:
– Знаете, Денисон, а ведь это заставит мир прислушаться! Теперь уже никто не захочет отрицать, что Электронный Насос сам по себе опасен.
– Да, внутреннее нежелание признать его опасность исчезнет, поскольку доказательство ее уже само по себе предлагает оптимальный выход из положения, – согласился Денисом.
– К какому сроку вы можете подготовить статью? Я гарантирую, что она будет опубликована немедленно.
– А вы можете дать такую гарантию?
– Если ничего другого не останется, я опубликую ее отдельной брошюрой по своему ведомству.
– Сначала нужно найти способ стабилизировать протечку.
– Да, конечно.
– А пока я хотел бы договориться с доктором Питером Ламонтом о соавторстве, – сказал Денисон. – Он мог бы взять на себя математическую часть – мне она не по силам. К тому же направление моих исследований мне подсказала его теория. И еще одно, мистер Готтштейн…
– А именно?
– По-моему, совершенно необходимо, чтобы в этом участвовали лунные физики. Скажем, третьим автором вполне мог бы стать доктор Бэррон Невилл.
– Но зачем? К чему ненужные осложнения?
– Без их пионотрона мне ничего не удалось бы сделать.
– В таких случаях, по-моему, достаточно просто выразить в статье благодарность… А разве доктор Невилл работал с вами?
– Непосредственно? Нет.
– Так зачем же вмешивать еще и его?
Денисон старательно стряхнул соринку с брюк.
– Так будет дипломатичнее, – сказал он. – Ведь космонасосы придется установить на Луне.
– А почему не на Земле?
– Ну, во-первых, нам нужен вакуум. Это ведь односторонняя передача вещества, а не двусторонняя, как в Электронном Насосе, а потому для нее требуются другие условия. Поверхность Луны предоставляет в наше распоряжение естественный и неограниченный вакуум, тогда как создание необходимого вакуума на Земле потребует колоссальных усилий и материальных затрат.
– Но тем не менее это возможно?
– Во-вторых, – продолжал Денисон, пропуская его вопрос мимо ушей, – если поместить слишком близко друг от друга два столь мощных источника энергии, поступающей, так сказать, с противоположных концов шкалы, в середине которой находится наша вселенная, может произойти своего рода короткое замыкание. Четверть миллиона миль вакуума, разделяющие Землю с ее Электронными Насосами и Луну с космонасосами, послужат надежной, а вернее сказать, совершенно необходимой изоляцией. Ну а раз нам придется использовать Луну, то благоразумие, да и простая порядочность требуют, чтобы мы считались с самолюбием лунных физиков и привлекли их к работе.
– Так рекомендует мисс Линдстрем? – улыбнулся Готтштейн.
– Думаю, она была бы того же мнения, но идея эта настолько очевидна, что я додумался до нее сам.
Готтштейн встал и трижды подпрыгнул на месте, поднимаясь и опускаясь с обычной на Луне жутковатой медлительностью. При этом он ритмично сгибал и разгибал колени, Потом снова сел и осведомился:
– Вы пробовали это упражнение, доктор Денисон?
Денисон покачал головой.
– Его рекомендуют для ускорения кровообращения в нижних конечностях. Вот я и прыгаю всякий раз, когда чувствую, что отсидел ногу. Мне вскоре предстоит съездить на Землю, и я стараюсь не слишком привыкать к лунной силе тяжести… Не поговорить ли нам с мисс Линдстрем, доктор Денисон?
