Охота за невидимками - Винник Александр Яковлевич (читать книги бесплатно txt) 📗

Нельзя не принять во внимание еще одно обстоятельство.

Терри Брусс был без ума влюблен в Юниту Кювэтт. Любовь нередко сопровождается отрешением пораженного ею от многого, что считается нормальным для невлюбленных. Достоинства объекта любви могут казаться всем окружающим весьма сомнительными, а влюбленный не видит этого. Известны бесчисленные примеры самопожертвования, самоотречения, отказа от самых возвышенных идеалов ради любви. Другое дело, что кое-кто может рассуждать о правомерности этих отклонений от общепринятых взглядов с точки зрения интересов общества. Но факт остается фактом: во все времена, у всех народов наблюдались примеры беззаветной, всепокоряющей, не знающей рамок законов и запретов любви.

Нет ничего удивительного в том, что такой впечатлительный юноша, как Терри Брусс, боготворивший свою возлюбленную, готовый ради нее пойти в огонь и воду и лишенный надежды соединиться навек с предметом своей страсти, вступил на путь, суливший ему осуществление мечты. Он был убежден, что Харви Кювэтт смягчится, когда увидит, что будущий зять ни в чем не уступает отпрыску казначея Пфайффера. И тогда Юнита, бесценная, любимая Юнита – его!

И, наконец, еще одно обстоятельство, объясняющее поведение Терри Брусса. Но прежде чем изложить его, мы должны представить еще одно действующее лицо.

Зовут его Пирс, фамилия Шэй. Это – юноша, о которых принято говорить: из молодых, да ранний. Скорее всего, деловые качества он унаследовал от своего отца – коммивояжера фирмы «Гопкинс, сын и внук», снабдившей жителей Бизнесонии эластичными, красивыми мужскими поясами. Отец Пирса считался лучшим коммивояжером фирмы. Он умудрялся сбыть пояса даже страдающим расстройствами кишечника, которым врачи рекомендуют пользоваться подтяжками. Но коронным номером расторопного агента было нашумевшее дело, когда он сумел пробраться в Коричневый дом, разложил свой товар перед самим президентом Бизнесонии, уговорил его примерить образец продукции фирмы «Гопкинс, сын и внук» и в таком виде (без пиджака, без жилета!) сфотографироваться. Снимок замелькал на страницах большинства бизнесонских газет и в немалой степени содействовал процветанию фирмы. В одной из газет, правда, появилась заметка о том, кто Коричневый дом и сам президент огорчены появлением в печати снимка, не предусмотренного протоколом распорядка дня главы государства. Фотограф, предоставивший торговой фирме означенный снимок, был отстранен от занимаемой должности. Но со слов отца Пирс знал, что бедняга не жалеет об этом. Фирма «Гопкинс, сын и внук» умела вознаграждать людей, содействующих рекламе мужских поясов.

Одним словом, Пирсу было у кого научиться умению выколачивать деньгу. И с малых лет он усердно принялся за дело.

Первые взносы на личный счет в Серажулосском отделении коммерческого банка он сделал в ущерб собственному желудку, экономя по мезо–два из карманных денег, получаемых от родителей на завтраки. Ему стоило немалых усилий подавить чувство голода и зависти, когда он видел, как его сверстники в школьном кафе уплетали бутерброды, котлеты, яичницы с беконом, пирожные и прочие яства, от одного вида которых у Пирса выделялась слюна обильнее, чем у любой собаки, наблюдаемой экспериментирующим физиологом.

Кстати, экспериментирующие физиологи упомянуты здесь не случайно. В одном классе с Пирсом учился тихий, щупленький мальчишка по прозвищу Мышонок. Учился он хорошо, был аккуратен, дис­циплинирован. Все в классе перед экзаменами обращались к нему за помощью. И он никогда никому не отказывал, ничего за это не требовал, что особенно удивляло и не раз озадачивало Пирса. «Если бы я знал столько, сколько Мышонок, я бы из них выколотил не один десяток бульгенов», – думал он. А Мышонок охотно делился своими знаниями с каждым, кто бы к нему ни обратился. И что самое странное, очень невразумительно отвечал, когда его спрашивали учителя. Робел, видно. А ребят это потешало. И больше всех злорадствовал по поводу каждой неудачи Мышонка Пирс.

– Болван! Ты же знаешь. Почему молчал? – обрушивался он на Мышонка на перемене.

– Знал, – нерешительно говорил Мышонок.

– Знал? – с издевкой переспрашивал Пирс.

– Конечно, знал – отвечал Мышонок. – Я же тебе объяснял эту теорему.

– Объяснял! Так почему же ты мямлил у доски?

Мышонок и сам не понимал этого.

И этот самый Мышонок, фамилию и имя которого позабыли не только ученики, но и учителя, пользовавшиеся этим прозвищем, когда вызывали его к доске, был единственным близким существом Пирсу во время тягостного получаса завтрака в школе. Мышонок тоже стоял в углу ученического кафе и большими голодными глазами глядел на то, что ели соученики, а жевал в это время такую же малосъедобную, черствую булку, какой давился и Пирс. Знай Пирс, что Мышонок терпит все эти муки ради счета в Серажулосском коммерческом банке, он бы видел в нем своего единомышленника. Но он знал, что Мышонок жует эту малосъедобную булку, потому что у него нет денег. А денег у него нет потому, что отец Мышонка по глупости все деньги тратит на то, чтобы прокормить подопытных собак и обезьян. Пирс понять этого не мог, и потому относился к Мышонку с презрением и только из голодной солидарности становился иногда на его защиту.

Вскоре, однако, Пирс пришел к выводу, что ради увеличения счета в Серажулосском банке не обязательно жертвовать своим желудком, а можно заставить подтянуть пояса других.

Однажды, прислушиваясь к разговорам взрослых, Пирс узнал об аресте мелкого афериста, который, работая в типографии, аккуратно надрезал несколько колод карт таким образом, что если нужную карту повернуть, то рукой нетрудно обнаружить ее среди других, тогда как глаз совершенно не улавливает подделки. С помощью этих карт аферист нажил немалую сумму, но все же попался и, не сумев откупиться у полицейского, угодил в тюрьму.

Отец Пирса показал собравшимся на обед друзьям, каким образом аферист надрезал колоду карт.

Пирс взялся за дело. В типографии газеты «Вечерние слухи» работал переплетчиком соседский маль­чик. Пирс попросил его надрезать три колоды карт так, как показывал отец, пообещав в награду полный комплект детективной серии книжек за текущий ме­сяц.

Не составило также труда вызвать интерес к карточной игре среди однокашников. Класс и оглянуться не успел, как стал поголовно должником Пирса. Отдавали завтраками, деньгами, книжками – вообще всем, что представляло ценность и могло быть продано тут же, в классе или в ближайшем магазине подержанных вещей.

Ребята диву давались, каким образом Пирс при любых обстоятельствах оказывался в выигрыше. А Пирс, важничая, уверял:

– Думаете, только в фортуне дело? Я умею угадывать мысли на расстоянии.

Партнеры Пирса не верили в это и все же за игрой старались не глядеть на противника, дабы он не прочитал по глазам их мысли. Но Пирс все равно выиг­рывал.

Мышонок ни разу не участвовал в игре, но лихорадочно-возбужденными глазами следил за баталиями, разыгрывавшимися на переменках и после уроков, в сквере. Не раз Пирс уговаривал Мышонка:

– Возьми «на счастье» карту.

Но Мышонок испуганно отворачивался. А вдруг он проиграет? Тогда голодать до обеда. Но можно же и выиграть. При всей своей наглости Пирс, понимая, что может быть разоблачен, время от времени проиг­рывал. Это вызывало бурю восторга. Выигравшего чествовали как подлинного героя. И сам Пирс, понимавший, что он в конце концов ничего не теряет ни в моральном, ни в материальном отношении от этого проигрыша и всегда свое возьмет, великодушно поздравлял противника. Это стяжало ему славу справедливого парня. Вскоре Пирсу представилась возможность еще более упрочить свой авторитет.

Ему все же удалось уговорить однажды Мышонка сесть за игру. Было это как раз после одного из поражений Пирса. Один из соучеников выиграл у него крупную сумму – в банке было что-то около пятидесяти мезо. «Вот бы мне! – подумал Мышонок. – Пять–десять мезо!»

Словно читая его мысли, Пирс сказал:

– Садись, Мышонок, определенно выиграешь.