Туз в трудном положении - Мартин Джордж Р.Р. (читать хорошую книгу txt) 📗
Или, возможно, ему навстречу пошли отнюдь не ангелы. В записках Сары, посвященных тайному тузу, была еще одна возможная подсказка: механические рисунки, среди которых оказался ряд крестов. Возможно, Сара нарисовала эти кресты, думая о преподобном Лео Барнете.
Джек решил не делать никаких выводов, пока не просмотрит видеозаписи. Дукакис казался ему старательным, умным и довольно скучным. Вряд ли он стал бы поручать тузам нарубить своих противников на кусочки. А вот Барнет был крайне интересен.
На записях он передвигался по сцене, словно настороженный леопард, вытирая обильный пот громадными платками. Его голос переходил от мягкого простонародного говорка Западной Виргинии к режущим слух, презрительно выкрикиваемым тирадам. И это явно не было безмозглым негодованием святоши. В его льдисто-голубых глазах горел впечатляющий ум. Его послания были настолько хорошо построенными и логично развитыми (в рамках его апокалипсических воззрений), что его коммуникативным навыкам следовало завидовать спичрайтерам всех остальных кандидатов.
А еще Барнет, как ни противно было признавать Джеку, был сексуально притягательным. Ему еще не исполнилось сорока, и его сходство с красавцем-блондином Редфордом и подбородок с ямочкой явно завораживали всех слушающих его женщин.
Одна запись оказалась невероятно откровенной. Барнет поставил ноги по обеим сторонам простертой на полу юной девицы недурного происхождения, в которую вселился дух. Барнет кричал в свой фаллического вида микрофон, а девица говорила на неизвестных языках, извивалась и хрипела – на скептический голливудский взгляд Джека, явно во множестве мощных оргазмов… И, глядя на сосредоточенное лицо проповедника и его кровожадный взгляд хищника, Джек понял, что он заставляет девицу кончать одной только силой своего присутствия и голоса и что Барнет наслаждается этим извращенным торжеством сексуальности…
Джеку вспомнился один темный вечер, когда после бродвейской премьеры он сидел в кофейне на Шестой авеню с Дэвидом Герштейном, членом «Четырех Тузов», чьи способности источать феромоны в тот момент еще не были известны широкой публике. Они и не подозревали, что на той же улице сейчас идет собрание Коммунистической партии США. Когда собрание закончилось, несколько членов партии зашли в кофейню и узнали Джека и Герштейна. То, что началось с просьбы об автографе, превратилось в горячий политический диспут: разгоряченные своим собранием товарищи потребовали от знаменитостей принять их идеологию. Охота за нацистами и свержение Хуана Перона – это прекрасно, но когда Четыре Туза намерены провозгласить свою солидарность с рабочими? А как насчет помощи движению против голландцев на Яве и армии Мао в Китае? Почему Тузы не сражались в рядах Народно-освободительной армии Греции? А как насчет того, чтобы помочь русским избавить Восточную Европу от ненадежных элементов?
Короче, все минусы славы.
Джек хотел распрощаться и уйти, но у Герштейна появилась идея получше. Его феромоны уже затопили маленькую кофейню, внушая окружающим готовность принять все, что он предложит. Вскоре после этого товарищи, несколько докеров и пара очкариков-интеллектуалов, уже стояли на стойке бара, изображая сестер Эндрюс. Собравшихся развлекли исполнением «Ром и кока-кола», «Буги-вуги на трубе» и «Не сиди под яблоней».
Отсматривая записи Барнета с тем единственным выстрелом в Джокертауне, Джек вспоминал, насколько легко Герштейн управлял враждебно настроенной толпой. Точно так же Барнет шел среди разрушений, причиненных перестрелкой бандитских группировок в Нью-Йорке, призывая Небесные Силы исцелить Квазичеловека, восставшего из мертвых… Видя это, Джек нутром чуял, кто окажется тайным тузом.
Барнет умеет провоцировать события. Джек не мог бы сказать, как именно работает эта способность. Похоже, Барнет умеет проявлять свое влияние на расстоянии: заставить телевизионщиков переключиться на рекламу в тот момент, когда ему это нужно, заставить таких кандидатов, как Харт и Байден, самим себя уничтожить, внушить своим сторонникам любовь и желание отдать ему деньги… Вполне возможно, что он сумел удалить дикую карту из собственного файла с историей службы в армии, излечить импотенцию Тахиона и заставить его хотеть Флер – возможно, даже удаленно доводить верных до оргазма. Тот калека в кожаной куртке с руками-пилами вполне может оказаться человеком, которому Барнет пообещал избавление от проклятия дикой карты при условии что сначала он выполнит веление Господа.
«Иисусе! – потрясенно думал Джек. – Неужели никто не присматривался к этим записям? Неужели никто не понял, насколько они важны? Они подобны пылающей Библейской длани на небесах – и ее указательный палец направлен на Лео Барнета».
Барнет. Тайный туз – это, конечно же, Барнет.
И вот Джек сидит, кусает нижнюю губу и смотрит на Хартманна, решая, говорить ли ему о своем открытии. Хартманн со странной сосредоточенностью продолжал смотреть в затылок Билли Рэя, сидевшего перед ним. Не винит ли он Рэя в том, что случилось с Эллин? Судя по тому, что Джек слышал от других, сам Рэй определенно себя в этом винил.
Джек решил было что-то сказать Хартманну, но подавился собственными словами. По какой-то причине он не смог прервать мысли Хартманна… После сегодняшнего это показалось ему совершенно немыслимым.
Сначала он обсудит все с Тахом. Покажет Тахиону свои доказательства, видеозаписи. И они вдвоем решат, что надо делать.
И вообще, весь этот удаленный телепатический контроль – епархия Тахиона.
17.00
Спектор сидел в приемной больницы и листал номер «Ридерс дайджест». Диван был из жесткого красного винила, который приводили в порядок липкой серебряной лентой. Умирающая флюоресцентная лампочка жужжала и мигала на потолке. В больнице воняло. Тут ощущались не только обычные запахи антисептиков и болезни, но и джокеров. У искалеченных вирусом была своя особая вонь. Видимо, со всего города их принимали только здесь.
К нему подошла юная тощая медсестра с усталым взглядом.
– К нему можно. Палата номер двести пять.
Она ушла, не отрывая взгляда от своих записей.
Спектор встал, потянулся и пошел по вытертому линолеуму коридора. Он решил отказаться от заказа. Он не собирается помогать Барнету и его набитым дерьмом сторонникам попасть в Белый дом. Конечно, деньги он себе оставит. На них он устроится где-нибудь на новом месте. Сначала он вернется к себе, соберет вещи, а потом исчезнет. Может, покрутит глобус и поедет туда, куда ткнется его палец, как это бывает в кино. Наверняка найдется немало мест, где на его таланты найдется спрос. Если его наниматель вздумает попытаться его отыскать – пусть пробует. Спектора это не особо тревожило. Вот только сначала ему хотелось зайти к Тони и убедиться, что с ним все будет хорошо. А после этого он на ближайшем самолете отправится в Джерси.
Он костяшками пальцев открыл дверь палаты двести пять и заглянул туда. Тони открыл глаза и улыбнулся. При таком количестве сломанных зубов его улыбка уже не смотрелась.
– Заходи!
Спектор сел на стул у окна. Один глаз у Тони был закрыт марлевой повязкой, а под вторым красовался огромный фингал. На скулу и на лоб ему наложили швы. Губы у него распухли и потемнели.
– Хочешь, я тебя увезу?
– Может, завтра. Врач сказал, что после сотрясения у меня была пара судорожных припадков. Ничего серьезного, но до вечера меня отсюда не будут переводить. А потом я буду в той же больнице, что… – он закрыл глаза.
Спектор кивнул:
– Больно говорить?
– Даже моргать. А ты в порядке? – Тони приподнялся на локтях. – Эти типы тебя пожалели или как?
– Со мной все нормально. Им всегда хочется попортить красивых мальчиков. Считают, что нам, уродам, и без того паршиво. – Спектор покачал головой. – Осчастливишь какого-нибудь протезиста. Один взгляд на твой рот – и он начнет мечтать о новом музыкальном центре.
Тони несколько секунд молчал.
– Ты слышал про Эллен?
