Враг за Гималаями - Брайдер Юрий Михайлович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
На очередном военном совете Ганеша коснулся моего предложения, хотя изложил его как бы от собственного лица. Впрочем, меня это вполне устраивало, тем более что командиром дозорного отряда был назначен не кто иной, как Ачьюта.
Правда, не обошлось здесь и без пресловутой ложки дегтя. Дабы этот чересчур самонадеянный царёк не очень заносился, а тем более не попытался сбежать, к нему приставили несколько головорезов из свиты Ганеши, ставивших волю своего носатого господина даже выше воли богов.
Вот чем обернулся отдых, которого я так жаждал, строя козни кефалогеретам и через все препоны подбираясь к быкоголовому Астерию, – ежедневной бешеной скачкой, короткими, но частыми стычками, после которых ныли натруженные оружием руки, ночёвками под открытым небом, питанием всухомятку и насилием над пленницами, удивительно равнодушными к своей судьбе.
В одном из таких рейдов мы достигли отлогих песчаных берегов, которые лизала крутая волна, имевшая солёный вкус. Противоположный берег, недоступный взору, скрывался где-то за горизонтом. Навстречу нам из волн выходили полуголые рыбаки, тащившие невод.
Скорее всего, это было море, но я даже не знал, какое – Каспийское или Аральское.
От пленных рыбаков толку было мало. Водоём, кормивший их, они называли просто – „Большая вода“. Когда я поинтересовался, бывает ли в этих местах лёд, они ответили отрицательно, но добавили, что на северном конце Большой воды отдельные льдины зимой встречаются.
Тогда я велел извлечь из сетей улов и принести мне по одному экземпляру каждой породы. Заслышав это, арии, никогда не употреблявшие рыбу в пищу, брезгливо скривились.
Вот чудаки! Ослятину жрут, а от деликатесов, на которые весь мир облизывается, нос воротят.
Самой крупной рыбиной в улове оказалась белуга, которую я узнал по курносому рылу и лунообразному рту. Имелись и другие осетровые – стерлядка и севрюга.
Насколько мне было известно, такая рыба в Аральском море никогда не водилась, да и лёд там зимой простирается от берега до берега.
На следующее утро я получил аудиенцию у царя царей, который смотрел на меня, как на созревший чирей. Отбарабанив все предписанные этикетом цветастые приветствия, я, не поднимая глаз (как бы не ослепнуть, глядя на такую светозарную красоту!), доложил, что доблестное войско ариев находится на расстоянии пяти йорджун от моря, которое западные народы называют Гирканским.
(Для справки могу сообщить, что одна йорджуна – это расстояние, которое можно преодолеть, не распрягая и не кормя коня, то есть примерно шестнадцать километров.)
Ганешу эта новость нисколько не смутила. Подумаешь, происшествие! Какое-то зачуханное море посмело встать у него на пути. Подобные мелочи никогда не останавливали небожителей, к которым он себя, несомненно, причислял. Но и закрывать глаза на этот факт тоже не стоило.
– Велико ли это море? – поинтересовался Ганеша.
– Весьма велико, – ответил я. – Полноводному Синдху понадобилась бы тысяча лет, чтобы наполнить его. Дабы продолжить поход на запад, нужно обойти Гирканское море слева или справа. Тебе, о владыка народов, надлежит принять мудрое решение.
Тут произошла небольшая заминка. Действовать наудачу Ганеша не хотел, однако об окрестностях Каспия не имел никакого представления. Позволив каждому советнику пошептать ему на ушко, царь царей как бы между делом обратился ко мне:
– А как бы поступил ты сам, сын Васудевы?
– И тот и другой путь трудны, о наилучший из людей. Слева от моря находятся горы, ещё более высокие, чем те, которые мы недавно преодолели. Справа тянется безводная пустыня, где находят себе приют только скорпионы, змеи да диковинные существа, называемые верблюдами, которые кормятся запасами, накопленными в громадных горбах. Кроме того, этот путь в два раза длиннее. Я бы посоветовал тебе, о многомудрый, вести армию через горы. По крайней мере опыт таких походов у нас имеется.
Расчёт мой был прост и базировался на степени доверия, которое испытывал ко мне Ганеша (хотя правильней было бы говорить о степени недоверия).
Если бы я предложил идти через пустыню, он обязательно предпочёл бы горы. И наоборот. Таким образом, советуя штурмовать Кавказ, я в уме держал Каракумы.
Почему, спрашивается, обходной путь устраивал меня больше? Ведь не из-за сочувствия же к предкам грузин и армян. Просто в этом случае поход затянется на такой срок, что у народов Запада хватит времени, чтобы подготовиться к отпору.
И тут меня словно кипятком ошпарило! Неужели я допускаю возможность вторжения ариев в Европу? Выходит, что допускаю…
А как же тогда история? Как относиться к греческим, римским, китайским и индийским источникам, не упоминавшим об этом эпохальном событии даже словечком? Да просто плюнуть на них…
Неужели, как и в случае с кефалогеретами, я вновь угодил в другую, иначе выстроенную историю? Похоже на то…
Я был так оглушен этой шальной мыслью, что даже пропустил мимо ушей слова Ганеши, обращённые ко мне. В реальность меня вернул щипок одного из царедворцев.
– Ты спишь с открытыми глазами, сын Васудевы! – возвысил голос царь царей. – Разве ты не слышал, что я повелел тебе во главе дозорного отряда двинуться в обход Гирканского моря, прокладывая удобный путь для главных сил армии?
– Прости меня, о большой палец бога Шивы! – дабы замолить оплошность, мне даже пришлось опуститься на одно колено. – Твоё мудрое решение поразило меня, как молния, заставив на миг остолбенеть. А сейчас, вновь обретя способность двигаться, я немедленно отправлюсь выполнять твою волю.
Главное, что я ушёл из шатра Ганеши живым, что удавалось далеко не каждому. Нет, уж лучше ночевать на голой земле под пологом неба, чем всё время находиться на глазах у этого мерзавца!
В тот же день я повёл свое маленькое войско на восток, постоянно придерживаясь береговой полосы. Нищие рыбаки, населявшие эти богом забытые края, заслышав стук копыт наших коней, уходили на лодках в море и оттуда наблюдали, как голодные пришельцы шарят в их хижинах.
Кроме голода и обычных дорожных тягот, нас донимала ещё и соль, буквально пропитавшая всё вокруг: и землю, и воздух, не говоря уже о воде, которая эту соль и порождала. Она разъедала наши глаза, проникала в лёгкие, коркой оседала на коже, заставляла ржаветь оружие. Никакая растительность не смогла бы выжить в этих условиях.
Попытка проложить маршрут подальше от берега также не принесла нам никаких дивидендов. Соли здесь было поменьше, зато солнце испепеляло всё живое, как адский пламень. Перед походом в пустыню каждый воин нашего отряда имел минимум по три лошади, но спустя несколько недель такого пути на одну лошадь уже приходилось по два человека.
Представляю, какие муки терпели те, кто двигался вслед за нами.
Ещё чуть-чуть, и пески Каракумов стали бы могилой для „Акшаухини“, но стихия наконец-то сжалилась над ариями (а может, это Ганеша, знавшийся с потусторонними силами, нагадал удачу).
Небо, в эту пору года обычно безоблачное, внезапно от горизонта до горизонта затянулось сизой мутью. Хлынул ливень, вскоре перешедший в затяжной дождь, который называется ещё „грибным“.
Пустыня зазеленела, как по мановению волшебной палочки. Ожили все пересохшие ручьи, среди песков забили родники. К воде потянулись сайгаки, куланы, антилопы и прочие потенциальные шашлыки.
Вдобавок ко всему, кочующие между Каспием и Аралом племена саков, дабы умилостивить грозных пришельцев (и поскорее спровадить их куда подальше), прислали богатые дары – табуны лошадей, отары овец и даже караван тех самых верблюдов, о которых я рассказывал Ганеше.
Поход благополучно продолжался, и вскоре пески отступили на восток, уступив место заболоченным плавням, из которых при нашем появлении взлетали к небу сонмища самых разнообразных птиц. Тут уж нашим хвалёным лучникам было где разгуляться!
Потом берег стал резко поворачивать на запад, и мы достигли реки, двумя протоками впадавшей в Каспий с северо-востока. Несомненно, это был Урал.
