Распоротый - Дубов Игорь (читать книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Я летел домой, а в горле вместо хмельной браги победы стоял горький ком поражения. И лежала на сердце свинцовая тяжесть, грозя раздавить его в кривушечий блин.
"От судьбы не уйдешь, – сказал я себе. – Это твоя карма. Смирись. Ты же знаешь, что жизнь – это цепь потерь, а предают всегда именно любимые. Мы ведь и любим сильнее, когда боимся, что нас могут предать".
Истина была банальной, но, будучи пронизана горьким трагизмом случившегося, она воспринималась как откровение.
"Мужества! – взывал я. – Где оно у тебя? Ну-ка собери все, что осталось!"
Я вспомнил главную заповедь Завета: "Улыбайся!" – и растянул непослушные губы. Глаза под очками нестерпимо жгло, а во рту чувствовался привкус крови.
Улыбайся!
И несмотря на встречный ветер, отчаянно не хватало воздуха.
Улыбайся же!
Но улыбаться не было сил. Каждое движение головой вызывало взрыв боли под черепом, и время от времени не ведающая жалости ладонь стискивала и отпускала сердце.
– Послушай, парень! – обратился я в скрывающееся за облаками небо. – Освободи меня. Я так больше не хочу.
Кусая губы и стараясь не обращать внимания на все учащающиеся спазмы в груди, я тянул к городу, как подбитый флаер, оставляя за собой шлейф жирного дыма. Я уже плохо воспринимал окружающее. Сейчас я думал только о том, что должен добраться до кибердоктора и что сделать это следует как можно быстрей.
Я опять сел на краю парка, поближе к дому, но в сложившейся ситуации мне было наплевать на следаков. Если бы я сел, как положено, я бы просто не добрался до гостиницы. Я и сейчас не совсем был уверен, что дойду.
Однако я дошел. Преодолевая одышку, я ввалился в холл и постоял немного, привыкая к свету. Туман, который окружал меня на улице, почему-то просочился в гостиницу, и холл теперь был виден, словно сквозь сильно исцарапанный пластик гермошлема. Мне понадобилось не меньше пяти минут, прежде чем я понял, что это не туман… Что-то случилось с моими глазами, такое, чего с ними до сих пор никогда еще не происходило. На сетчатке в огромном количестве появились слепые сектора. Я видел окружающее фрагментами, словно мозаику, и это было достаточно неприятно. Зато по краям зрительного поля все сверкало и лучилось, словно перламутр. Насколько я помнил Наставление по первой помощи, поразившая меня слепота была связана с резким скачком давления. Вот только в какую сторону оно скакнуло, я не знал.
Почти вслепую я добрался до своих апартаментов и, найдя в шкафу кибердоктор, рухнул в кресло перед компьютером. Что бы со мной ни случилось, я должен был подготовить информацию для констабулария. Укрепив кибердоктор на груди, я запустил процессор. Теперь, когда каждое движение давалось мне с трудом, у меня ушло около десяти минут на подключение накопителя и сброс нужных записей. Сделав это, я почувствовал, что не могу даже пошевелиться. Меня охватила такая слабость, что я сейчас не смог бы поднять и руку. В груди пекло, словно там медленно разогревался булыжник. Пытаясь понять, что со мной происходит, я нажал на кибердокторе кнопку "Диагноз".
Надпись на экранчике пропадала и выплывала снова, но, постоянно меняя ракурс, я в конце концов сумел прочитать почти все. "Повышение содержания катехоламинов в крови. Адренергический сдвиг. Развитие коронарной недостаточности. Истончение миокарда по границам рубца – на отдельных участках до 50 мкм".
Я понимал, что кибердоктору может не хватить мощности, чтобы развернуть восстановительные процессы достаточно быстро. Пока что все разматывалось по самому худшему варианту. Стараясь не нагружать сердце лишним, я откинул кресло и застыл в нем, чувствуя, как темнеет в глазах и усиливаются жжение за грудиной и боль под лопаткой. Я ощутил, как накатывает на меня муторная одурь – предвестник потери сознания, и сжал зубы, пытаясь удержать себя от отключки.
Кибердоктор тонко запищал, привлекая мое внимание. Я через силу приподнял голову и скосил глаза. На панели рядом с экраном напряженно пульсировала багровая лампочка, означающая, что кибердоктор не справляется с задачей. Похоже, я финишировал. В констабуларии меня бы в два счета поставили на ноги. Но до констабулария сейчас было дальше, чем до информационного континуума. Даже если я вдруг сумею дождаться спасателей, я накроюсь прямо на старте от перегрузки.
На мгновение я ощутил острую жалость к самому себе. Я вдруг осознал, что, несмотря на полученный нынешней ночью нокдаун, я совсем не готов отчалить отсюда навсегда. Это было бы величайшей несправедливостью. Именно сейчас, когда я только-только снова захотел жить.
"Зачем я ввязался в эти разборки? – думал я, закусив от боли губу. – Сидел бы себе тихо…, Обещал же Егоров десять лет…"
Лежать было неудобно, голова оказалась слишком низко, и я осторожно заворочался, пытаясь, не поднимая рук, выгнуть кресло поудобнее. Манипуляции с креслом давались мне с трудом, и, главное, при каждом движении я испытывал страх, который мне теперь уже не удавалось гасить. Я ощущал себя хрупким сосудом, в любую минуту способным расколоться вдребезги. Еще неделю назад я плевать хотел на то, что со мной будет. А вот сегодня испугался, и испугался по-настоящему.
"Клянусь тебе, – воззвал я, обращаясь неизвестно к кому. – Все брошу и всем прощу. Даже Таш. Они много должны, но я – им прощу. Только помоги выжить. Если я уцелею, я отойду в сторону и не буду больше лазать по горам. Пусть там охотится десант. Я буду сидеть дома и беречься. Поддержи же меня! В последний раз".
Вздохнув, я открыл глаза. Не было никого, кто мог бы меня услышать. Мировой закон, к сожалению, не был вселенским разумом. А если бы и – был, то руки у него все равно не росли, и действовать он мог только как закон. Я знал, что делал, когда выбирал свой путь. Не каждый позволял себе это, поскольку свой путь всегда был дорогим удовольствием. Теперь мне предстояло оплатить счет.
Случайно я взглянул на компьютер и увидел на дисплее карминно-зеленое табло канала связи с констабуларием. Счетчик показывал, что моя информация уже ушла и теперь начинается прием передачи оттуда. Несмотря на боль, я почувствовал удовлетворение. Констабуларий знал теперь координаты базы Что бы со мной ни случилось, база будет уничтожена. Жаль только, я этого не увижу.
Закончив возиться с креслом, я снова откинул голову и закрыл глаза. Боль уже устойчиво поселилась внутри, то накатывая, то немного отступая, но ни на минуту не покидая меня насовсем. Все мои силы уходили на то, чтобы держаться, то есть оставаться в сознании и не стонать. Наверное, лучше было бы отпустить себя и провалиться в забытье, но я не хотел сдаваться. Достойно умереть – тоже искусство. Когда приходит твой час, его следует встречать в уме и при памяти. У меня это пока получалось, хотя и не очень хорошо.
В голове слегка звенело, и откуда-то издалека доносился ровный шум. Яркий свет, пробиваясь сквозь прикрытые веки, резал глаза. Я попросил, чтобы его выключили, однако никто не послушался. Это меня огорчило, но я решил не выяснять, что к чему. Все мое внимание занимала боль. Ее было слишком много, и я чувствовал себя бабочкой, наколотой на нее, как на булавку. Мир вращался вокруг меня, а я сворачивался вокруг своей боли. Появилась Марта и стала в ногах, глядя с задумчивым интересом.
– Уходи, – хрипло сказал я. – Успеешь нарадоваться…
Не отвечая, она так же задумчиво намотала на палец локон и исчезла. Я даже не заметил когда. Все вокруг плыло, как перед скачком в подпространство. Мир распадался на элементы, превращаясь в слоистую радугу. Над головой висела, ожидая команды, всякая нечисть, а у меня уже не было сил ее отогнать. Я давно приметил, что эти сгустки изначального ужаса перестают таиться, когда человек остается один. Они слетаются отовсюду, словно стервятники на мертвечину, и неустанно кружат над головой, готовые использовать любой повод.
Свет, прожигавший мне веки, начал казаться черным. Кожу на лбу неприятно тянуло. Я поднял руку и обнаружил, что покрылся холодным потом. Кибердоктор явно не успевал. В отчаянии я разлепил глаза и обвел помутившимся взглядом комнату. Взгляд этот был, судя по всему, прощальным. Кто-то стоял у изголовья, молча ожидая, когда я начну собираться. С трудом повернув голову, я увидел спешившегося всадника с мечом и перстнем. На нем была красная палаческая баутта, через прорези которой на меня требовательно смотрел бездонный мрак.
