Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
— Он самый, — не понимая причин столь шумной реакции, ответил я. Постарался отвести глаза и не слишком уж пялиться на Василису.
Получалось с трудом — ее было много.
— Не стой столбом… — Одним движением Василиса втянула меня в дом. Высунулась, бдительно осмотрелась. Захлопнула дверь.
Даже до жирафа рано или поздно доходит.
— Новости уже знаешь? — спросил я. Под «прихожую» в доме был отведен огромный зал с тремя дверьми и лестницей вверх. Абсолютно пустой, только кое-где держали потолок опорные столбы, украшенные не то коваными вешалками, не то просто отходами Василисиного производства.
— Конечно. — Василиса подняла со стоящего у двери столика (опять же — кованые ножки и лежащий сверху в кованой раме кусок толстого стекла) сложенную вчетверо газету. Тоненькую, в один разворот, вроде тех бесплатных газеток, что выпускают власти московских районов и округов.
— А? — только и сказал я, прочитав название: «ЕЖЕНЕДЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ». Это был номер за сегодняшнее число. Выходила газета, если верить датам, аж с 1892 года.
— Бэ! — рявкнула Василиса. — За тобой следили? Ты как — самолетом?
— Поездом… в Орле была засада, но я ушел… — Развернув газету, я уставился на свою фотографию.
— Ушел он! — Василиса развела руками. — Нет, вы посмотрите на него… ушелец!
Почему-то мне и в голову не приходило, что у функционалов может быть своя газета. Функционалы-врачи, парикмахеры, официанты — пожалуйста. А вот тружеников пера я почему-то среди своих коллег не представлял. Хотя самый первый мой визитер, функционал-почтальон, мог бы навести на эту мысль…
С содроганием глядя на свою фотографию на первой полосе (недавнюю, но понять не могу, когда и кем сделанную), я принялся читать статью, озаглавленную «Последняя радуга».
Самое ужасное, что в целом статья не врала.
Она лишь не договаривала кое-что. И понятно было, что это «кое-что» журналист просто не знает — ни про роль Кости в происходящем, ни про Аркан… А так — даже с сочувствием было написано. Про молодого человека, психика которого не перенесла разлуку с родными и превращение в функционала. Про то, что я «подавал большие надежды», что открыл очень хорошие порталы из неохваченной ранее точки Москвы, но тлетворное влияние отдельных диссидентов (Не вру! Так и было написано — диссидентов!) меня погубило.
В общем — я увел от жениха (ничего прямо сказано не было, но почему-то возникало ощущение, что увел силой) понравившуюся мне девушку. Избил функционала-полицейского, который прибыл на место происшествия (опять же — получалось так, что он прибыл спасать Настю). На следующее утро (как-то само собой возникало четкое ощущение, что всю ночь я измывался над беззащитной девушкой) ко мне прибыла функционал-акушер Наталья Иванова, «которая помогла многим из нас стать теми, кто мы есть». Но я убил свою подругу, а потом и Наталью задушил электропроводом. Покинул башню, и та развалилась: опять же, ни слова лжи, но любой функционал должен был остаться в твердой уверенности, что я просто порвал «поводок», слишком удалился от своей функции. После этого я напал на своего приятеля Константина Чагина, которого «с тех пор никто не видел».
На этом журналист кончил живописать мои приключения, заявив, что «остается лишь ждать печальной развязки этой истории…».
При чем тут радуга — я так и не понял.
— В чем вранье? — спросила Василиса, когда поняла, что я дочитал.
— Так, по мелочам. — Я перевернул газету. Обнаружил кроссворд и колонку юмора.
Разворот занимали полосный некролог Натальи Ивановой, о которой вспоминали бывшие подопечные, и что-то вроде раздела объявлений, где перечислялись и рекламировались новые функционалы.
— Ты не убивал Иванову? — спросила Василиса.
Я помолчал. Потом посмотрел ей в глаза:
— Убивал. Даже два раза. На второй раз — получилось.
— Молодец, — сказала Василиса и дружески хлопнула меня по плечу. Я пошатнулся. — Ох и стерва же была… ты бы знал… нет, мужику не понять, какая это была стерва. Ты завтракал?
— Да.
— Все равно пошли, чай будем пить.
3
У каждого народа есть традиции, которые внутри страны уже отклика не находят, зато прекрасно идут на экспорт. Можно даже сказать, что чем красивее и экзотичнее традиция, тем меньше у нее шансов выжить на родине (кстати, нечто подобное происходит и с людьми).
Большинство шотландцев мужского пола предпочитают носить брюки — зато редкий турист уедет из воспетой Бернсом страны вереска и ячменя без клетчатого килта. Множество французов не могут смотреть без содрогания на устриц и лягушачьи лапки, которыми давятся жадные до экзотики туристы. Даже японцы, вместо того, чтобы любоваться цветущей на склонах Фудзиямы сакурой, разучивая приемы каратэ перед обедом из суси и саке, предпочитают по-быстрому выпить пива с гамбургером за просмотром американского клипа.
Россия в этом процессе бытовой глобализации твердо стоит в лидерах. Хорошо, что вернулся квас, потеснив всевозможную «колу»; меньше стало шуточек про валенки, на самом деле незаменимые русской зимой. Даже сарафаны, картузы и косоворотки стараниями модельеров возвращаются в новом обличье.
Но вот что явно превратилось в туристический сувенир — это самовар. Он умер вместе с большими семьями, что собирались за одним столом, с совместными ужинами: неспешными, без включенного телевизора и разогретых в микроволновке полуфабрикатов. Некоторое время они еще держались в качестве украшения праздничного стола, пузатые самовары, никелированные или расписанные «под хохлому». Их доставали «на день рождения, на Новый год и на Первомай», но все-таки их доставали — и самым вкусным чаем детства был чай, который наливали из самовара.
А потом разноцветные пластиковые чайники убили самовары окончательно. Проще было принести с кухни чайник и выставить перед гостями коробку с пакетиками заварки, чем тащить большой самовар и заваривать чай по всем правилам — дождавшись «жемчужных нитей» в кипятке, сполоснув фарфоровый чайник, «поженив» заварку. Я уже и не помнил, когда последний раз доводилось сидеть за столом с самоваром. Даже Василиса прошлый раз кипятила чайник.
Сегодня на столе был самовар. Большой, литров на восемь-десять. Судя по виду — эксплуатировался он часто.
— Ух ты, красота какая… — пробормотал я.
Страсть Василисы к чаепитию была очевидной: лимончик на блюдце, сливки, сахар — песок и рафинад, белый, свекловичный и коричневый, тростниковый, пряники, печенье, вафли, конфеты…
— Я гостей жду. — Василиса чуть смутилась.
— Из Нирваны?
— Да. — Василиса кивнула на окно, за которым ярко светило солнце и зеленела летняя листва на деревьях. — Я договорилась с местными, раз в неделю они отправляют ко мне детей. Мы пьем чай, потом я их учу… ну, школу не заменишь, но все-таки…
Нирвана была тем миром, где мы познакомились, — моя башня и Василисина кузня в ней стояли совсем рядом. Красивейший, изумительный мир с мягким климатом и полным отсутствием животной жизни — местная растительность выделяла в воздух психотомиметик весьма своеобразного свойства. Он давал необычную яркость ощущений и почти полностью гасил волю. Человек мог умирать от жажды в двух шагах от ручья, ощущая жажду, но не желая сделать эти шаги и не испытывая мучений. Почти как ленивый кот из анекдота, который полчаса орал, наступив себе… ну, скажем, на хвост.
Функционалам, конечно, отравленный воздух Нирваны не вредил. Но и особой нужды в еще одном мире-курорте они не испытывали. Поэтому Нирвану использовали как место ссылки для тех людей, которые так или иначе угрожали функционалам. Гуманно — и надежно. После периода адаптации люди приобретали навыки самообслуживания, некоторые даже были способны ловить рыбу или выращивать кур. Как ни странно, но дети у них тоже иногда рождались. Старина Фрейд был бы этим очень доволен…
Со стороны поселок ссыльных можно было принять за резервацию для идиотов, такие они были ленивые, неповоротливые, расслабленные. Но ужас ситуации заключался в том, что с разумом-то у них все было в порядке. Не хватало только воли.
