Куб со стертыми гранями - Ильин Владимир Леонидович (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
— И что из этого? Я буду бороться до тех пор, пока не выведу ваших хозяев на чистую воду!
— Каких еще хозяев?
— Вы же сами сказали — “против нас”!.. Кстати, не могли бы вы пояснить, кого конкретно вы имели в виду?
— И не надейтесь, — сухо отрезает Шерм. — Вы зря думаете, что сможете выведать у меня на имена, адреса и прочие данные о моих друзьях. Максимум, что я могу вам рассказать — и то лишь для того, чтобы вы не обольщались, что из ваших воинственных потуг что-то выйдет — так это о Мече вообще…
— О Мече? — переспрашиваю я.
— Помните, я говорил вам при нашем знакомстве о том, что люди всё больше начинают бояться и ненавидеть нас, хардеров? И это вполне объяснимо, если учесть нашу страсть к конспирации и отчуждение от всего человечества. А отсюда логично вытекает и необходимость создания секретного органа, который противостоял бы Щиту и тем самым нейтрализовал бы его возможные попытки работать на себя. Это не вражда, дружище, это попытка наладить хоть какой-то контроль за хардерами со стороны людей… Но если раньше Меч был, образно выражаясь, недостаточно острым, чтобы суметь пробить Щит, то теперь, когда у него есть в арсенале “регры” и когда его агенты действуют среди вас, хардеров, складывается равновесие, которое очень важно для нашей цивилизации…
“Ваш Щит”! Вот предатель!.. Во мне вспыхивает ярость. Он больше не отождествляет себя с хардерами, а значит не коллега и не товарищ он мне отныне, а скрытый, тщательно замаскированный враг!..
— Ну, что же вы молчите, дружище Лигум? — осведомляется Шерм. — Или вам сказать нечего?
Сказать мне действительно нечего — во всяком случае, ему. Время умных разговоров прошло.
Интроскоп я действительно на этот раз не захватил с собой, зато мой верный “зевс” всегда со мной. И отработанным движением я молча выхватываю разрядник из кобуры и целюсь в человека по другую сторону бильярдного стола.
— Что это с вами, дружище? — удивленно говорит он. — Мне кажется, вы совсем отупели. Наверное, это бильярд на вас так скверно влияет… Вы совсем забыли, что вам в меня стрелять бессмысленно. Вам теперь беречь меня надо. Ведь вас наверняка интересую не я, а мои коллеги по Мечу, не так ли? А поскольку я лишен искейпа, то, выстрелив, вы безвозвратно отправите меня на тот свет, вот и всё…
— Пускай! — хрипло говорю я. — Обойдусь и без вашей помощи!.. Рано или поздно, я все равно доберусь до вашего логова! Да и должны же вы понести кару за свое предательство!..
Шерм закусывает губу.
— Так, — говорит он. — Этого и следовало ожидать. Только вы напрасно дергаетесь, Даниэль. Я вовсе не намерен ни прыгать головой в окно, чтобы убежать, ни вступать с вами в перестрелку. Тем более, что у меня и оружия-то с собой нет…
Я так поражен, что до меня не сразу доходит смысл слов моего противника.
Он назвал меня по моему секретному имени! Он знает, что меня зовут Даниэль! Но откуда?..
Ствол излучателя в моей руке сам собой опускается вниз, когда до меня доходит, что всего два человека в мире знали имя, присвоенное мне при “рождении”. Один из них был моим Наставником в Академии, а второй…
— Да-да, — печально говорит, словно читая мои мысли, Шерм. — Ты правильно мыслишь, мой мальчик, когда-то я был твоим супервизором.
Я стискиваю зубы. Супервизор для хардера — это второй отец, если первым считать Наставника… Что ж, это тот самый удар ниже пояса, который запрещен в обычных единоборствах. Но ведь мы боремся не по правилам, мы не должны так бороться, потому что иначе все наши усилия могут быть сведены к нулю какой-нибудь глупой эмоцией!..
И тут я вижу, что в руках моего собеседника появляется уже знакомая мне квадратная коробочка.
Так вот почему он с такой откровенностью беседовал со мной! Вот почему он не боялся ни смерти, ни разоблачения!..
Он знал, что может в любой момент воспользоваться “регром” который лежит у него в кармане, и перенестись всего лишь на полчаса назад, когда мы еще мирно играли в бильярд. И тогда не будет не произнесено ни слова о Щите, Мече и “реграх”, и я так и не узнаю, кем же на самом деле является человек, с которым я искренне хотел бы подружиться… А если даже я когда-нибудь вздумаю интроскопировать своего партнера, то он и его новые друзья к тому времени обязательно что-нибудь придумают, чтобы избежать разоблачения.
Все эти мысли молниями сверкают в моей голове, и я снова вскидываю “зевс” на уровень груди Шерма. Теперь я всерьез намерен убить его. Потому что только таким способом можно помешать ему нажать сенсор “регра”…
Но я не успеваю выстрелить. Бильярдный стол, который разделяет нас, внезапно взлетает в воздух, выбивая из моих рук разрядник и сбивая меня своей дубовой тяжестью с ног. Хорошо, что меня в свое время научили не терять ни сотой доли секунды, чтобы оказаться на ногах после падения, и едва коснувшись пола, я тут же отталкиваюсь от него и пружинисто прыгаю к Шерму.
Он пытается отразить мое нападение ногой и кулаком, но в обоих случаях промахивается, и тогда ему приходится пустить в ход вторую руку. Я с удовлетворением отмечаю, что коробочка “регра” падает на пол и отлетает куда-то в угол. Значит, моя задача будет заключаться в том, чтобы не дать своему бывшему супервизору добраться до этого угла.
А это не так-то легко, если учесть уровень рукопашного мастерства Шерма. Он бьет меня и так, и этак — как хочет… Его конечности словно материализуются сами собой из воздуха неожиданно для меня, так что о своих наступательных порывах можно на время забыть. Спасти меня сможет лишь случайная ошибка моего противника, если он увлечется настолько, что откроется для моего контрудара. И требуется во что бы то ни стало не потерять сознания. Если я отключусь, то это будет равносильно смерти.
Краем уха я слышу, что в дверь бильярной кто-то ломится. Видимо, мой партнер предусмотрительно запер дверь, прежде чем приступить к задушевному разговору со мной с глазу на глаз. Однако открыть дверь и впустить кого-нибудь себе на подмогу я не имею возможности, потому что тогда я открою дорогу Шерму в угол к “регру”. Остается надеяться, что дверь слетит с петель раньше, чем я превращусь в бесчувственную чурку…
И тут, наконец, мой оппонент совершает долгожданную оплошность. Завершая очередной удар по моему, превратившемуся в одну сплошную кровоточащую рану, корпусу, он всего на какую-то долю секунды задерживает свою руку в воздухе дольше, чем следовало бы, и я спешу воспользоваться этим ляпом. Поймав кисть Шерма, я прокручиваю ее так, чтобы одновременно бросить противника, и он с силой впечатывается в ковер на полу лопатками. Мне остается лишь раздавить ему ребра ударом стопы — и бой прекратится, как это принято называть в спортивных единоборствах, “по техническим причинам”…
Но тут дверь бильярдной, наконец, распахивается, и, обернувшись, я даже не успеваю разглядеть, кто же так рвался нарушить наше уединение.
Перед моими глазами что-то вспыхивает ослепительно-белым пламенем, и я теряю сознание…
Я прихожу в себя, когда всё уже кончено. В комнате много людей, и они почему-то толпятся в углу, где лежит нечто бесформенное. Кто-то, нагнувшись надо мной, льет мне на голову что-то холодное. Оттолкнув его руку, я с трудом встаю и, шатаясь, иду сквозь скопление людей. Они почему-то расступаются передо мной так, словно я действительно болен венерианской чумой…
Груда, лежащая на полу, является ничем иным, как останками человека. Видимо, по нему выстрелили в упор из мощного разрядника. Опознать его трудно, но еще можно. По деталям обугленной одежды и некоторым характерным приметам я вижу, что это Шерм.
Кто-то из хардеров держит в руке мой “зевс”, и взгляды всех присутствующих обращаются ко мне.
— Зачем вы убили его? — слышится чей-то недоуменный голос в тишине. — Как у вас могла подняться рука на хардера Шерма?
Самое страшное, что мне нечего ответить им в свое оправдание.
Тот, кто вломился в бильярдную, знал, как надо действовать, чтобы наш с Шермом поединок выглядел как дружеская потасовка, приведшая к печальным последствиям. Даже если я с пеной у рта буду рассказывать, что на самом деле здесь произошло, то меня в лучшем случае примут за повредившегося умом от напряженной розыскной деятельности субъекта, а в худшем — за злодея, пытающегося с помощью наглой и бессовестной лжи уйти от наказания за совершенное преступление.