Искушение - Нестеренко Юрий Леонидович (книги .txt) 📗
— Не знаю, что наговорил вам Координатор, — поспешно сказал Советник,
— может, он даже угрожал вам, но вы должны его понять. Убеждение — это не его ремесло. До Войны он был начальником городской полиции. И, надо сказать, только такой человек и мог всех нас спасти. Именно такой, который способен действовать быстро и решительно, без всех этих наших интеллигентских рассусоливаний… Вам кажется странным, что я, полжизни находившийся в оппозиции властям, теперь защищаю откровенно диктаторские методы? — Советник печально улыбнулся. — Но вы не видели, что здесь творилось. Это был ад, настоящий ад… Озверевшая толпа, перекошенные лица, вопли… Повсюду огонь, пожары и факелы… Небо багрово-черное от дыма и копоти, днем темно, как ночью. Клубится пыль, трещат выстрелы, где-то осыпаются разбитые стекла. На главной улице баррикада из горящих машин, на нее лезет какой-то полуголый тип, размахивающий оторванной человеческой рукой. С крыш Университета по толпе бьют пулеметы. Штурм библиотеки, кого-то вышвыривают из окон… — Советник сжал виски ладонями, словно пытаясь выдавить, как гной, кошмарные воспоминания. Затем он вдруг резко поднял голову. — Но мы прошли через это. Вы понимаете? Мы справились. Мы обуздали анархию, отстроили убежища, наладили жизнь. Мы завоевали человечеству еще один шанс. Но мы, к сожалению, слишком дорого за это заплатили. И теперь только от вас зависит, воплотится ли этот шанс.
— Вы совершенно уверены, — спросил священник, — что из всех этих сотен тысяч мужчин… ни один…
— Увы, — покачал головой Советник, — у нас слишком хорошая медицинская аппаратура. Сомнений быть не может.
Отец Петр помолчал. — Я молился, — сказал он наконец. — Молился все время, как пришел от Координатора, надеясь, что ясность и покой снизойдут на меня, и я пойму, как должен поступить. Но Господь не даровал мне ни ясности, ни покоя.
— Покой для всех нас теперь недоступная роскошь, — произнес Советник,
— но с ясностью все как раз в порядке. Война уничтожила вместе с цивилизацией все ее химеры и ложные цели. Что вам неясно? На одной чаше весов — ваш обет, данный тогда, когда в мире насчитывалось шесть миллиардов человек, и целые континенты боролись с ростом населения. На другой чаше — последняя возможность спасти то, что осталось от человечества, спасти для будущего возрождения.
— Или для очередного самоубийства.
— Вы слишком пессимистично смотрите на вещи. Теперь, имея за спиной такой опыт…
— У меня есть основания для пессимизма. Человечеству однажды уже предоставляли шанс начать все сначала, и вот как оно им воспользовалось.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду всемирный потоп.
— То есть… вы рассматриваете Войну как кару небесную? — озадаченно спросил Советник. Такой поворот не приходил ему в голову.
— Люди не могут однозначно трактовать волю Божью, — ответил священник, — но, во всяком случае, такая трактовка выглядит весьма правдоподобно. Люди отвернулись от Бога, и он предоставил их собственной участи.
— Ну хорошо, допустим, Война — это новый потоп. Но тогда вы — это новый Ной, и должны исполнить свое предназначение.
— Аналогия слишком поверхностна, — покачал головой Петр. — Ной был предупрежден заранее, ему была дана возможность спасти животных суши, сам потоп не создал непригодных для жизни условий. И ни Ной, ни его дети не были связаны обетом, подобным моему.
— Но разве сам факт вашего чудесного спасения не кажется вам божественным указанием?
— Напротив. То, что единственный из спасшихся, способный продолжить род, связан обетом воздержания, кажется мне указанием прямо противоположным.
— Значит… — Советник на мгновение замолк, пораженный, — вы вообще не считаете, что человечество следует возрождать?
— Я всего лишь человек, — развел руками священник, — и не вправе судить людей. Я могу лишь ходатайствовать за них перед Высшим Судьей; но пока у меня нет никаких оснований считать, что мое ходатайство принято.
— Но это все абстрактные рассуждения! Вы же сами признаете, что не можете однозначно трактовать божью волю. Так почему бы не поступить по заповедям, призывающим любить ближнего?
— Может, это и есть высшая любовь к людям — пресечь их род, вместо того, чтобы плодить все новые поколения несчастных, обреченных на вечное проклятие. Что же до заповедей, то как насчет запрета на прелюбодеяние?
Советник беспомощно пожал плечами.
— Я не знаю, как вас еще убеждать. Но не думаете же вы, в самом деле, что вас оставят в покое и позволят соблюдать этот ваш обет?
— Вера подвергалась и не таким испытаниям, — ответил священник.
На следующий день снова явились посланные от Координатора. Их было трое, и отец Петр понял, что они готовы доставить его силой, если он откажется идти.
На этот раз правитель Колонии выглядел куда мрачнее, чем в предыдущую встречу. Он, подчинивший сотни тысяч людей единому плану выживания, впервые принужден был считаться с волей одного-единственного человека.
— Вы продолжаете упорствовать?
— Я не могу нарушить обет.
— Вы уже нарушили один, — напомнил Координатор, — когда переселились из своей кельи сюда.
— Это другое дело. Я приехал в Колонию, чтобы исполнять обязанности священника, это не противоречит моему сану и моим убеждениям. Мира, от которого я удалился в катакомбы двенадцать лет назад, больше нет, и теперь мой долг — вернуться и помочь страждущим.
— Ваш долг — спасти человечество!
— Вы думаете только о спасении тела, — покачал головой Петр, — а это, в конце концов, задача заведомо невыполнимая.
— Да поймите же вы, что если не будет новых тел, не будет и душ, о которых вы так печетесь!
— Может, в этом и есть промысел Божий? Почему вы думаете, что количество душ должно умножаться бесконечно?
— Ну разумеется, ад переполнен, а у дьявола вышли все фонды капитального строительства. Между прочем, знаете ли вы, почему в Колонии так мало священников, особенно христианских? Так я вам объясню. Во время послевоенного хаоса большинство ваши коллег было растерзано толпой. Люди не простили Войны тем, кто регулярно твердил: «Бог добр, бог любит вас!»
