Враг мой (Авторский сборник) - Лонгиер Барри Брукс (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Среди ночи она очнулась; в голове шевелились обрывки привидевшегося кошмара, губы сами шептали имя Маллика. В коридоре раздались и стихли чьи-то тяжелые шаги. Вспомнив, что все двери плотно закрыты, Джоанн облегченно перевела дух и дала волю мыслям. Подобно Эаму из предания, узнавшего напряжением мысли о скорой гибели планеты Синдие, Джоанн положилась на силу собственных мыслей.
Тело раскалывалось от боли. Поняв, что это томление по Маллику, она заставила себя забыть боль. Ей было о чем поразмыслить, помимо зова плоти.
Званый ужин у Торы Соама... Хороший замысел, завершившийся полным крахом. Человек столь же высокого ранга, как хозяин дома, пригласивший к себе вершителей судеб своей расы, счел бы себя униженным и раздавленным. Гости чувствовали бы себя не лучше. Однако выходя вместе с Баадеком из комнаты, Джоанн услышала, что драки возобновили беседу как ни в чем не бывало — мирно, даже дружески.
Шло обсуждение игры — подобно тому, как люди обсуждают только что законченную карточную партию. В голове тут же прозвучал сигнал тревоги: ведь эти существа — не люди, и речь идет о далеко не шуточных делах.
Между тем она не случайно все чаще забывала, что имеет дело не с людьми. Всех их вполне можно было себе представить и в человеческих ролях.
Баадек оставил Джоанн у ее двери, чтобы вернуться за Бенбо и Мицаком. Казалось бы, она сгорала от желания наговориться с людьми, однако как только ей захотелось побыть одной в комфортабельных апартаментах, она прибегла к помощи Баадека. Почему?
Она села и протерла глаза. С тех пор, как перед ней померк свет, она неустанно обобщала свой опыт общения с драками и находила для них человеческие аналогии.
Венча Эбан, драк, моющий полы в больнице — чирн-ковахе... Это был, конечно, драк, и она отлично это знала, тем не менее называла его про себя «нянечкой-уборщицей». И неспроста: Эбан был простым и симпатичным работягой.
Или Баадек, старый слуга в семье... Джоанн представляла его бывшим рабом из банальной киноистории: вот он бежит, размазывая слезы по черной физиономии, навстречу старому хозяину, возвращающемуся с войны.
А кто же Тора Соам, черт возьми?
Вопрос потонул в окружающей ее темноте, сменившись четким ответом: отец Маллика, Элием Никол! Всегда, насколько она помнила, Элием Никол был единственным знатоком законов и советчиком на все случаи жизни в рыбацкой деревушке Кидеже, спокойным и рассудительным. Любая проблема односельчан рано или поздно находила разрешение благодаря его усилиям.
Чаще всего положительное решение практически ничего не стоило попавшему в переплет. Тем не менее все хорошо знали, что Элием далеко не альтруист: он решал задачки из любви к искусству. Ему удалось заразить этой страстью и Джоанн. Чем сложнее и абстрактнее была задачка, тем сильнее было желание девушки ее решить.
Элиема величали в Кидеже «судьей» задолго до его назначения на эту должность. Тора Соам был таким же, как Элием Никол, мировым судьей, только с другим, чужим голосом; впрочем, даже голос его становился с каждой секундой все менее чужим.
Высокопоставленных драков по другую сторону стола она представляла себе седым и тучным земным начальством. Зай Каида, первый заместитель председателя Палаты, даже был награжден в ее воображении конкретной внешностью, лицом. Она долго ломала голову, откуда взялось это лицо, и в конце концов вспомнила: генерал Делл, начальник штаба в гарнизоне «Сторм Маунтейн»! Старый снисходительный генерал Делл...
Морио часто говорил, что генерал удочерил Джоанн. В некотором смысле так оно и было.
Она покачала головой. Ей представлялось, что она находится в центре громадного лабиринта, что ей навязано участие в игре без правил и без промежуточных и конечных целей. Как тут было не вспомнить Литу, дразнившего своих учеников игрой в «я выиграл!» и ловившего их в сеть непознаваемой логики! И все же она ощущала настоятельную потребность постигнуть конечную цель, понять правила игры.
Одно было ей известно наверняка: эти создания — не люди, а драки. Немедленно подступившая к горлу тошнота способствовала развитию этой мысли: не просто не люди, а недруги, даже смертельные враги.
О, если бы она могла видеть! Только бы прозреть!
Оказавшись на самом краю бездонного колодца жалости к самой себе, она в ужасе отшатнулась. И тут же с ней заговорил Намваак со страниц Талмана:
«... И сказал Намвааку ученик:
— Джетах, Вселенная тонет в кромешной тьме. Зло это так всесильно, а я так мал и беспомощен! По сравнению с ним чернота смерти кажется ярким светом.
Намваак посмотрел на искривленный клинок и отдал его ученику.
— Там, где стоишь сейчас ты, дитя мое, стоял до тебя Тохалла. Он тоже пребывал в полной темноте, у него тоже был нож. Но еще у Тохаллы была талма».
Она резко села и напрягла слух, уловив новые колебания в воздухе. Потом она стала крутить головой в разные стороны, тщетно пытаясь определить направление, откуда доносится звук. Однако из-за нарочитой искривленности стен спальни, поглощающих звуки, ей казалось, что этот звук плывет к ней отовсюду.
Джоанн встала, добралась до двери и распахнула ее. Звуки стали чуть громче; она уже была готова определить их как нечто среднее между хрустальным перезвоном и дрожанием гитарных струн.
Музыка... Ноты, впрочем, не подчинялись привычной последовательности; то были скорее непостижимые метания по нотному стану, внушающие тоску и чувство одиночества.
Она нажала панель, отпиравшую все двери сразу, и ощупью переместилась ко входу в апартаменты. Звуки доносились откуда-то слева. Она колебалась: в эту сторону ей еще не приходилось удаляться.
Уперевшись левой ладонью в каменную стену коридора, она побрела на звук. Пока она шла, музыка несколько раз прерывалась, а потом возобновлялась; непонятная мелодия всякий раз сменялась другой, но не более понятной. Так она двигалась, пока резонанс не подсказал, что она добралась до просторного помещения с высоким потолком. Она оттолкнулась от стены, вошла в дверь и опять привалилась к стене.
Музыка, которой она внимала, звучала все тоскливее. Джоанн позволяла музыке вливаться ей в душу, не проводя сравнений и отбросив все пристрастия. Музыка задела в ее душе болезненные струны, вызвав знакомые, но в то же время не поддающиеся определению чувства.
Музыка стихла, но для Джоанн она еще продолжала звучать.
— Кто здесь? Отзовитесь! — Голос принадлежал Торе Кия.
— Разве вы меня не видите?
— Нет, здесь темно. Чего вам надо?
— Я услышала, как вы играете. Я думала, что из-за руки вы больше не можете играть...
— Я могу играть оставшейся рукой.
Он шагнул к ней. Она напряглась, но Кия всего лишь взял ее за руку и подвел к дивану. Сев, Джоанн услышала, как драк отходит и снова берет инструмент. Поток звуков возобновился.
— Из ваших апартаментов доносился крик.
— Я кричала во сне.
— Баадек сказал мне, что вы не донесли моему родителю о Том, что произошло в машине. Я благодарен вам за это.
— Я промолчала скорее ради Баадека, чем ради вас, Кия.
Он ответил негромким смехом:
— Разумеется. И все же я прошу у вас прощения за свое поведение и благодарю вас за ваше.
Она промолчала, и Кия заиграл снова. Звуки были нечеловеческими, как и сама тидна — арфа со стеклянными струнами. Зато теперь звучала совершенно иная музыка. Джоанн откинула голову на спинку дивана и прислушалась, стараясь понять значение неведомых музыкальных фраз. Музыка все время менялась; наконец зазвучало нечто знакомое.
— Что это, Кия?
Музыка смолкла.
— Мое собственное сочинение. Я написал его на Амадине. Оно вам что-то говорит?
— Здесь слышна человеческая музыка, темы из человеческих произведений. Я их узнала.
— Поймите, Джоанн Никол, сочинение, рожденное среди крови, заливающей Амадин, было бы ложью, если бы в нем звучали чувства одних бойцов Маведах, но не участников Фронта. Ваш композитор, Чайковский, мыслил точно так же, сочиняя музыку о войне: у него звучат мотивы как его собственного народа, так и вражеские.