Шаги в неизвестное - Гансовский Север Феликсович (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
По дороге нам попался мотоциклист — тот, которого я утром увидел еще из дома. Он был примерно в полутора километрах от того места, где я его впервые рассматривал. Жоре почему-то очень захотелось его опрокинуть. Когда я опять стал его оттаскивать, он вдруг, вырвав руку, злобно посмотрел на меня.
— Уйди, гад! А то ты у меня будешь не жить, а тлеть.
Я, опешив, молчал.
Он презрительно выпятил нижнюю губу:
— Чего пристал? На что ты мне нужен? Еле-еле я его успокоил, и мы потащились
дальше. Но теперь его тон по отношению ко мне совершенно переменился.
После всей этой возни я почувствовал огромное облегчение, когда мы наконец вошли в поселок, и я смог увести его с улицы в дом.
ДРАКА
По моим часам выходило, что мы отсутствовали чуть больше одной минуты нормального «человеческого» времени. В поселке почти ничего не переменилось с тех пор, как мы ушли.
В доме Мохова в окне его кабинета была поднята штора, и сам Андрей Андреевич сидел за своим столом. (Ужасно далеким и чужим показался он мне, когда я, прихрамывая, брел мимо.) Домработница Юшковых — веснушчатая коренастая Маша — за заборчиком на противоположной стороне улицы застыла у веревки с пеленкой в руках. Стоя на месте недалеко от ларька, шел незнакомый мне коренастый брюнет в брюках гольф. И надо всем этим висело в небе неподвижное солнце, а ветви деревьев гнулись от ветра, которого я не ощущал.
В столовой я устало рухнул на стул. Черт побери! Все мне уже порядком надоело. Нужно было заставить себя сосредоточиться и подумать, откуда взялись все эти странности. Но я был так удручен, что чувствовал себя совершенно неспособным на сколько-нибудь объективную оценку окружающего.
И мне и Жоре хотелось есть.
Я, наконец, встал и, волоча ноги, принялся собирать на стол то, что было в холодильнике и на газовой плите, на кухне.
— Сбегаю за пол-литром, — предложил Жора.
— Сходим вместе, — ответил я. Мне не хотелось отпускать его одного в поселок.
Он хмуро согласился. Я уже надоел ему со своей опекой, и он с удовольствием от меня отделался бы.
За обедом мы просидели часа два или три.
Было много удивительного. Оброненная со стола вилка повисала в воздухе и лишь минуты за полторы лениво опускалась на пол. Водка никак не хотела выливаться в стакан, и Жоре пришлось сосать ее из. горлышка.
Все совершалось как бы в сильно замедленном кинофильме, и только усилием воли я заставлял себя постоянно помнить о том, что мир ведет себя нормально и лишь другая скорость нашего восприятия позволяет нам видеть его изменившимся.
Когда я смотрел на медленно опускающуюся вилку, мне вдруг показалось, что когда-то раньше я уже видел это явление и когда-то раньше уже сидел с Жорой за столом, пытаясь налить себе молоко в стакан. (Знаете, бывает иногда такое чувство, будто то, что с тобой сейчас происходит, ты переживаешь второй раз в своей жизни.)
Потом я хлопнул себя по лбу. Не видел, а читал. Читал в рассказе Уэллса «Новейший ускоритель». Там тоже был стакан, который повисал в воздухе, и неподвижный велосипедист.
Странно, как тесно даже самая смелая фантазия соприкасается с действительностью. Хотя, впрочем, если вдуматься, в этом нет ничего удивительного. Любое, даже самое фантастическое предположение все-таки основывается на действительности, так как, кроме нее, у человека ничего нет.
Я вспомнил, что в этом рассказе есть эпизод, где один из героев, живущих ускоренной жизнью, берет болонку и перебрасывает ее с одного места на другое. Этого, пожалуй, не могло быть, так как у собачонки оторвалась бы голова.
Дело в том, что в нашем положении вещи не только плавали в воздухе. Они лишились прочности. Я брал стул за спинку, и спинка оставалась в моей руке, как если бы я снимал телефонную трубку. Я пытался прибрать постель, но простыня отрывалась клочьями, когда я за нее брался. (Конечно, я говорю это не в укор замечательному писателю. Его рассказ — просто непритязательная и мастерски написанная веселая шутка.)
Тут же, за обедом, я впервые увидел, как на самом деле выглядит падающая в воздухе капля. Она вовсе не имеет той «каплевидной» формы, которую мы считаем ей присущей.
Капля из наклоненного чайника падала следующим образом. Сначала от носика отделялось нечто, действительно напоминающее каплю. Но затем тотчас же верхняя длинная часть отрывалась от нижней и образовывала крошечное водяное веретено с утолщением посередине и тонкими концами. Нижняя часть в это время делалась шариком. Потом веретено под влиянием сил молекулярного притяжения тоже распадалось на несколько мельчайших, почти незаметных глазу бисеринок, а нижний большой и тяжелый шарик сплющивался сверху и снизу. В таком виде все это, ускоряя движение, опускалось на стол.
Что-то вроде вертикально расположенной нитки с большой сплюснутой бусиной внизу и несколькими, совсем крошечными, выше.
Вообще, капли опускались так медленно, что я разбивал их щелчками.
Но, впрочем, мой новый знакомый не давал мне заняться наблюдениями. Жора пьянел быстро и, опьянев, стал чрезвычайно неприятен.
Хлебнув очередной раз из бутылки, он поставил ее на стол, скрестил короткие руки на груди, сжал зубы и несколько раз шумно выдохнул через ноздри, уставившись взглядом в пространство.
Все было рассчитано на то, чтобы убедить меня в значительности его (Жоржа) переживаний.
Его красное лицо покраснело при этом еще больше, а кончик курносого носа побледнел.
Затем он презрительно оглядел комнату:
— Эх, не знаешь ты жизни.
— Почему? — спросил я.
Он пренебрежительно вздернул плечами, не удостаивая меня ответом.
— А вы, выходит, знаете жизнь? — спросил я немного позже.
Он не понял иронии и высокомерно кивнул. Затем нахмурил лоб, отчего там образовались две жирных складки, и принялся скрипеть зубами и скрипел довольно долго.
По всей вероятности, это делалось, чтобы запугать меня, и мне даже стало смешно.
Но, пожалуй, смеяться было не над чем.
— Ну ладно, — сказал Жорж. — Я им теперь дам.
— Кому?
Он посмотрел на меня, как на пустое место, еще раз скрипнул зубами и снисходительно бросил:
— Известно, кому. Легавым.
— Каким легавым?
— Из милиции… И вообще. — Он злобно рассмеялся. — И этому Иваненке тоже. Из совхоза.
В дальнейшем разговоре выяснилось, что он только что отсидел три года за хулиганство. Был осужден на пять, но два ему каким-то образом сократили в порядке зачета.
Долго он перечислял своих врагов. Семен Иванович, некий лейтенант Петров, еще один Семен Иванович и даже директор совхоза Иваненко.
— Узнают теперь Жору Бухтима. Ни один не уйдет…
Потом настроение у него вдруг переменилось, и он затянул:
Кончив петь, он перегнулся через стол и положил мне руку на плечо:
— Ладно. Ты слушай меня. Я тебя научу, как жить. Понял? (Он произносил это слово с ударением на последнем слоге.)
Я с брезгливостью сбросил его ладонь с плеча.
— Нам теперь надо что? — продолжал он. — Деньги. Понял? А я знаю, где взять. В бухгалтерии на электростанции. Ты только держись за меня.
— А зачем нам деньги? — спросил я. — Мы и так все можем брать, что нам надо.
Эта мысль его озадачила. Некоторое время он подозрительно смотрел на меня, потом неуверенно сказал:
— Деньги — это все.
Не помню, о чем мы говорили дальше, но позже его осенила новая идея: нам нужно было бежать в Америку. (Она представлялась ему страной, где только и делают, что круглые сутки катаются взад-вперед на шикарных автомобилях и играют на саксофонах.)
Пока он разглагольствовал, я твердо решил, что ни в коем случае не отпущу его от себя. Кто знает, что еще придет в его тупую башку. В том состоянии, в котором мы оба находились, люди были совершенно беззащитны против его наглого любопытства. Он был почти всесилен сейчас: мог украсть, ударить, даже убить.
