Код любви - Моррель Максимилиана (полные книги TXT) 📗
– Мне нравится вас слушать, Морис. Отличные философские рассуждения! Чувствую, что я вам явно проигрываю в логике. Мы с вами почти ровесники, – что это еще за усмешка? – но в вас чувствуется больше обреченности. И откуда у меня такое впечатление, что вам известно больше, чем мне? Конечно, мы совершенно разные. По-моему, важнее всего оставаться самими собой в любой ситуации. Но на то мы и люди, чтобы совершать ошибки, исправлять и делать новые. Душа… Возможно, ее кто-то глубоко прячет. Кто-то сам отказывается сострадать, сопереживать, а другие вкладывают эту самую душу в дело своей жизни. Знаете, где моя душа? Не здесь, в груди, она – в моем любимом сынишке. Вот главное дело моей жизни. А книги, которые я написала, наполнены моей фантазией, историями и приключениями, которые никогда не сбудутся. Наша жизнь – штука весьма условная, никто не знает, что будет дальше, но надо попытаться оставить часть своей души здесь, на земле. И неважно, кто и как это сможет выразить. Вырастить сад, открыть новую формулу, сделать революцию в моде. Любить кого-нибудь так, чтобы это было достойно пера нового Шекспира. Сколько дел в жизни у мыслящего человека! А сама жизнь коротка, отсюда и суетность людская. Желание успеть хоть что-нибудь. А также думать не только о душе, но еще и о бренном теле, за здоровьем которого надо следить. Питать его, греть на солнышке.
– Любить – согласен. Питать – безусловно. А все остальное…
– Нет, Морис, любить душой.
– А если я вам скажу, что у меня нет души? Значит, я не способен любить? Готов поспорить. Но вам не хватит жизни для этого бесконечного спора. Мне хватит, а вам – нет.
– Тогда я не буду спорить. А душа у вас есть только потому, что вы о ней рассуждаете.
Захохотал, откинувшись на спинку стула. Все, кто сидел в баре, мгновенно притихли и оглянулись на нас. Музыка оборвалась. Повисла напряженная, почти ощутимая физически, густая, как туман, тишина. Морис, не глядя, пренебрежительно отмахнулся, вполне красноречиво давая понять, что их это не касается. Королевский жест! Его величество заняты!
– Вы готовы поговорить о смерти, Гленда?
– Нет, меня больше интересует жизнь. Можно вернуться к этому разговору лет через пятьдесят.
– Вот я вас и поймал. Вы противоречите сами себе. Даже через пятьдесят лет вы ничего не будете знать о смерти. Потому что будете еще живы. Что такое смерть, может знать только мертвый.
– Нам с вами тогда остается только пофилософствовать.
– Вам – да! А я смело могу утверждать.
Ох и странный взгляд! В его глазах вечность. Холодная, страшная. Не надо так смотреть, Морис. По-жа-луй-ста… Цепенею…
– Хотите, я скажу, что вы чувствуете сейчас? – Отпрянула назад. Страх. Его голос овладевает, подчиняет, душит изнутри. – Ужас. Настоящий ужас. Не книжный. Не экранный. От которого холодный пот по спине. Что-то, похожее на падение в пропасть. Бесконечную. Бездонную. Я могу сделать с вами все, что хочу. И вы это знаете. Бороться со мной вы не в состоянии.
Отводит глаза, и я чувствую полное опустошение. Бессилие. Словно из меня выпили всю жизненную энергию. Через силу:
– Пожалуйста, не надо… Как вы это делаете, Морис? Это гипноз?
– Долго объяснять.
– Тогда скажите, зачем это? Показать мне вашу власть? Силу? Неужели вы не знаете других способов? Я устала.
– Извините меня, Гленда. Забудьте. Просто перестаньте со мной бороться. Это у вас подсознательное. Когда человек испытывает страх, то сам, не понимая того, вступает в борьбу.
– Разве это не естественно для человека – бороться со страхом?
– Разве я такой страшный?
– Уже нет.
– Вам стало легче?
– Да.
– Может, тогда вы не откажетесь потанцевать со мной?
Он встает. Музыканты умолкли. Едва заметный жест – и по залу разнеслась до боли знакомая мелодия. Вебер? Ну, конечно, – «Призрак оперы»! Да они виртуозы! Голос. Это голос ангела, чистый, ясный и необыкновенно насыщенный. А кто этот мальчик?.. Потом. Мы одни танцуем во всем баре. Морис держит мою руку. Его ладонь прохладная и нежная. Прикосновение к телу очень легкое, едва ощутимое. И мы кружимся. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее. Уже нет полутемного зала, вокруг поляна, залитая лунным светом. Его волосы удивительным образом рассыпались по плечам.
На мне длинное платье. Я совсем не чувствую упора под ногами. Мы летим. Там, внизу, остались деревья, горы. Земля уже похожа на глобус, а звезды совсем рядом. Можно дотянуться рукой.
– Мы в сказке, Морис? – А он улыбается в ответ. – Поцелуй меня.
– Еще не время.
Одно головокружительное мгновение, и мы снова в зале. Все точно так же сидят за столиками. Наваждение. Бой часов. Что это? Полночь? Именно с полуночи начинается новый день. Или новая ночь. Часы пробили последний раз. Бар начал постепенно пустеть.
– Разве Тикси уже закрывает?
– Какое это имеет значение? Мы можем еще посидеть.
– Что вы сейчас чувствуете, Морис?
– Голод.
– Какая проза, вы меня разочаровали.
– Разве я говорю о куске мяса?
В этом городе слово «голод» я слышу чаще, чем хотелось бы, и на все лады.
– Теперь расскажите о себе.
– Я родилась двадцать семь лет назад в Нью-Йорке. Папа, Джереми О'Коннол, работал инженером в крупной авиакомпании. А мама – учитель начальных классов. Ее зовут Сьюин. Ей очень хотелось назвать меня Глендой. А папе, страстно влюбленному в свою жену, казалось, что лучше имени Сьюин быть не может. Так и появилась Гленда-Сьюин О'Коннол. Что может быть лучше для девочки-фантазерки, чем счастливые и понимающие родители! У нас получалось целое путешествие с приключениями, даже когда мы просто гуляли по дорожкам парка. А уж на ферме у бабушки и деда меня было не просто найти целый день. Участок леса, недалеко от дома, превращался то в джунгли, то в амазонскую сельву. Поляна могла быть прерией, африканским вельдом. Пустыней. Озеро кишело пираньями, крокодилами и акулами. А в конюшне били копытами чистокровные арабские скакуны, или это могли быть единороги. Став постарше, я участвовала в походах викингов, открывала Америку с Колумбом, искала золото на Аляске. С куриными перьями в волосах боролась за освобождение своих земель от бледнолицых. Чего только не было в моей жизни! Улыбаешься? Это тебе за тысяча восемьсот двадцать первый год рождения. Дальше все гораздо прозаичнее. Колледж. Университет. Замужество. Работа в престижном журнале. Наш брак исчерпал себя, когда Майкл раздраженно сказал, что ребенок не входит в его планы. Да я, как оказалось, совсем не желаю жить по расписанию, составленному им. Мы развелись, когда Реймонду исполнился месяц. Майкл даже не возражал, что сын не будет носить его фамилию. Он занял роль наблюдателя. Когда же раскаюсь и прибегу просить прощения за совершенные глупости? А я почувствовала себя свободной. Занялась самыми удивительными и интересными вещами: пеленки, игрушки, кормление и забота о моем Реймонде. Таком теплом, душистом, нежном. Первые зубки, первые слова, первые шаги… Я полностью погрузилась в этот новый мир.
– Он похож на вас, Гленда?
– Да, только волосы потемнее. Глаза, носик, ротик и даже родинка на шее одинаковые. Хочу только, чтобы характер у него был свой, собственный. Я не стану его ни в чем ограничивать. Просто хочу подарить ему этот огромный мир. А для этого самой надо побольше узнать. Когда Рею исполнился год, я решила написать книгу. Приключенческую, захватывающую. К моему удивлению, ее объявили бестселлером. И я с удовольствием занялась этой работой. Только теперь понимаю, как я устала, потому что два года провела, разрываясь между сыном и работой. Умерли сначала бабушка, потом дед, и родители решили переехать из города на ферму. Они забрали Реймонда с собой. Ферма, издательство, квартира – вот основной мой маршрут. Я забывала даже поесть. Но появлялась Долли, моя подруга, с пакетами продуктов, кормила меня, наводила порядок в квартире. Да еще на ней были обязанности издателя и все технические проблемы. Я часто срывалась с места и ехала к сыну и родителям, как будто хотела получить поддержку. Новый заряд, свежий глоток воздуха. А потом снова за работу. Вот так становятся известными писательницами. Многие отождествляют меня с героинями книг, но, увы, я не такая сильная. Вы очень сильный человек, Морис?
