Земля Санникова - Обручев Владимир Афанасьевич (чтение книг TXT) 📗
«Лед разломало на озере! – подумал он. – Нельзя будет идти прямо. Вот напасть!»
Когда гудение земли и грохот обвалов затихли, Горохов расслышал шорох и плеск, доносившийся с черного пятна, которое быстро увеличивалось.
«Нешто вода из берегов выходит? Уж не затопит ли нас тут? Вот беда какая: костры зальет, люди в темноте останутся! Мне-то лучше будет бежать от них. А вот если на других полянах вода тоже выступила, как же идти-то? Ах ты, несчастье! И зачем я только здесь остался? Вот если бы лодка была!»
И тут он вспомнил, что, когда озеро начало замерзать, онкилоны вытащили бывшие на воде две берестянки, с которых он не раз ловил рыбу, и зарыли их в снег на заднем откосе его землянки, оберегая от оленей, которые могли пробить днище, если оставить эти хрупкие лодки на земле. Это успокоило его – лодка совсем близко, только бы онкилоны не захватили раньше, чем он до нее доберется.
Между тем черное пятно быстро росло, и край его был уже шагах в тридцати от костров; разливавшаяся вода пожирала снег и наступала все дальше и дальше. Тут ее заметили и онкилоны. Один подбежал к краю пятна, убедился, что оно движется, и закричал:
– Спасайтесь, вода идет, вода топит!
Поднялась невообразимая суматоха, крики, плач, суета. Одни кричали: «На деревья, на деревья!» Другие: «Где лодки?» Третьи: «Спасемся в землянку колдунов!» Воины хватали вещи, женщины – детей.
Амнундак подбежал к караульным воинам у костра перед землянкой чужеземцев и крикнул:
– Где белый колдун? Ведите его! Пусть он остановит воду – или мы его заколем тут же!
Но тут откуда-то с высоты раздался протяжный крик:
– Онкилоны, бегите скорее на север – там воды нет! Спасайтесь на север, на север! Я говорю вам – дух неба!
И тотчас перепуганные люди подхватили это внушение, повторяя:
– На север, бежим на север, скорее!
Толпа воинов, тяжело нагруженных вещами, и женщин с детьми вперемешку со стадом оленей беспорядочно двинулась к опушке леса. Вода уже тушила ближайшие к ней костры, с них валил едкий дым, шипя, чернели головни и гаснул свет.
Амнундак еще стоял вблизи землянки чужеземцев. Воины, поспешившие внутрь, чтобы вывести Горохова, вернулись испуганные:
– Белый колдун исчез вместе с собакой, вылетел в дымовое отверстие, жилище пусто!
Так доложили они. И Амнундак, всплеснув руками, побежал вслед за своими подданными к северной опушке, сопровождаемый караульными. Когда поляна опустела, Горохов спустился с дерева, подбежал к землянке, стащил с откоса одну из берестянок вместе с привязанным к ней веслом, вытряхнул снег и перенес берестянку к тополю, посадил в носовую часть Пеструху, в середину сложил свою котомку и ружье, сам сел к корме, взял весло и стал ждать. Крики онкилонов уже замирали вдали, последние костры гасли, вода подступала к двери землянки.
«Эх, – подумал Горохов, – в лодке можно еще кое-что увезти, ну хоть бы меховое одеяло! Поди, товарищи отдали мой спальный мешок Аннуир, да и плыть ночью холодно будет».
Он побежал к землянке, увидел, что вход в нее уже залит, быстро вернулся к своей заделанной дыре, разбросал бревешки, вытащил одеяло и, преследуемый по пятам водой, вернулся к берестянке.
«Так-то лучше будет», – подумал он, усаживаясь на одну половину одеяла и закрывая ноги другой.
Вода уже шипела, пожирая снег вокруг берестянки; кругом становилось темнее, только землянка выделялась белой массой на черном фоне. Вот берестянка всплыла, и Горохов заработал веслом, отплывая в сторону озера.
– Прощай, наше жилище! – сказал он, проплывая мимо землянки. – Не довелось нам в тебе зимовать, да и никто не будет – все попортит вода!
Мерно загребало двухконечное весло то справа, то слева, и легкая посудина скользила по черной воде; глаза привыкали к темноте и различали уже стену леса, отступавшую назад, с двумя белыми горбами землянок, а впереди – простор, откуда с напором стремилась вода. Среди этого простора Горохов скоро различил плоский бугор и почувствовал, что стало труднее грести. Он догадался, что это вода поднимается пузырем среди озера, и стал объезжать его стороной, борясь с течением. Когда он его обогнул, течение начало помогать ему. И скоро он очутился у противоположной опушки. Теперь нужно было найти тропу, ведущую на юг; белевшие на фоне леса землянки помогли ему ориентироваться; он помнил, в каком направлении от них должна была быть тропа.
Вот он нашел ее и поплыл по узкому каналу между двумя стенами леса; стало темнее, и нужно было плыть очень осторожно, чтобы не пропороть тонкое дно берестянки каким– нибудь торчащим из воды сучком. Горохов перестал грести и предоставил течению нести легкую посудину. Но скоро течение ослабело, а потом началось обратное, и пришлось снова взяться за весло; смерив глубину, Горохов нашел, что она не выше колен.
Едва он начал загребать, как впереди послышался сильный шум, плеск, фырканье и мычанье – очевидно, по тропе двигались дикие быки, и встреча с ними представляла страшную опасность. Горохов недолго думая задвинул берестянку в стену леса, в чащу, в двух-трех шагах от тропы, обхватил одной рукой ствол дерева, другой с веслом уперся в дно и стал ждать. Плеск и шум быстро приближались, и вот по тропе-каналу мимо его убежища, пыхтя, сопя, фыркая, начала двигаться темная масса крупных животных, напиравших друг на друга в своем поспешном бегстве от наводнения на север; они бежали тяжелой рысью, почти по брюхо в воде, разбрасывая фонтаны брызг и производя волны, расходившиеся в глубь леса. Если бы Горохов не держался за дерево и не уперся веслом в дно, берестянку неминуемо опрокинуло бы; якут провел несколько неприятных минут, пока стадо не пробежало мимо и вода не успокоилась.
Не успел он после этого проплыть и сотни метров, как снова послышались шум и плеск, быстро приближавшиеся; опять пришлось укрываться в чаще. На этот раз промчались несколько носорогов, поднявших такую волну, что Горохов с трудом удержал равновесие лодки; его окатило целым фонтаном воды.
– Прокляты будьте, неуклюжие твари, язвило вас, окаянные! – ворчал он, отирая лицо. – Этак далеко не уедешь, а воду отливать нечем, да и темно.
Не успело улечься волнение, поднятое носорогами, как надвинулся табун лошадей, еще больше взволновавших воду; они бежали быстрее, чем быки, вставали на дыбы, стараясь обогнать друг друга, фыркали и ржали.
Не доезжая следующей поляны, Горохову пришлось укрыться еще раз: теперь бежали вперемешку быки и лошади, а вслед за ними еще десяток медведей. Наконец он выплыл на поляну-озеро и начал его пересекать, огибая среднюю часть, где вода поднималась бугром; когда он выплыл почти на середину, вода внезапно запенилась, поднялась, волнами его чуть не перевернуло. Грохот и плеск, донесшиеся с окраин, показали, что прокатился новый удар землетрясения. Борясь с волнами, Горохов добрался наконец до следующей опушки, нашел канал и поплыл дальше, но очень скоро остановился в недоумении; канал делился на три ветви, и ночью не было никакой возможности выбрать надлежащее направление – окраины котловины неразличимы, компаса не было, звезд не видно.
«Ничего не поделаешь, придется ждать рассвета, – решил Горохов. – Надо быть, уже недолго: сколько времени я мотаюсь по воде, а затрясло после полуночи».
