Журнал «Если», 1999 № 12 - Каупер Ричард (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
— Полагаю, мне должно быть приятно, что в свой черный день ты пришел ко мне, — произнесла она с интонацией, намекающей на обратное.
— Почему ты мне сразу не сказала? Зачем тянула?
— Дэнни…
— Не смей меня так называть!
— Между прочим, тебя зовут именно так. Дэниэл. Дэниэл Кобб.
Все те чувства, которые я пытался побороть под тем предлогом, что
Вдова лжет или ошибается, окончательно взяли надо мной верх. Я рухнул ничком, крепко вцепился в трубу и стал биться о ее неумолимо-твердый чугун. Запертый, как в темнице, в недружелюбной пустыне ночи, я взвешивал, что для меня страшнее — оторваться от Земли или остаться на ней.
— Кобб?
Я смолчал. В голосе Вдовы зазвучали нервные нотки.
— Кобб, нам нельзя здесь оставаться. Ты должен вывести меня наружу. Я вообще не понимаю, куда идти. Без тебя я пропаду.
Мне было не до разговоров.
— КОББ! — окончательно запаниковала она. — Я не стала тебе мстить. Еще тогда, в Мейнеюнке. Ты нуждался в помощи — и я помогла, как умела. Теперь очередь за тобой.
Молча, незримо для нее, я покачал головой.
— Будь ты проклят, Дэнни, — яростно выпалила она. — Я тебе больше не позволю надо мной издеваться! Подумаешь, не нравится тебе тот козел, которым ты был раньше! Твои проблемы. Не смей самоутверждаться за мой счет. Я к тебе ангелом-хранителем не нанималась. Не думай, что я — последний шанс, посланный тебе небом. Не мое дело — уговаривать тебя не прыгать с обрыва.
Упреки, упреки…
— А я тебя и не прошу, — пробурчал я.
— Ах, ты еще здесь! Возьми меня за руку и выведи отсюда.
Я взял себя в руки.
— Ориентируйся по моему голосу, крошка. Ничего лучшего предложить не могу — воспоминания у тебя слишком бурные, на мой вкус.
И мы возобновили свое черепашье странствие. Мне осточертело передвигаться ползком, осточертели потемки, осточертело все это жуткое прозябание во мраке. Зловонная яма моей души — и та содрогалась при мысли о том, кто я и с кем я. Неужели этому водопроводному лабиринту нет ни конца, ни края?
— Погоди, — левым боком я ощутил какой-то предмет. Нечто металлическое, погребенное в земле.
— В чем дело?
— По-моему… — я стал ощупывать загадочный предмет, пытаясь определить, какой он формы. — По-моему, это чугунный столб. Вот он. Подожди. Сейчас влезу по нему, осмотрюсь.
Отпустив трубу, я ухватился за предполагаемый столб и высунул голову наружу, из-под земли. Оказалось, я был у ворот решетки, ограждавшей миниатюрный палисадник одного из домов на Рипке-стрит. Зрение вернулось ко мне! Как приятно было вновь ощутить всем своим существом чистое дыхание мира. Я даже на миг зажмурился, чтобы продлить наслаждение.
— Какая ирония, — проворковала Евфросина.
— Судьбы нашего героя, — подхватила Талия.
— Стоило ему победить свой страх, — продолжала Аглая.
— Спасти прекрасную деву от мерзкого чудовища, — вступила Клито.
— Наконец-то познакомиться со своим истинным «я», — заявила Фаэна.
— Вступить на долгий тернистый путь к выздоровлению, установив долгожданный контакт со своими глубинными подсознательными переживаниями, — прощебетала Эксо.
Гегемона только хихикнула.
— Что? — открыл я глаза.
И в этот самый момент Труподав пошел в атаку. Навалился на меня, оглушительно ударив своим тяжелым телом, протыкая длиннющими, как копья, когтями мою голову и тело. Усеянные шипами когти втыкались глубоко и намертво… И жгли, как раскаленное железо.
— А-а-а-ах, Кобб, — мурлыкал Труподав. — Сладенький ты мой.
Я истошно закричал, но он выпил все мои крики, так что во внешний мир прорвалось лишь мое молчание. Я пытался сопротивляться, но он сделал мои движения своими, и я лишь глубже и глубже загонял себя в бездонные омуты его сознания. Собрав волю в кулак, я сопротивлялся. Но оказался бессилен. Я познал томное наслаждение капитуляции, когда сама моя воля и непокорность стали частью индивидуальности моего победителя. Разница между мной и преследователем стиралась, уменьшалась, растворялась. Я преобразился.
Теперь я стал Труподавом.
Манхэттен — настоящая школа мертвецов. Ежедневно там умирает столько народу, что многочисленные монстры голодными не остаются. На складе воспоминаний, украденных у меня Труподавом, я отыскал некую недолгую передышку. Помнится, я сидел по-турецки на жестяном потолке какой-то грязной забегаловки. Прямо надо мной, этажом выше, стриптизерки ублажали японских туристов танцами на столах, и в это вр^мя один кобольд обучал меня тонкостям искусства выживания.
— Самое страшное, когда тебя выслеживает не просто хищник, а ты сам, — сказал он.
— Роскошный афоризм.
— Иди куда подальше. Я тоже когда-то был человеком.
— Извини.
— Ладно, прощаю. Вот что, о саламандрах я тебе рассказал. Гадостный способ протянуть ноги, но по крайней мере окончательный. Когда они тебя прикончат, даже мокрого места не останется. Но Труподав гораздо хуже. Это паразит. Настоящей, собственной индивидуальности у него нет, поэтому он лепит свою личность из кусочков всего, что в тебе есть гнусного. Из твоих пороков, из животной похоти. Он дарит тебе бессмертие — вот только больно уж оно мутное. Помнишь, в одном старом мультике страхолюдная жаба говорила: «Поцелуй меня и будешь жить вечно — станешь жабой, но бессмертной». — Кобольд скривился. — Если будет выбор, сдавайся саламандре.
— Ты вроде бы сказал, что я буду сам себя выслеживать.
— Иногда Труподав разрывает тебя надвое и позволяет одной из половинок убежать. До поры до времени.
— Зачем?
— Ноль понятия. Может, ему нравится в кошки-мышки играть. Развлекается он так, наверное.
Отделенный от Манхэттена миллионом миль, я подумал: так вот что со мной сталось. Убежал я далеко, но теперь всему конец. И ладно. Главное — это сокровищница воспоминаний (прекрасных, восхитительных воспоминаний), куда меня сгрузил Труподав. Я купался в них, как в море, подбирал всякие разности — то зимний закат, то жжение в коленке (это я, девятилетний, повстречался с медузой). Ну и что, если я уже начинаю распадаться? Я был опьянен, одурманен, наполнен энергией неопосредованных переживаний. Я упивался жизнью.
И тут по столбику взобралась Вдова. Она искала меня.
— Кобб?
За это время Труподав отошел по решетке от ворот — выбирал, где бы меня переварить с комфортом. Увидев Вдову, он машинально запарковал меня в воспоминании о сером дождливом дне в салоне машины «форд-фиеста» рядом с вокзалом на Тридцатой улице. Мотор работал, печка и «дворники» тоже, и, чтобы заглушить шум, я включил радио, резко нажав на рычажок. В салон машины ворвался Бетховен. «Лунная соната».
— Не дури, крошка, — сказал я. — Знаешь, сколько денег я в тебя вбухал? Вместо этой тряпки я мог бы купить двух первоклассных шлюх.
Она избегала смотреть мне в глаза. Жалобно-писклявым голоском, от которого у меня зубы заныли, она произнесла:
— Дэнни, между нами все кончено, неужели ты сам не видишь?
— Послушай-ка, крошка. Давай-ка не будем спорить, идет? — я изо всех сил старался вести себя благоразумно. — Мы на автостоянке, мимо люди ходят, всем все слышно. Поехали к тебе, присядем и все обсудим, как культурные люди.
Она слегка заерзала на сиденье, поправила подол. Привлекает внимание к своим длинным ножкам и аппетитной попке. Пытается голову мне задурить. Да, эта дрянь умеет поворачивать нож в ране. Даже сейчас, плача и умоляя, она отлично осознает, как сильно меня возбуждает. И хотя мне самому было противно, что ее актерские штучки на меня так действуют, я почувствовал, что завелся. После ссор у нас всегда все в порядке с сексом.
Я сжал свой гнев в кулак и засунул в карман. Одновременно размышляя, что с огромным удовольствием врезал бы ей хорошенько.
Она сама напрашивается. Вполне возможно, что в глубине души ей этого даже хочется; у меня частенько возникали подозрения, что ей нравится, когда ее бьют. Однако поддаться этому порыву я не успел.
Воспоминание прокручивалось передо мной, как пленка в видеомагнитофоне, неизменное, неостановимое.
