Марс пробуждается - Буренин Сергей (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Внезапно Рик вздрогнул, его зрачки по-кошачьи сузились, челюсти зло сжались, и он, как пантера, двинулся к ближайшему куполу. На голой влажной северной земле Рик заметил цепочку следов. Они вели от купола к вертолету и обратно. Отпечаток левой ноги был явно мельче.
Но здесь присутствовали только вмятины от мужских сапог, женских следов нигде не было видно. Рик пришел к выводу, что эти следы — совсем недавние, а старые, где обязательно должна быть и женская цепочка, уже занесло снегом.
Рик быстро зашагал вдоль обнаруженной полосы следов. Он вспомнил рассказы о телепатическом внушении, которому подвергается любой, кто приближается к Полярным городам. Но никаких голосов, никаких советов убираться подобру-поздорову или, наоборот, приветственной речи он, как ни старался, не услышал. Из этого он сделал вывод: либо все истории про телепатов — обыкновенные байки, либо под ночными колпаками что-то изменилось… У него даже промелькнуло сомнение в том, что его здесь ожидают.
Теперь цепочка следов начала огибать один из куполов. Рик осторожно двигался вдоль купола, готовый к самым невероятным сюрпризам, но ничего не происходило. Все та же тишина. Все тот же покой. Никакого, даже малейшего намека на признаки жизни.
Наконец он обнаружил вход в купол. Им оказался длинный коридор с крышей, напоминавшей рамку с сотами, вот только соты здесь были не восковые, наполненные медом, а пустые и прозрачные, словно хрустальные. Похоже, что крыша могла падать, становясь единым целым с ледяным полом. Оказавшись в такой момент в коридоре, человек будет либо рассечен на куски хрустальными сотами, либо окажется замурованным в сверкающей тюрьме и обречен на смерть от голода и жажды.
Рик постоял несколько секунд в нерешительности, потом махнул рукой и смело зашагал вперед. Звук его шагов по ледяному полу, резонируя в пустых хрустальных ячейках, отдавался эхом, напоминавшем перезвон стеклянных колокольчиков. Лучи солнца образовывали в этой узорчатой крыше странные блики, и Рику несколько раз казалось, что ловушка вот-вот сработает, но ничего не произошло.
Наконец коридор закончился, и Рик увидел сам город. Он был погружен в землю; Рик в данный момент находился на уровне шпилей городских башен. Сам город оказался невелик: в нем могло разместиться не более десяти тысяч жителей. Город был одновременно и прекрасным, и отвратительным, так как наряду с восторгом перед красотой рождал неприятное ощущение холода и смерти. Рику довелось побывать в подземных городах на Луне, бродил он и по фантастическим памятникам древнего зодчества, оставленным неведомой расой на Фобосе, видел он и затонувшую империю на дне Серебряного моря на Венере. Но все это не шло ни в какие сравнения с тем, что предстало его взору здесь.
Все здания были сделаны из одного материала: прозрачного пластика, очень напоминавшего лед. Солнечный свет, попадавший на этот материал, дробился на разноцветные лучи, и от этого весь город казался бриллиантовым. Это уже само по себе производило сильное впечатление, но все же главным было другое: архитектурные формы. Кем бы ни были эти Мыслители, какой бы путь развития они ни прошли, но их представления о геометрии явно не совпадали с человеческими.
Кривые и углы, которые образовывали контуры строений в их городе, отталкивали взгляд и отправляли его по тошнотворной траектории в извращенную вселенную, которая могла родиться только в больном воображении. Эти формы будоражили какие-то зоны подсознания и шокировали. Наверное, так мог бы выглядеть претворенный в жизнь сон душевнобольного художника-сюрреалиста, — болезненное и в то же время притягательное зрелище.
Внезапно где-то позади Рика раздался очень мелодичный хрустальный перезвон. Он резко обернулся и увидел, что вход, через который он только что прошел, закрылся. Никаких кнопок или рычагов, которые могли бы служить системой управления дверьми, не было заметно, поэтому для Рика остался только один путь — вперед. И Рик начал спуск по хрустальным ступеням к основанию города.
Все вокруг явно говорило о том, что город мертв. За время своих странствий Рику приходилось бывать в заброшенных городах, но то были именно заброшенные города, а этот, по каким-то почти неуловимым признакам, был именно мертвым. Мертвая тишина казалась чересчур затянувшейся, улицы всем своим видом показывали, что они уже устали ждать пешеходов. Кривые стены как бы нехотя отзывались на звук шагов, им не нравилось, что их разбудили, заставили способствовать нарушению вековой тишины.
Глаза Рика вдруг потемнели не то от злости, не то от настороженности. Город давил на него своей мертвой тяжестью, угнетал волю. Совершенно неожиданно даже для самого себя Рик вдруг набрал в легкие воздуха и в отчаянии что есть силы закричал:
— Майо!
Крик, словно хрустальный бокал, разлетелся на миллион осколков и, отразившись от стен, будто иголками вонзился в уши визгливым хохотом.
Рик направил свой путь в самый дальний конец города, где, как он обнаружил, когда еще стоял на верхнем ярусе, сверкала и переливалась всеми цветами радуги лестница, ведущая, очевидно, в следующий купол. Он пошел в том направлении, и тут возникла мысль, что Штром мог заманить его в этот купол и закрыть ловушку, а сам в это время покидает город другой дорогой, оставив Рика умирать в забвении и одиночестве.
В этот момент он услышал музыку. Она густым колышущимся потоком вытекала из почти осязаемой тишины. Мелодия странным образом вторила беспрерывной игре света, они сливались в одно целое, и от этого музыка становилась видимой. Рик вспомнил о композиторах, которые уже давно пытались сочинять музыку в цвете. Если бы им довелось услышать здешнюю музыку и увидеть здешние краски, то они бы узнали тот идеал, к которому стремились всю свою жизнь. Мелодика этого города была чем-то сродни царящим в нем архитектурным формам. В этой музыке, как и во всем городе, были пресыщенность и извращенность. Нормальный, здоровый (конечно, по чисто земным меркам) разум сочинить такое был просто не в силах.
Музыка звучала сразу отовсюду и наполняла собой воздух, делая его густым и вязким. Рик попробовал убедить себя, что это всего лишь городская трансляция, но разум отказывался в это верить: он съежился и забился в самый дальний угол мозга, пытаясь найти там убежище от мотива, который навязывал свою логику и свое мировоззрение, наполняя собой каждую клетку организма.
Теперь краски стали ярче и сочней, они пульсировали, и их отблески покрывали призрачные улицы таким же призрачным туманом. Краски плавно переходили друг в друга и ускользали в обе стороны от видимого диапазона. Эти музыка и цвет вызывали странные, болезненные чувства, давили на нервы, даже с кишечником творилось что-то неладное. Музыка резонировала в мозгу немыслимыми, странными созвучиями, перемежалась неровными интервалами, била по сознанию странными ломаными ритмами, колола, словно иглами, неожиданными диссонансами. И вдруг резко, в один момент Рик почувствовал, что теперь может понять всю эту неестественную символику, наводнившую мертвый город, предсказать, куда уводят умопомрачительные кривые, и даже, если потребуется, создать нечто подобное…
А потом он вообще потерял всякую способность воспринимать окружающую обстановку. Какая-то упрямая, непокорная часть сознания еще находила в себе силы перепрыгивать через островки кошмара, которые, как пятна плесени, разрастались в мозгу, и кричала ему что-то. Этот вопль отчаяния сотряс смертоносную пелену цветомузыки, вцепился в остатки разума и потащил их обратно, оторвав от самого края пропасти, ведущей в чуждую вселенную…
… Рик пришел в себя. Он стоял, сбросив всю одежду, и обнимал холодную колонну немыслимой формы, которая, как он вдруг сообразил, подпирает собой само солнце. Рик с ужасом отпрянул от этого столпа вселенной. Где-то в глубине его живота начала зарождаться тошнота, и он ухватился за это единственное на данный момент реальное чувство, как утопающие хватаются за соломинку, — он надеялся, что эта последняя крупица реальности и является тем средством, которое спасет его от окончательного помрачения ума. Его вырвало, и сразу стало легче.
