Т. 04 Дорога доблести - Хайнлайн Роберт Энсон (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Джедсон крутанул ручку старинного звонка. Несколько минут мы стояли в ожидании, и я рассматривал треугольники из цветных стекол, вделанные в боковые панели двери, и прикидывал, сохранился ли на свете хоть один умелец, способный изготовить вот такую дверь.
Потом она нас впустила. Выглядела она, ну просто невероятно. Такая маленькая, что я смотрел сверху вниз на ее макушку, на чистенькую розоватую кожу, которая просвечивала сквозь жидкие аккуратно причесанные волосы. И весила она меньше семидесяти фунтов, даже одевшись, чтобы выйти на улицу. Но стояла она, гордо выпрямившись в своем бледно-зеленом платье из аль-паки с белым воротничком, и оглядывала нас живыми черными глазами, которые равно подошли бы и Екатерине Великой, и пророчице, накликающей беду.
— Доброго вам утра, — сказала она. — Входите.
Она провела нас через тесную прихожую, раздвинула занавеску из бус, прикрикнула «брысь, Серафим!» на кота, облюбовавшего кресло, и усадила нас в своей гостиной. Кот спрыгнул на пол, отошел с величавым достоинством, а потом сел, обвил хвостом лапы и уставился на нас таким же невозмутимо-оценивающим взглядом, что и его хозяйка.
— Мой Джек предупредил меня о вас, — начала она. — Вы мистер Фрэзер, а вы мистер Джедсон. — Это был не вопрос, а утверждение, и распределила она нас безошибочно. — Полагаю, вам хочется узнать свое будущее. Какой способ вы предпочитаете — ладони, звезды, кофейную гущу?
Я хотел было объяснить ей, что вышло недоразумение, но Джедсон меня опередил.
— Думается, способ лучше выбрать вам, миссис Дженнингс.
— Ну хорошо. Тогда на чаинках. Сейчас поставлю чайник, это и минуты не займет.
Она засеменила на кухню. Мы слышали, как она ступает там по линолеуму, как деловито и уютно позвякивает и побрякивает посудой.
Когда она вернулась, я сказал:
— Надеюсь, мы не причиняем вам лишних хлопот, миссис Дженнингс.
— Ну что вы, что вы! — успокоила она меня. — Я люблю с утра попить чайку, так подкрепляет! Но мне надо было снять с огня приворотное зелье, вот я и задержалась.
— Извините…
— Ему не повредит немножко отстояться.
— Формула Зекербони [4]? — поинтересовался Джедсон.
— Да ни в коем случае! — Такое предположение ее даже расстроило. — Убивать кроткие милые существа? Зайчиков, ласточек, горлиц? Подумать и то страшно! Не понимаю, о чем думал Пьер Мора, когда составлял этот рецепт. Так бы и надавала ему оплеух! Нет, я пользуюсь совсем другим — колокольчик съедобный, померанец и амбра. А действует не хуже.
Тут Джедсон осведомился, не применяет ли она сок вербены. Она вгляделась в его лицо, а потом сказала:
— Сынок, у тебя у самого есть дар прозрения, верно?
— Очень слабый, матушка. Очень!
— Ничего, он наберет силу. Только не злоупотребляй им. Ну а вербена оказывает нужное действие, как ты знаешь.
— Так не проще ли?..
— Проще-то проще, но если такой нехитрый способ получит известность, то все, кому не лень, начнут им пользоваться направо и налево, а это куда как плохо. И колдуны с колдуньями поумирают с голоду в ожидании клиентов, что, пожалуй, не так уж плохо! — Она вздернула седую бровь. — Ну а если ты за простотой гонишься, так и вербену тревожить незачем. Вот, например… — она протянула палец и коснулась моей руки, бормоча «bestarberto corrumpit viscera ejus virilis» [5]. Или что-то в этом роде. За точность я не поручусь.
Да и не было у меня времени думать о заклятии, которое она произнесла. Меня совершенно поглотило внезапно нахлынувшее чувство. Я вдруг влюбился — восторженно, упоенно влюбился… в бабушку Дженнингс! Нет, она вовсе не показалась мне красавицей, ничего подобного! Я по-прежнему видел перед собой маленькую высохшую старушку с лицом мудрой мартышки, годящуюся мне в прабабушки. Только это не имело ни малейшего значения. Она была — она. Прекрасная Елена, предмет вожделения всех мужчин, их романтического преклонения.
Она улыбнулась мне ласковой понимающей улыбкой, и я преисполнился счастья. Но тут она сказала добрым тоном:
— Не стану делать тебя посмешищем, сынок! — Опять коснулась моей руки и что-то прошептала.
И тут же наваждение рассеялось. Я снова видел перед собой милую старушку, которая и пирожки внуку напечет, и с больной соседкой посидит. Ничего не изменилось, и даже кот не моргнул. От пылкого чувства осталось только воспоминание — отвлеченное и спокойное. Но у меня будто отняли что-то очень важное.
Тем временем закипел чайник. Она засеменила на кухню и вскоре вернулась с подносом, уставленным чашками, между которыми красовался тминный кекс, окруженный ломтиками хлеба домашней выпечки, намазанными душистым маслом.
Когда мы все чинно выпили по чашечке, миссис Дженнингс взяла чашку Джедсона и всмотрелась в чаинки на донышке.
— Денег не очень-то много, — объявила она, — но тебе много и не потребуется, а жизнь смотрится полная и дающая радость. Она помешала ложечкой остатки чая, — Да, у тебя есть дар и понимание, которое должно ему сопутствовать, но, вижу, ты предпочел делать дело, вместо того чтобы постигать великое искусство или хотя бы малое. Почему?
Джедсон пожал плечами и ответил, словно извиняясь:
— Кругом полно работы, которую нужно делать сейчас. Вот ею я и занимаюсь.
— И правильно! — Она кивнула. — Из каждой работы можно почерпнуть понимание, и ты его почерпнешь. Торопиться некуда — времени много. Когда настанет черед твоего собственного дела, ты его узнаешь и будешь готов к нему. Ну-ка, дай мне свою чашку! — сказала она, оборачиваясь ко мне.
Я отдал ей чашку. Несколько секунд она смотрела на чаинки, а затем сказала:
— Ну, у тебя нет ясных глаз твоего друга, но ты обладаешь прозрением в том, что касается твоей работы. А все сверх того, только пробудило бы в тебе томление духа, потому что я вижу тут деньги. Ты наживешь много денег, Арчи Фрэзер.
— А деловой неудачи сейчас вы не видите? — торопливо спросил я.
— Нет. Да ты сам взгляни! — Она указала на чашку, я наклонился и заглянул внутрь. Несколько секунд за чаинками словно по киноэкрану скользили изображения. Я сразу узнал свой магазин — даже выщербины на столбах ворот, ведущих во двор, — водители грузовиков склонны заворачивать в них слишком круто.
Но к магазину было пристроено новое крыло, а во дворе стояли две чудесные новехонькие пятитонки с моей фамилией на бортах!
И тут я увидел, что выхожу из дверей и иду по улице в модной шляпе. Костюм на мне, правда, был тот самый, в котором я пришел к миссис Дженнингс, и галстук тот же — клетчатый, цветов клана моих предков. Я поднял руку и погладил его.
— Ну, пока достаточно, — сказала миссис Дженнингс, и я увидел под чаинками дно чашки. — Ты видел, — продолжала она, — и можешь не тревожиться за свой магазин. Ну а любовь, женитьба и дети, болезни, здоровье и смерть… сейчас поглядим.
Кончиком пальца она коснулась остатков чая, и чаинки заколыхались. Несколько секунд она вглядывалась в них. Брови у нее сдвинулись, она было хотела что-то произнести, но опять уставилась в чашку.
— Не все ясно, — сказала она наконец. — Не понимаю. Моя собственная тень накладывается на образы.
— Дайте, я попробую, — предложил Джедсон.
— Не суйся, куда не просят! — ответила она с удивившей меня резкостью и прикрыла чашку ладонью, а потом посмотрела на меня с состраданием. — Будущее твое неясно, так как у тебя два возможных будущих. Постарайся, чтобы ум управлял твоим сердцем, и не терзай его из-за несбыточного. Тогда ты женишься, обзаведешься детьми и будешь доволен своим жребием. — Она исчерпала эту тему, так как тут же обратилась к нам обоим: — Но вы пришли не гадать, вы пришли искать помощи иного рода. — И вновь это было утверждение, а не вопрос.
— Какого же, матушка? — спросил Джедсон.
— Вот такого! — ответила она и сунула чашку ему под нос.
Он поглядел в чашку и пробормотал:
4
«Зекербони» — книга-гримуар, написанная жившим в Милане в середине XVII в. оккультным философом Пьером Мора. «Зекербони» содержал в себе множество таинственных кабалистических образов и прежде всего Великую Пентаграмму. Во время чумы 1630 г. Мора был обвинен в колдовстве и наведении чумы. Разъяренные жители города ворвались в жилище Пьера Мора, где помимо большого количества астрологических, алхимических и магических приспособлений и инструментов был обнаружен алтарь Сатаны. Мора признался в поклонении Сатане и был казнен.
5
Набор бессмысленных и латинских слов. Последние можно примерно перевести: «Совратить плоть эту мужскую». (Примеч. пер.)