Хранитель Времени - Зинделл Дэвид (книги серии онлайн .TXT) 📗
– Мнемоники говорят, что память может прятаться, но никогда не исчезает, – напомнил я ему.
– Да – мнемоники действительно так говорят.
– Их подготовка не так уже отличается от нашей, – заметила Жюстина. – Некоторые принципы одинаковы – так сказал мне однажды Томас Раин на Северном катке. Жюстина, сказал он… в общем, я не буду пересказывать все, что он говорил, но суть такова: все, что мы когда-либо видели, слышали или чувствовали, и все наши мысли записываются где-то в памяти, и каждый может прочесть это, если владеет секвенсированием – так выразился Томас – и воображением; это и есть два их принципа, имеющих сходство с нашими.
Взор Соли устремился в прошлое.
– Чтобы пилот мыслил, как мнемоник? Возможно ли это? Что ж, шанс есть.
Он закрыл глаза и погрузился в двадцатое из шестидесяти четырех состояний холлнинга, называемое у пилота ассоциативной памятью. Оттуда он перешел в стадию воображения, где и провел почти всю ночь. (Лишь несколько лет спустя, на морском льду, он дал мне полный отчет в своих изнурительных трудах. Той ночью мне казалось, что он то ли спит, то ли отдыхает в позиции ожидания.) Он попытался вызвать в памяти образы того, что видел сто лет назад, не владея при этом искусством мнемоников переводить образы из химической, обонятельной памяти в эйдетическую. Мнемоники учат, что запахи часто служат ключом к дальнейшим секвенциям памяти, поэтому Соли пытался освежить свою память, нюхая арсенид галлия и германий, которые соскреб с радиодеталей. Он прибег к помощи логической памяти – он очень старался осуществить то, чему его не учили, так старался, что голова его к концу ночи стала падать на грудь, а пальцы так вцепились в радио, что на них проступила кровь. Жюстина шепнула мне, что он делает это, потому что злится на собственную несостоятельность.
Наконец он открыл глаза, и мне не понравился его взгляд, особенно когда Соли перевел его с меня на мою мать.
– Радио мертво, – объявил он, – и вылечить его нельзя.
– Вот горе, – сказал Бардо.
– Когда мы вернемся в Город, каждый, кто хоть пальцем прикасался к радио, предстанет перед акашиками. Мойра права: радио кто-то убил – возможно, для того, чтобы погубить нашу экспедицию, отрезав нам обратный путь. Я клянусь: виновник будет изгнан из Города, кем бы он ни был.
Я переглянулся с матерью. Неужели кто-то, даже если это Соли, способен подозревать, что один из нас станет подвергать свою и чужую жизнь опасности, саботируя собственную экспедицию?
В предрассветных сумерках мы обсудили, кто бы мог убить радио. Бардо заметил, что многие – например, торговые пилоты с Тира – не желают, чтобы наш Орден получил доступ к секретам Эльдрии, в чем бы эти секреты ни заключались.
– И есть инопланетяне вроде даргинни, которые ревнуют к людям, заявляющим, что Эльдрия оказала предпочтение человеческому виду. Даргинни, скутари и прочие. На человеческих планетах тоже полно религиозных организаций, готовых убивать, лишь бы их мелкие таинства не померкли перед более великим. Вспомним Небесные Врата, Веспер и даже Ларондисман. А искусственные миры Двойной Ауда? Да Бог ты мой…
– Да, врагов у нас хватает, – сказал Соли, – но к своим личным вещам мы их не допускаем, верно?
– Ну, в общем-то, да, Главный Пилот. – Бардо задумчиво пожевал усы и задал вопрос, который у каждого вертелся на языке: – Что же мы дальше будем делать, Главный Пилот?
Мы все выжидательно посмотрели на Соли.
– На это трудновато ответить из-за несдержанности Мэллори. Надо крепко подумать, ждать ветрореза или нет.
Надо сказать, что Соли предвидел возможность потери одних-двух нарт (а с ними и радио). Потому он договорился, что ветрорез будет ждать нас в месте нашей высадки к югу от острова, если нам не удастся радировать в Город. Машина должна была вылететь к нам в первый день глубокой зимы – примерно через двести дней.
– Так долго ждать нельзя, – решил Соли, – поскольку мы перестали быть здесь желанными гостями. Лучше всего, возможно, было бы выехать сегодня. Можем отправиться на восток к Внешним Островам и подождать там, когда море вскроется. А будущей зимой, когда оно опять замерзнет, мы проделаем остаток пути к Городу.
Но Бардо этот план не понравился, и он сказал:
– А если на Внешних Островах есть будет нечего? Если море вскроется рано, до ложной зимы? Если…
– Мы же теперь алалои, разве нет? – насмешливо бросил Соли. – И должны быть приспособлены для того, что у алалоев получается лучше всего – для выживания. Так что мой план всем хорош. Выедем, как только уложим нарты.
– А вдруг начнется буря, – настаивал Бардо, – вдруг мы заблудимся?
– Мы, помимо прочего, еще и пилоты. Будем ориентироваться по звездам – авось не заблудимся.
Катарина все это время молчала. Она сидела на постели, расчесывая пальцами волосы, глядела в огонь костра и не принимала участия в наших спорах. Но когда Соли начал собирать шкуры, она подошла к нему и накрыла его пальцы своими – я впервые видел, как она к нему прикоснулась.
– Это неразумно, отец, – ехать на восток, когда…
– Когда что?
– То есть ты и все остальные могут ехать на восток и голодать там, но я не могу…
– Почему не можешь?
Она копнула носком ноги снег.
– Потому что я беременна.
В хижине настала почти абсолютная тишина, как в глубоком космосе. Соли уставился на Катарину, Жюстина широко раскрыла глаза. Я тоже смотрел на Катарину.
– От кого? – спросил наконец Соли. Мне тоже желательно было это знать. – От Лиама?
– Неизвестно.
– Что ты сказала?
– Откуда мне знать, от кого… Я ведь со многими мужчинами имела дело.
Соли стиснул кровоточащие пальцы другой рукой.
– Но ведь есть же способы… меры, которые принимают женщины…
– Я не нарочно, отец.
– Как это неосторожно с твоей стороны!
– Что случалось, случится опять, – с улыбкой сказала она. – Что будет, то было.
– Скраерский треп – вечно это скраерский треп.
– Я сожалею, отец.
Она снова накрыла его руку своей. Он отвернулся и сказал, глядя в потолок:
– Какая, собственно, разница, кто отец? Надо возвращаться в Город, чтобы ты рожала в нормальных условиях. Когда срок?
– Если брать наиболее вероятный день, это случится семнадцатого числа глубокой зимы.
– Тогда мы останемся здесь до девяносто третьего и встретим ветрорез в первый день глубокой зимы. Мэллори извинится за свою провинность. Заключим с хозяевами мир и будем жить мирно, насколько это возможно. – Он повернулся к радио, капая кровью на детали. – Да, Мэллори извинится и будет сдерживать себя, чтобы мы могли жить спокойно.
В тот же день я пошел к Лиаму и извинился за то, что поднял на него копье. Это было тяжело, потому что он отказался встретиться со мной один на один. Я извинялся перед Юрием, Аналой, Висентом, Сейвом, Лилуйе – перед всеми мужчинами и женщинами Манвелины. Под конец я извинился перед Соли – если, конечно, он расслышал то, что я сказал. Сидя в хижине с радио на коленях, он прошептал:
– Вернемся в Город, проведем генотипирование и выясним, кто отец.
После этого я попытался уснуть, но не смог. Я лежал весь день, слушая, как воет снаружи буря, и думая, не мой ли ребенок растет в животе у Катарины.
