Преданная - Рот Вероника (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
— Привет, Беатрис, — улыбается она.
— Я все сделала правильно? — спрашиваю я.
— Да, — отвечает она, и в ее глазах блестят слезы. — Да, мое дорогое дитя, моя Беатрис.
— А как же остальные? — захожусь я в рыданиях. — Тобиас, Калеб, мои друзья?
— Они позаботятся друг о друге.
Я проваливаюсь в темноту.
Потом слышу, как меня окликает мама. Она зовет меня к себе. Я открываю глаза, поднимаюсь и бегу в ее объятия. Простит ли она меня? Надеюсь. Хочу верить в это.
51. Тобиас
Мы с Эвелин стоим у окна, плечом к плечу, наблюдая за снежной круговертью. Белые хлопья кружатся и оседают на карнизе. В мои руки уже вернулась чувствительность.
Похоже, что наш мир еще не разрушился.
— Я использую радио и войду в контакт с Маркусом, чтобы начать переговоры о мирном соглашении, — говорит Эвелин.
— Я должен сдержать обещание, которое дал, — прикасаюсь к плечу Эвелин.
Она мягко улыбается, а я ощущаю угрызения совести. Я не собирался торговать ее любовью ко мне. Я хотел предоставить ей возможность выбора. Трис права: когда вам приходится выбирать между двумя плохими вариантами развития событий, вы выбираете тот, который сохранит ваших любимых.
Питер скорчился в коридоре, прислонившись спиной к стене. Он смотрит на меня, его темные волосы прилипли ко лбу.
— Ты что, не «перезагрузил» ее? — интересуется он.
— Нет.
— Ясно, тебе не хватило смелости.
— Чушь. Ладно, неважно, — качаю я головой и сжимаю флакон. — Ты еще не передумал?
— Нет.
— Ты мог бы просто постараться измениться, — замечаю я, — и принимать более взвешенные решения.
— Угу, — ворчит он. — Но я не смогу.
Точно. Менять себя трудно, это происходит медленно и, конечно, не за один день, а за длинную их череду. Возможно, источник проблем исчезнет лишь по прошествии времени. Питер боится, что впустую потратит все силы, а в итоге станет хуже, чем сейчас. И я отлично понимаю, что он чувствует. Страх самого себя и есть мой главный кошмар.
Я помогаю ему подняться, сесть на диван и спрашиваю его, не хочет ли он поговорить напоследок. Нет.
Трясущейся рукой он берет флакон и откручивает крышку. Жидкость почти переливается через край. Он осторожно нюхает ее.
— А сколько я должен отпить? — спрашивает он, и я слышу, как стучат его зубы.
— Не знаю, — отвечаю я.
— Ладно. Ну… поехали, — он поднимает пузырек, будто салютуя мне.
— Смелее.
Он делает глоток.
Мне становится холодно.
— Эй, Питер, — кричу я, и мои слова превращаются в пар.
Он стоит в дверях штаб-квартиры эрудитов, на его лице застыло непонимающее выражение. При звуке своего имени он удивленно поднимает брови и тычет пальцем себе в грудь. Мэтью сказал нам, что человек будет дезориентирован, но я не предполагал, что «дезориентирован» означает «глуп». Вздыхаю.
— Да-да, ты. Иди сюда.
Я не сомневался, что даже после того, как он примет сыворотку, я все равно буду видеть в нем новичка, ударившего Эдварда в глаз ножом для масла. Или того мальчика, который пытался убить свою подругу. Но реальность оказалась проще, чем я думал. Он просто лишился памяти.
Потом мы втроем направляемся в парк Миллениум. Мы с Эвелин — впереди, а Питер следом за нами, как-то вприпрыжку, словно он маленький ребенок. Снег поскрипывает у нас под ногами. Мы приближаемся к гигантской скульптуре, в которой отражается лунный свет, а затем спускаемся вниз по лестнице. Эвелин берет меня за локоть, чтобы сохранить равновесие, и мы обмениваемся взглядами. Интересно, не нервничает ли она так же, как я?
Здесь расположен павильон из двух стеклянных блоков, каждый, по крайней мере, в три раза выше моего роста. Тут мы и встретимся с Маркусом и Джоанной. Конечно, будем реалистами: и мы, и они вооружены.
Они нас опередили. Маркус сразу целится в Эвелин. Я, на всякий случай, тоже навожу на него пушку, которую дала мне мать. Вижу очертания его черепа, редкие волосы и крючковатый нос, торчащий как клюв птицы.
— Тобиас, — восклицает Джоанна.
Ее красная куртка Товарищества присыпана снежинками.
— Что ты здесь делаешь?
— Пытаюсь предотвратить массовое убийство, — отвечаю ей. — Меня удивляет, что ты носишь оружие.
Я киваю на характерную выпуклость в кармане ее куртки, в которой безошибочно угадывается контур пистолета.
— Иногда необходимо идти на радикальные меры, чтобы поддержать мир, — произносит Джоанна. — Я считала, что ты, в принципе, с этим согласен.
— Хватит болтать, — встревает Маркус. — Эвелин, выкладывай, что у тебя.
Он явно сдал: осунулся и побледнел. Вокруг его глаз темнеют фиолетовые круги. Я вспоминаю о своем отражении в комнате страха. Я до сих пор нервничаю, что стану похож на отца. Даже сейчас, когда мама на моей стороне, о чем я всегда мечтал, когда был маленьким.
— Да, — отчеканивает Эвелин. — У меня есть кое-какие идеи. Вам они понравятся. Я уйду в отставку и сдам оружие, которое мой народ не использует для самозащиты. Я покину город навсегда.
Маркус хохочет. Не знаю, чего в его смехе больше: сарказма или недоверия. Будучи высокомерным и подозрительным, он в равной степени способен испытывать и то, и другое.
— Дай ей закончить, — спокойно говорит Джоанна.
— Взамен, — продолжает Эвелин, — вы не будете атаковать нас или попытаться захватить контроль над городом. Вы позволите тем, кто пожелает, уйти и начать новую жизнь в другом месте. А те, кто решит остаться, смогут свободно голосовать за новых лидеров и общественное устройство. И последнее. Ты, Маркус, не будешь иметь право претендовать на лидерство.
Это — единственный, чисто эгоистический пункт мирного соглашения. Эвелин не способна смириться с мыслью, что Маркус вечно обманывает людей, следующих за ним. Я не спорю с ней.
Джоанна молчит. Она зачесала волосы назад, и ее шрам теперь особенно заметен. Но так она выглядит сильнее — теперь она не прячется за завесой волос, скрывая свою сущность.
— Нет, — отрезает Маркус.
— Маркус, — произносит Джоанна, но он игнорирует ее.
— Не тебе решать, Эвелин.
— Прости, Маркус, — повышает голос Джоанна, — но то, что она предлагает, слишком хорошо, чтобы отвергать. Мы получаем все, что нам нужно, и без всякого насилия.
— Я по праву являюсь лидером, — упирается Маркус. — Я…
— Нет, — прерывает его Джоанна. — Это я — лидер верных. Или ты принимаешь условия Эвелин, или я объявлю всем, что ты не захотел поступиться своей гордостью и отверг мирный договор.
Лицемерная маска невозмутимости пропадает, открывая нам его собственное злобное лицо. Но угроза Джоанны, ее угроза, высказанная безупречно спокойным тоном, явно на него подействовала. Он недовольно качает головой и смотрит в сторону.
— Я согласна, — говорит Джоанна и направляется к нам, протягивая ладонь Эвелин.
Моя мать стягивает перчатки, и они пожимают друг другу руки.
— Утром мы должны собрать всех и объявить о новом плане, — говорит Джоанна. — Ты гарантируешь безопасность собрания?
— Сделаю все, что от меня зависит.
Я проверяю время. Уже прошел час после того, как мы с Амаром и Кристиной расстались у Хэнкок-билдинг. Следовательно, он уже должен сообразить, что вирус не распылили над городом. А может, и нет. Так или иначе, но я обязан сделать то, ради чего сюда пришел: разыскать Зика и его мать.
— Мне пора, — говорю я Эвелин. — Я заберу тебя завтра после полудня.
— Отлично, — кивает она и энергично растирает мои замерзшие пальцы, как делала всегда, когда я был ребенком.
— Значит, ты опять покидаешь нас? — уточняет Джоанна.
— Да, — заявляю я. — А тебе — удачи. Люди снаружи собираются вырубить город. Будьте осторожны.
— Не волнуйся, — улыбается Джоанна.
Чувствую на себе тяжелый, давящий взгляд Маркуса и заставляю себя посмотреть на отца.
— До свидания, — кидаю я ему.
Ханна, мать Зика и Юрайи, сидит в гостиной на кресле. Ее маленькие ступни не достают до пола. Ханна одета в рваный черный халат и тапочки, но у нее донельзя величественный вид. Оглядываюсь на Зика, который трет глаза кулаками, чтобы проснуться.
