СОЗВЕЗДИЕ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей - Шалимов Александр Иванович (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
— Ракеты пошли… видимость ни к черту.
— Ладно, не пожалеем предпоследний зонд. А теперь — приказ по всему кораблю: всем членам экипажа и экспедиции надеть шлемы и подключиться к ближайшему щитку каналов мнемозаписи. Проверьте мембраны на висках! Готово? А сейчас — напрягите воображение: наш корабль затоплен водой. Вода сверху и снизу. Мы тонем. Единственный выход бежать, бежать, бежать без оглядки… Начали! Создайте картину наводнения! Ужаса! Бегства! Минуту, пять, десять — пока я не дам отбоя. Но ни одной посторонней мысли!
Феврие прикрыл глаза. Он знал, что решение будет гениально простым — оно таким и оказалось. Разбудить присвоенный киберами крысиный инстинкт, попасть ему в резонанс, раскачать его, как бы слабо он ни теплился… На какое-то время инстинкт сильнее разума. А этого времени будет достаточно, чтобы сесть и прикрыться чужой защитой.
А между тем зонд уже спустился над самой тучей, еще более разбухшей от мгновенно сконцентрировавшейся над плоскогорьем влаги. Вот ее плотную массу пронизали первые ослепительные разряды… Потоп начался!
— Трансляцию! — кричал Тарумов. — Давид, дайте тысячекратное усиление шума! Воббегонг, где вездеходы? Есть? На тридцать секунд снимите защиту, чтобы они прошли… Хорошо, восстанавливайте защиту! Никому не прерывать гипнотрансляцию! Вода! Кругом вода! Ничего, кроме воды!!!
…Вода стремительно подымалась, затопляя все кругом, она уже была выше колен, подбиралась к поясу… Мутная, ревущая, обрушивающаяся сверху и бьющая фонтаном снизу — вода…
Тарумов очнулся. Если и остальным это удалось с такой же силой — это здорово. Он огляделся. На лицах с полуприкрытыми глазами читался и ужас, и напряжение, и готовность сорваться с места и панически бежать… Впрочем, нет, одни глаза не были закрыты. Бессильно прищуренные, слезящиеся, старческие.
— Очень плохо? — одними губами спросил Тарумов. — Сейчас мы сядем. Они же бегут, Дан, они бегут…
Зонд бесстрашно влез в самую тучу, и на его инфраэкране мелькали последние призрачные контуры, напоминающие непомерно разжиревших крыс. Затем мелькание прекратилось.
Командир выждал еще несколько минут. Удирали они на пяти «g», но лучше подстраховаться… А вот теперь пора.
— Отбой по всему кораблю! — он обернулся к Феврие. — Садимся по пеленгу, пока они не опомнились. Садимся, Дан! Мы садимся.
«Мы, — подумал Феврие, — МЫ. А что, сказать ему правду? Сказать ему, что все это время он действовал сам, и действовал по большому счету, как настоящий Командир? Сказать ему, что я сломался в самом начале, после первого толчка, что со мной произошло то, во что я просто не верил, хотя мне про это и рассказывали старики — что ко мне не постепенно, как это бывает на Земле, а разом, в единый миг, пришла глубокая старость, когда не можешь ничего — ни духом, ни телом… Надо бы это ему сказать — заслужил. Собственно, спас всех, не одну только Лору. Но если сказать это ему — он останется командиром. Он ринется во второй рейс, и все будет благополучно. И в третьем ему все сойдет. И в десятом. Такие фантасмагории, как эта, бывают чрезвычайно редко. Но где-то в самом безопасном, неприметном рейсе все повторится. Но рядом может не оказаться старого космолетчика, который поймет, что перед ним дублер, второй номер, который скажет: «Считай командиром меня. Действуй так, словно ты находишься за моей спиной. Будь спокоен, первый здесь и до посадки — я, а ты — только второй…» Нет Ничего я ему сейчас не скажу. Мы посадим корабль, твердо зная, что делаем это в последний раз. И, вернувшись на Базу, мы уйдем вместе: я — потому что я кончился как звездолетчик, а он… он больше не сможет командовать кораблями, ни на минуту не забывая, как он сажал «Щелкунчик» на Чомпоте, спрятавшись за мою спину…»
На поверхности плато гигантскими оспинами виднелись воронки. И. только за чертой силовой защиты начиналась гладкая поверхность. В иллюминатор влезли оплавленные дюзы «Аларма».
— Отключить защиту! — скомандовал Тарумов.
«Щелкунчик» сел так мягко, что никто этого не заметил.
— Защиту восстановить, наладить связь с Базой… Госпитальный отсек, как там Лора?
— Лора держится, — ответили ему из госпитального.
Андрей Балабуха
ПОБЕДИТЕЛЬ
Научно-фантастический рассказ
…Ривьер возвращается к своей работе. Ривьер Великий, Ривьер-Победитель, несущий груз своей трудной победы.
I
Дубах вел энтокар в седьмом — скоростном — горизонте, выжимая из машины все, что она могла дать. Не то чтобы он так уж торопился или был завзятым гонщиком; пожалуй, нельзя было и сказать, что скорость доставляла ему удовольствие; не было это и привычкой — в обычном понимании слова; просто скорость казалась ему необходимой и естественной — как ровное дыхание, например. Как только комплекс Транспортного Совета оказался прямо под ним, Дубах улучил момент, когда между ним и посадочной площадкой в потоке энтокаров и вибропланов открылось «окно», и, не снижая скорости, бросил аппарат вниз, затормозив лишь перед самым соприкосновением с пластолитовым покрытием.
Едва он открыл дверцу, на него ударом обрушилась волна жаркого, влажного, не по-утреннему парного воздуха, от чего все тело сразу же покрылось липким потом: это февраль, самый тяжелый месяц в низких широтах Ксении. К нему трудно привыкнуть, даже прожив здесь больше сорока лет. Недаром на одном из древних языков Ксения значит «чужая»… Дубах провел по лицу тыльной стороной ладони и вышел из машины. Проходивший мимо Тероян из отдела индивидуального транспорта замедлил шаг.
— Доброе утро, Тудор! Мастерская, скажу я вам, была посадка. Виртуозная. В старину нечто подобное именовали «адмиральским подходом»…
— Спасибо, Весли. — Дубах улыбнулся. — А раз уж вы заговорили об этом, попробуйте прикинуть, как организовать систему «окон» над всеми посадочными площадками. Чтобы не приходилось выбирать момент, когда под тобой никого нет: утомительно это, да и не слишком надежно, всегда кто-то может неожиданно выскочить прямо на тебя.
Весли вздохнул: вечно Дубах сразу же переводит разговор на деловые темы…
— Хорошо, — сказал он. — Прикинем.
— И завтра скажите мне результат.
Тероян только молча кивнул,
В холле было прохладно и чуть горьковато пахло цветами вьющихся по стенам саксаукарий. Тероян свернул налево, к лифту, а Дубах подошел к шкафу продуктопровода, привычным движением набрал заказ, затем открыл дверцу и вынул высокий заиндевелый стакан. От первого же глотка заломило зубы. Тогда он повернулся и, продолжая понемножку отхлебывать сок, посмотрел на глобус.
Глобус был огромен, не меньше шести — семи метров в диаметре. Он свободно парил в воздухе посреди холла и медленно вращался, играя яркими красками. Последнее, впрочем, не совсем верно: сам глобус был блеклый, почти бесцветный, контурный; слабым коричневато-зеленоватым тоном были подняты оба ксенийских материка, да чуть голубели пространства океанов. И на этом бледном фоне чистыми, броскими красками были нанесены все линии транспортных трасс и основных потоков. Морские — редкие маршруты пассажирских лайнеров и прогулочных яхт и жирные синие линии сухогрузов и танкеров, ибо море все еще остается самым экономичным путем перевозки срочных крупнотоннажных грузов. Сухопутные — тонкие красные линии ТВП-трасс, двойные черные полосы трансконтинентальных экспрессов, пунктиры карвейров и штрихпунктиры метрополитенов.
В воздухе вокруг глобуса переплетались маршруты дирижаблей и стратопланов, крутые кривые суборбитальников и обрывающиеся в полутора метрах от поверхности гиперболы космических линий, стягивающиеся к двум космодромам планеты. В целом все это походило на муляж нервной или кровеносной системы некоего организма. Да оно и было в сущности организмом, сложным, непослушным порой, хотя и редко, очень редко, — организмом, мозг которого размещался здесь, в комплексе Транспортного Совета.
