Через тысячу лет (Научно-фантастическая проза) - Никольский Вадим Дмитриевич (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Взял еще с собой ружьецо с патронами, Дианку, собаку свою охотничью, и двинулись мы в путь. Ехали дня три. Сперва по Черной Арагве, потом вбок к востоку, вдоль ручья, в дикую глушь забрались, дальше и тропы настоящей не было. Лошадей в одной тамошней хевсурской деревушке оставили.
Занятное, скажу вам, племя, хевсуры… Коли бывали там, может игру природы заметили. Все народы тамошние чернявые и носы у них с горбинкой, а у этих невзначай встретишь и носы прямые, и волосы светлые, и глаза голубые.
Говорили мне, что в племени том старая германская кровь сказывается. Будто шла после взятия Ерусалима турками партия крестоносцев к себе домой, да и заблудились там в дебрях хребта Кавказского, а может быть, в плен попали, одним словом, будто остались эти крестоносцы там, перероднились с туземцами, и потому то в нынешних хевсурах нет-нет кровь и обличье далекого немецкого пращура сказывается… И посейчас у некоторых старинное оружие с латинскими клеймами встречается. Один такой меч я и сам у одного старика видывал. Просил продать — не хочет. Говорит: за винтовку отдам, а за деньги не надо… Ну вот, взяли мы из той деревни парня вещи нести, и к вечеру добрались, наконец, до той лощинки, где я свои камешки нашел. Палатку разбили, костер развели, а Ивану Гавриловичу не терпится, все кругом ходит да по камням молоточком постукивает.
Наутро приятель мой свои ящики раскупорил, разные банки, склянки расставил, какие-то приборы вытащил… прямо лабораторию устроил… А сам все молчит и камни кислотами пробует… Вечером говорит мне:
— Ну, Никита Палыч, здесь только цветочки, ягодки должны быть там дальше спрятаны, — и рукой на восток, вверх по долине указывает.
Ладно, начали мы снова укладываться, а Ахмет, проводник наш, вдруг заартачился: — не пойду, говорит, дальше. Я по-ихнему говорить немного умею. Что, спрашиваю, — прибавки тебе, что ли, хочется? — если прибавки, — черт с тобой — получай, в полтиннике не разойдемся… А он упирается: хоть сто рублей — не пойду туда. «Да почему, чудак ты этакой?» — Там шайтан, — черт по ихнему, — в долине живет, туда ходить нельзя… Перевел я его слова Ивану Гаврилычу, тот смеется, а потом ругаться стал. Бились, бились мы с Ахметом, тот все свое твердит: шайтан там живет и человеку, и зверю туда дорога заказана. Кто туда пойдет, назад не возвращается. Один охотник ихний, за козой гоняясь, в той долине малое время побыл, так еле домой дополз и сейчас ногами владеть не может…
Так и бросили мы его. Отдали ему, что полагается, и в тот же момент точно сдунуло его. Остались мы с Иван Гаврилычем вдвоем. Часть багажа под камнями запрятали, а что понужнее на себя нагрузили и вперед двинулись…
Долинка та дальше все уже и уже делалась, пока с обеих сторон у нас точно стены повырастали… Повыше, видать, зелено все, глаз радуется, а в долине, хоть и ручей там бежит, и солнце светит — ни кустика, ни травинки: земля и камень голые…
Прошли мы таким манером версты три. Дианка рядом бежит, носом воздух ловит, а мы от камней и земли пробы берем. Вижу, Иван Гаврилыч все серьезнее делается.
— Это прямо что-то небывалое, — кричит, — чудо природы какое-то!
Вечером растянули мы палатку у ручья под скалой и никак заснуть не можем. Иван Гаврилыч свои склянки повытаскивал, один прибор вынул — вроде банки с пробкой и стержень внутрь пропущен, а на стерженьке два тоненьких золотых листочка болтаются. Поставил его в сторонку. Гляжу — пяти минут не прошло, листочки, что раньше слипшись были, помаленьку расходиться стали, да так растопырившись и остались. Я хоть не понимаю, а удивляюсь, а Иван Гаврилыч сам не свой сделался:
— Небывало, невероятно, — бормочет, — и все твердит: ионизация…
А дальше прямо чудеса пошли. Чуть спать мы легли, слышим, точно кто шепчется кругом в темноте… Шу, шу, шу — да ши, ши, ши… А потом — тресь, тресь… Ровно кто щепочки ломает… В костре нашем только угольки одни тлеют, совсем темно стало, и видим мы с Иван Гаврилычем, как то там, то здесь по земле искорки перескакивают и синие огоньки посвечивают… В воздухе чем-то особым запахло, вроде как после грозы, только куда сильнее. «Что это, Иван Гаврилыч?» — спрашиваю… — Электризация, — говорит, — воздуха, доказывающая близость радия. А дальше еще хуже: кругом прямо свист пошел, и огоньки по камням еще ярче сделались. Глянули мы наверх и остолбенели: на скале, под которой мы лежали, от земли наискось какая-то белая полоса сияет… Ровным, голубоватым таким колером, а по ней искорки так и прыгают, так и прыгают…
Иван Гаврилыч меня даже за руку схватил. Гляжу я на него, а он сам, точно мертвец, бледный и волосы дыбом… Чувствую, что и у меня волосы подымаются и такую вдруг я в себе силу и бодрость почувствовал, точно у меня добрых двадцать лет с плеч долой… Иван Гаврилыч тоже взбодрился.
— Ну, Никита, — кричит, — теперь вижу я, что прав Ахмет и в долине этой вроде как черт живет… Ведь это радиевая руда — чудовищная залежь, да какой богатейшей радиевой руды!.. Это за ней еще три тысячи лет назад греки с Язоном в Колхиду ездили золотое руно искать. Вот оно, золотое руно! Вот они, драконовы зубы и великаны, стерегущие сокровище… Здесь не граммы, а килограммы, — какое там — тонны радия!.. Мы с ним можем мир покорить. Ведь здесь миллиарды зарыты!..
Вижу, человек совсем в уме повредился… А он кирку схватил, мне другую сует:
— Живо, — кричит, — за работу! Понимаю теперь, почему горцы говорят, что здесь долго пробыть нельзя!..
Принялись мы от жилы той светящейся куски руды отбивать. Посыпались они, точно дождь огненный… Иван Гаврилыч сбоку устроился — зубилом и молотом дыры проковыривать начал… С час времени так поработали…
— Будет пока, — говорит Иван Гаврилыч, — сейчас я патрон заложу, сразу нам хороший кусок отвалится…
Ну, заложил он патрон, запалил шнур, мы с ним вбок отбежали…
Бахнуло затем негромко так, — осколки вверх фонтаном полетели, и только мы это вперед шагнуть захотели, вижу светлая полоса руды на скале точно надвое разделилась, скала будто свое нутро раскрыла, и оттуда такое сияние брызнуло, что и сказать нельзя…
Страх меня взял, — бежим, кричу, — Иван Гаврилыч, обвал это! — и сам во весь дух в сторону кинулся… Не успел я и десяти шагов прыгнуть, как загудит кругом, как застонет, земля ровно ахнула, меня чем-то в голову ударило, с ног сшибло, а дальше я и не помню.
Холод утренний меня в чувство вернул… Огляделся я и понять ничего не могу… Будто и место не то… Ручья нет, долинка скалами вся засыпана, а от каменной стены справа, по которой жила обозначалась, будто кто ножом полбока срезал… Дело ясное — обвал… Мы его взрывом своим и вызвали… Поднялся я, еле на ногах держусь. Иван Гаврилыч, — кричу, — где ты, отзовись!.. Может, думаю, и он где-нибудь в обмороке, либо раненый лежит. Поплелся вокруг камней наваленных искать, пока сил хватило… Да где найти… Ни следа, ни признака. Понял я, что нет больше моего приятеля в живых, что это я над могилой его каменною ползаю, и заплакал… Ну, думаю, — тут делать мне уж нечего. Как бы самому живым отсюда выбраться… Только слышу, кто-то жалобно так неподалеку скулит — гляжу, а это Дианка за своим хозяином плачет. Позвал я ее, вижу, ползет ко мне, задние ноги волочатся, и опять ничего понять не могу: глаза и голос ее и в руку носом тычется, а на самой шерсть клочьями висит и почти вся шкура в проплешинах…
Лизнула мне руку раза два, взвизгнула и околела…
Как это я оттуда, из этой Чортовой долины, выбрался — и посейчас не помню. Кожа на лице и на руках полопалась. Все тело как огнем жжет. Глаза туман застилает… Пройду шагов сотню и упаду. Больше полз, чем шел… Не знаю уж, где и когда меня тамошние пастухи нашли…
Очнулся я в сакле ихней… Рядом кувшин с водой и девчонка с замотанным лицом на корточках сидит. Увидела, что я глаза открыл, вскочила и прочь побежала. Минут через пять назад идет, а с ней наш проводник бывший… Увидел меня, зацокал, головой закачал сожалительно… Что, говорит, — правду я сказывал — шайтан там живет. Зачем ходил? зачем меня не слушал?.. Товарищ твой где? — спрашивает. Рассказал я ему, как все было.
