Самурай - Оловянная Ирина (книги полностью txt) 📗

День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,

День-ночъ-денъ-ночъ — все по той же Африке

(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!) Отпуска нет на войне!

Восемь-шестъ-двенадцатъ-пять — двадцать мильна этот раз,

Три-двенадцатъ-двадцать две — восемнадцать миль вчера

(Пылъ-пыль-пылъ-пылъ — от шагающих сапог!) Отпуска нет на войне!29

— Очень жизнеутверждающе, — заметила Лариса.

— Ха, — усмехнулся я, — ты ещё не слышала последнего куплета.

Я-шёл-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,

Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей,

Но-пыль-пьшь-пылъ-пылъ — от шагающих сапог,

И отпуска нет на войне! [28]

— Да уж, радостно думать, что шесть недель нам не предстоит.

На нашу долю пока выпал только один по-летнему жаркий, скучный день. По моим прикидкам, мы прошли тридцать семь километров, как всегда скептически настроенный Лео утверждал, что не больше тридцати двух. Может быть, он и прав.

Остановились мы на ночёвку в небольшом лесочке, чуть в стороне от прямой линии нашего маршрута. Разделившись по принципу «девочки налево, мальчики направо», искупались в холодной воде малюсенького ручейка. Не стоило этого делать: так мы его замутили и так близко у него дно, что неизвестно, когда мы были чище, до или после.

Утром небо было затянуто тучами, что очень порадовало всех, кроме высокоответственных отцов-командиров. Ребятам понравилось, что не придётся жариться и глотать пыль, а мы с Лео опасались, что собирающийся дождь прибьёт к земле не только пыль, но и нас самих. Я ругал себя за то, что не догадался вчера вечером взять какой-нибудь азимут. С другой стороны, максимальный переход в таком случае — четыре с половиной километра. Не стоит оно того…

— Мы будем сидеть на месте. — Я взглянул на компас (не работает) и остудил всеобщий энтузиазм: — Чтобы не ходить большими кругами.

— Ну-уу!

Тучи на небе становились все чернее и чернее.

К вечеру заметно похолодало, даже лес не спасал от пронизывающего ветра, я разворошил и залил водой костер.

— Ты чего? — удивилась Лариса.

— Холодно, но не настолько, чтобы я захотел оказаться в центре лесного пожара.

Лариса кивнула.

— Ну попрятались, — велел я. — Будем спать и не тратить продукты, пока всё это не кончится.

Всю ночь мы по очереди несли вахту, но на этот раз мы опасались не хищников, а что какая-нибудь из палаток не выдержит ветра и дождя и завалится, но всё обошлось.

Утром небо было ярко-синим и… умытым. Затёртое сравнение оказалось довольно правдивым.

— Замечательно, — сказал я, — нам ещё только один день по степи, а там начнется уже пригородная зона Мачераты. Вряд ли во время войны кто-нибудь выезжает на пикники, но встретить кого-нибудь на элемобиле вполне реально.

— Э-ээ, вряд ли, — возразил Лео. — Забыл про стенку?

— Угу, — сказал я, — все так тихо и мирно. Действительно, чтобы элемобиль поехал в таких условиях, ему надо поставить пульт управления как у древних колымаг: ни одного чипа.

К вечеру на горизонте показалась кромка леса — мы пришли куда хотели, остальное дело техники, на какую-нибудь дорогу мы выйдем. Чтобы не искать воду в большом лесу, мы заночевали в одном из лесных островов в степи — хоть какой-нибудь родничок там есть всегда.

Утром мы с Лео долго спорили, вправо мы уклонились или влево, так и не пришли к единому мнению и придумали маршрут, выводящий нас на какую-нибудь дорогу в любом случае. И очень гордые собой повели свой маленький отряд в лес. Лео первый, я — замыкающий.

Мы шли уже пару часов, когда Лео внезапно остановился.

— Я схожу посмотрю, — сказал он хриплым шепотом.

Я не понял, что его насторожило, и пробрался вперед, но Лео уже ушёл, и я не успел его спросить. Я огляделся — впереди какой-то просвет, наверное поляна. Светлая куртка Лео промелькнула между деревьями, снял бы он её, что ли, раз уж на разведку отправился! Его только слепой не заметит.

Лео вернулся минут через пятнадцать, его шатало из стороны в сторону, а лицо у него было цвета молодой травки. Что это он там увидел? Лео прислонился к сосне и сполз по её стволу на землю. Потом он поднял глаза и встретился со мной взглядом, но ничего не сказал. Я кивнул:

— Оставайтесь здесь.

И пошёл вперед. Метров через двадцать я понял, что так насторожило Лео: сладковатый запах чего-то разлагающегося. Я прибавил шагу и вскоре вышел на поляну. От одного взгляда меня просто вывернуло наизнанку. На несколько минут я «выпал» из окружающего мира, а когда вернулся, обнаружил себя стоящим на четвереньках, в голове звенели колокола, а не рвало меня, потому что нечем уже. Осторожно, чтобы голова не раскололась от перезвона, я поднялся и сделал несколько глотков воды из фляжки. Полегчало. Ужаснее вида убитых детей может быть только вид убитых и несколько дней не похороненных детей. Я прислонился к сосне, стоять просто так не было сил, и оглядел поляну: трагедия произошла несколько дней назад, семья — папа, мама и трое маленьких детей — выбралась на пикник, вон там лежит плащ-палатка, а на ней какие-то остатки. На них кто-то напал из леса, с той стороны, в которой я сейчас нахожусь. Мужчина успел достать оружие и выстрелить, и даже попал, судя по следам. Его буквально сожгли из боевых бластеров, рука с маленьким карманным, как в насмешку, осталась нетронутой. Потом нападавшие убили его жену и троих детей, прижавшихся к маме в надежде, что она их защитит. Я сжал зубы, отлепился от сосны, подошел поближе и забрал бластер из мёртвой руки. Ещё я стряхнул всякий мусор с плащ-палатки и накрыл ею тела женщины и детей.

Кремона уже нарушала правила, осенью, и не заплатила сполна. И вот результат. С ними нельзя было заключать мир вообще.

Когда я вернулся к своим, я был ещё не в состоянии ни говорить, ни думать. Лео уже немного оправился, притихшие ребята не решались спрашивать, что случилось. Я махнул рукой в сторону: незачем остальным это видеть. Лео кивнул, поднялся и повёл наш маленький отряд дальше. Когда мы отошли на пару километров и набрели на небольшую нетронутую войной полянку, я велел ему остановиться. Все скинули рюкзаки и уселись в кружок. Я больше не мог игнорировать вопросительные взгляды.

— Там в воскресенье убили семью с маленькими детьми, — отрывисто объяснил я. — А уличные бои сейчас не в Палермо, а в Мачерате.

— Что?

— В Мачерате авиазавод, там сделан мой «Феррари». Там, наверное, и «Сеттеры» делают. Вот над ней кремонцы и поставили стенку.

— Понятно, — протянул Алекс.

— Значит, было так, — сказал я, — у них там есть кто-то очень умный. И наших он перехитрил. Продемонстрировал осенью: «мы просто злобные идиоты, ничего опасного». А теперь он нас поймал. Мачерата охранялась с моря второй эскадрой, которая сейчас бессмысленно где-то дрейфует, потому что реактор даже запустить нельзя, и катера не могут взлететь. А у них очень большая армия — всеобщая воинская повинность. Подобрались со стороны ничейной зоны, она здесь довольно узкая, а дальше у них тут пара городов. И теперь по Мачерате маршируют толпы садистов с бластерами. Максимум — они получат антигравитационную технологию и готовую сборочную линию. Минимум — оставят нас без этой линии. Ну и поразвлекаются там, как на Эльбе. А мы пришли в зону боевых действий, и виноват в этом я.

Гвидо был потрясён: кажется, его удивило, что я могу ошибаться.

Лео посмотрел на меня, прищурив глаза:

— Это ещё почему?

— Там, где мы гуляли, до Палермо километров пятьсот. Мог бы догадаться, что никто не будет ставить стенку с таким радиусом. Нам достаточно было пройти хотя бы сто километров к северу, чтобы нас могли подобрать. А теперь уже поздно.

— Ну я тоже мог бы догадаться, — признался Алекс, — мы с тобой явно прочитали одну и ту же статью в третьем номере «Военной техники» за этот год.