Освоение времени (СИ) - Ананишнов Виктор Васильевич (читать книги онлайн без .TXT, .FB2) 📗
— Вот что, — сказал он так, словно решил с ней помириться после ссоры, которой не было, да и не могло между ними произойти. — Ты лучше скажи, что я должен буду сделать? И, пожалуйста… Не надо меня обвинять в том, чего я ещё не совершил.
— Я и не…
У Напель широко распахнулись глаза. Она тоже не понимала его упрёков. А он продолжал:
— Да, да! Ты почему-то решила, что я такой и сякой и на меня надо давить какими-то непонятными… да, непонятными для меня страстями. Но, — он неожиданно для себя улыбнулся, потому что его позабавила двусмысленность того, что он хотел сказать после слова «страстями», и также неожиданно добавил: — Я согласен!
Она с какой-то детской беспомощностью посмотрела на него. Морщинка над бровями дрогнула и слегка расширилась, обнажая заметную складку кожи.
— Ты, Ваня… смешной, — сказала она серьёзно и чуть склонила голову к плечу. — И это мне нравится. Решительность твоя тоже. Но скажи мне, Ваня… Ты когда-нибудь убивал человека?
Вопрос Напель застал Ивана врасплох, обескуражил. Он уже считал, что никто и никогда теперь, когда он стал ходоком во времени, не спросит его о таком. Напель напомнила. Убивал ли он?.. Убивал ли, глотая пыль дорог или продираясь сквозь каменные завалы безымянных ущелий Афганистана?
Убивал ли он?..
В памяти, а затем перед взором, подобно вспышке, всплыла и развернулась картина первого в его жизни настоящего, а не учебного боя. Они, молодые и гордые сознанием выполняемого ими интернационального долга, пересекли границу. Но не проехали и ста километров вглубь чужой страны, как гулкий взрыв мины вздыбил и опрокинул их бронетранспортёр. Он, оглушённый и залитый кровью своих друзей, только что живых, здоровых и смеющихся после очередной острой реплики, срезал очередью из автомата группу каких-то людей, тоже стреляющих в него и в тех, кто уже не мог им ответить.
Он плохо помнил детали того боя, а сейчас вдруг увидел и услышал как наяву: надрывные крики, стоны, посвист пуль, косой горизонт и падающие фигурки от его очередей…
За тот бой он получил свою первую награду — первую Красную Звезду… Были и потом бои и ордена.
Но первый бой — убийством тогда это было или защитой?
До недавнего времени он считал — защитой. Но потом совсем по иному стал смотреть на себя и свои боевые заслуги. Наверное, всё-таки убивал… Но и защищал ведь! Себя и товарищей, что бы там сейчас об этом не говорили, особенно те, кто там не бывал, но имеет доступ к газете или телевидению, дабы крикнуть, плюнуть в лицо тем, кто там был, видел, воевал.
Да, он защищал беззащитных людей от безжалостных убийц. Защищал, но и… убивал…
— Убивал, — сказал он глухо. — Но не хочу об этом вспоминать. И… зачем тебе это знать? Зачем спрашиваешь? Разве я подавал повод к таким расспросам?
Напель прищурила глаза и не отозвалась на его вопросы, а задала свой:
— А если захотят убить тебя? Постой!.. Я, может быть, не так выразилась, — она быстро провела кончиком языка по пунцовым губам. — Пояс, Ваня, будут защищать. И таких защитников много.
— Та-ак, значит, — протянул Иван, суровея лицом. — Они меня, я их… Хорошенькая перспектива.
— Знаешь, Ваня, — печально произнесла Напель, словно пожалела его, — мне от тебя скрывать нечего. Я хочу, чтобы ты знал всю правду о них. Они вооружены. Конечно, их вооружение подстать средневековью, так диктует Пояс и режим поведения в нём, но… тебя здесь уже держат на примете, и никто не даст тебе просто так уйти через Закрытые Века вперёд, в будущее!
Он пристально посмотрел ей в лицо. Чистое и угрожающе-красивое.
— И ты?
— И я, Ваня!
— Что ж… — слегка дрогнувшим голосом сказал Иван, помедлил и добавил: — Спасибо за откровенность.
Они замолчали, каждый занятый своими мыслями.
Ивану стало тошно думать обо всём услышанном. Он поверил, он знал наверняка — именно так и будет, как говорить Напель. Его недавние надежды бесплотной тенью проскочить сквозь Пояс не имели под собой ничего, кроме легкомысленно-наивной уверенности в своих способностях ходить во времени.
Оказалось всё значительно сложнее и серьёзнее. Другие, более значимые и изощрённые силы, чем даже само время, ставшие здесь в неестественной, самой природе противной, застывшей полосе или тонкой мембране между прошлым и будущим, замаячили перед ним грозным препятствием. И знал он не только со слов Напель, а сам, как теперь ему казалось, изначально, сразу же после попадания в Пояс. Они не дадут ему просто так просочиться сквозь него и вернуться в родные времена. И в числе этих сил — Напель. Она вот даже не скрывает своей причастности к ним, хотя и представляет собой особую их часть, более приемлемую для него, что ли.
Но её циничная откровенность обезоруживала Ивана.
На него наваливалась безмерная усталость от её признания и невозможности противостоять ему.
Толкачёв откинулся на высокую, выше головы, спинку узкого кресла, прикрыл глаза.
— Но почему ты? — всё ещё ожидая чуда, спросил он её. — Ведь ты не защищаешь Пояс.
Она улыбнулась, но в глазах её читалась безмерная печаль, и Иван пожалел её, отчего заданный вопрос показался ему неуместным или, по крайней мере, лишним.
— Я, Ваня, тоже человек Прибоя, — произнесла она голосом, как будто больного, и потупила взгляд.
Ивана захлестнула волна нежности.
— Милая… Бедная…
— Не надо, — одними губами произнесла она. — Не надо так, Ваня. — И выпрямилась, подала вперёд восхитительную грудь — упругие полусферы захватывающей величины под полупрозрачной кисеёй платья, — и тут же твёрдо и строго, словно отгораживаясь от него и его ищущего взгляда, проговорила с какой-то непонятной неприязнью: — Не надо меня жалеть! И не такая уж я беззащитная и бедная, как ты тут только что возомнил обо мне.
Глаза её вспыхнули. Иван инстинктивно напрягся, ожидая неприятного эффекта первой встречи. Однако его не последовало. Складка на лбу Напель дрогнула, набухла и где-то в её глубине сверкнула зеркальная точка. И сразу же потухла.
«Сейчас она опять… заведётся и… мало ли что можно от неё ожидать», — подумал Иван и решил направить разговор в другое русло.
— Скажи, Напель. Закрытые Века, сколько их?
— Ч-чего? — посмотрела она на него с недоумением.
— Веков.
Она пожала плечами, всё ещё не уверенная, что правильно поняла ходока.
— Ни одного.
— Но название…
— А-а, — губы её сложились в презрительной полу усмешке. — Поясом Закрытых или Дурных Веков его называют те, кто ничего не знает о Поясе. В основе своей… это, конечно, Пояс. Может быть… На самом деле — это миг, тончайшая во временной протяжённости перегородка, разделившая естественный ток времени.
— Мне показалось иное.
— Вот именно, показалось!
— Нет-нет. Понимаешь ли, Напель, дорога времени, по которой я хожу, жёстко связана с длительностью времени и расстоянием, которое я преодолеваю в поле ходьбы. Став на неё и двигаясь по ней, я достаточно точно могу оценить, на сколько лет углубился в прошлое или вернулся в будущее. На этом правиле, а, по большому счёту, законе, строится вся система ориентации ходоков в поле времени. Впрочем… Я…
Он примолк, вспомнив, как ошибался в оценках, находясь во времени Прибоя.
— Говори, Ваня.
Она слушала его внимательно, чуть подав себя вперёд.
— Там, в Прибое, тоже есть подобная зависимость, но отличная от нормального течения времени. — И добавил, поясняя: — В тех временах, где я ходил до сих пор.
— Тут ты, наверное, прав, Ваня, хотя эффект пассивного движения во времени мне трудно понять. И всё-таки мне кажется, что у самого Пояса время для тебя ещё больше искажено. И чем ближе ты к нему подойдёшь, тем больше будешь ощущать нелинейность времени. На сколько лет ты оценил временной интервал Пояса?
— По предыдущему опыту, лет на шестьсот, а для Прибоя… тридцать-сорок… Но тогда, — сделал он неожиданное для себя открытие, — в Поясе вообще нет времени!? Хм… Как же тогда последовательность событий в моей жизни? Или твоей?
