Почти как люди. Город. Почти как люди. Заповедник гоблинов - Саймак Клиффорд Дональд (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
На горизонте блестящего черепа вновь появилась муха. Немного повременив, она стала на передние лапки и задними почистила себе крылышки. Замерла на одну-две минуты, оценивая обстановку, и уползла обратно.
Брюс постучал по столу карандашом.
— Господа, — произнес он.
В комнате стало так тихо, что я явственно слышал дыхание своего соседа.
И пока все мы ждали, когда он снова заговорит, я вновь ощутил, сколько достоинства и строгого вкуса было в убранстве этой комнаты, в ее пушистом ковре, богато отделанных деревом стенах, в ее тяжелых занавесях и двух написанных маслом картинах, которые висели на стене по ту сторону стола. «Эта комната, — подумал я, — символ семьи Франклинов, символ универмага, который был ее детищем, символ положения, которое эта семья занимала в обществе, и того, что она значила для нашего города. Цитадель благородства и безупречной честности, высокой нравственности и культуры».
— Господа, — проговорил Брюс, — нет смысла начинать издалека. Произошло событие такого рода, что еще месяц назад я сказал бы о нем: этому никогда не бывать. Я сделаю сообщение, а потом задавайте вопросы…
На мгновение он остановился, словно подыскивая подходящие слова. Он оборвал фразу на середине, но не понизил голоса. Лицо его было суровым и бледным.
Помолчав, он медленно и выразительно произнес:
— Универмаг «Франклин» продан.
Какое-то время все молчали. Не оттого, что мы были ошеломлены и парализованы: мы просто не поверили своим ушам. Ведь из всего, что может нарисовать человеческое воображение, любому из нас это пришло бы в голову в последнюю очередь. Потому что универмаг «Франклин» и семья Франклинов были традицией города. Универмаг и семья существовали здесь почти со дня его основания. Продать «Франклин» — это все равно что продать здание суда или церковь.
Лицо Брюса было жестким к непроницаемым, и я подивился, как у него хватило мужества произнести эти слова, ведь Брюс Монтгомери был такой же неотъемлемой частью «Франклина», как и семья Франклинов, а за последние годы он, вероятно, еще теснее сросся с универмагом — он управлял им, заботился о нем, переживал за него столько лет, что мало кто из нас мог припомнить, с какого времени он начал этим заниматься.
Потом тишина взорвалась, и со всех сторон посыпались вопросы.
Брюс жестом призвал нас к молчанию.
— Спрашивайте не меня, — сказал он. — На все ваши вопросы ответит мистер Беннет.
Лысый мужчина впервые заметил наше присутствие. Он отвел взгляд от той точки на противоположной стене и слегка кивнул нам.
— Будьте любезны, не все сразу, — проговорил он.
— Мистер Беннет, — спросил кто-то из глубины комнаты, — это вы — новый владелец универмага?
— Нет, я всего лишь его представитель.
— А кто же тогда владелец?
— Этого я вам не могу сказать, — ответил Беннет.
— Значит ли это, что вы сами не знаете, кто он, или же…
— Это значит, что я не могу вам этого сказать.
— Не назовете ли нам сумму?
— Полагаю, что вы имеете в виду сумму, заплаченную за универмаг?
— Да, именно…
— Это тоже, — сказал Беннет, — не подлежит оглашению.
— Брюс! — раздался чей-то негодующий голос.
Монтгомери покачал головой.
— Будьте добры, обращайтесь к мистеру Беннету, — повторил он. — Он ответит на все ваши вопросы.
— Не скажете ли вы нам, — спросил я Беннета, — какую политику будет проводить новый владелец? Останется ли универмаг таким же, каким он был до сих пор? Сохранится ли прежняя политика в отношении качества товаров, кредита, гражданских…
— Универмаг, — твердо произнес Беннет, — будет закрыт.
— Вы имеете в виду — будет закрыт для реорганизации?..
— Молодой человек, — отчеканивая каждое слово, проговорил Беннет, — я имею в виду нечто совершенно иное. Универмаг будет закрыт. И он больше не откроется. «Франклин» перестанет существовать. Навсегда…
Передо мной промелькнуло лицо Брюса Монтгомери. Проживи я хоть миллион лет, из моей памяти никогда не изгладятся испуг, изумление и боль, которые отразились на его лице.
6
Когда, ощущая затылком дыхание нависшего надо мной Гэвина, я дописывал последнюю страницу, а отдел литературной правки стонал, что уже прошли все сроки выпуска газеты, позвонила секретарша издателя.
— Мистер Мэйнард желает с вами побеседовать, — сказала она, — немедленно, как только вы освободитесь.
— Уже кончаю, — бросил я и положил трубку.
Я дописал последний абзац и вытащил лист из машинки. Схватив его, Гэвин помчался к столу отдела литературной правки.
Он тут же вернулся и кивнул на телефонный аппарат.
— Старик? — спросил он.
Я ответил, что он самый.
— Видно, собирается как следует выпотрошить меня. Допрос третьей степени, с применением пыток.
Такая уж была у Старика манера. И вовсе не потому, что он нам не доверял. Не потому, что считал нас идиотами или халтурщиками или подозревал, что мы что-нибудь замалчиваем. Мне думается, это в нем говорил газетчик с его неодолимой тягой к выяснению подробностей в надежде на то, что, беседуя с нами, он выудит нечто, ускользнувшее от нашего внимания: промывка грубого песка фактов в поисках крупиц золота. Мне кажется, что, учиняя такой допрос, он проникался чувством собственной значимости.
— Это ужасный удар, — посетовал Гэвин. — Потерять такой жирный кусок. Наверно, тот парень, что ведет счета в отделе рекламы, сейчас в каком-нибудь темном углу перепиливает себе горло.
— Удар не только для нас, — добавил я. — Но и для всего города.
Потому что «Франклин» был не только торговым центром; он был еще и неофициальным клубом, местом встреч. Тщательно причесанные чопорные старые леди в опрятных костюмах регулярно устраивали в чайной комнате на седьмом этаже скромные пиршества. Домашние хозяйки, отправляясь за покупками, неизменно встречали у «Франклина» своих старых приятельниц, и их сборища преграждали проходы. Случалось, что люди заранее договаривались встретиться у «Франклина». Там устраивались художественные выставки, читались лекции на возвышенные темы, короче — использовались все приманки, которые для американцев являются критерием изысканного вкуса. Для представителей всех классов, независимо от их образа жизни, «Франклин» был рынком, местом встреч и своего рода клубом.
Я поднялся из-за стола и пошел к боссу.
Его зовут Уильям Вудро Мэйнард, и он неплохой малый. Он далеко не так плох, как это может показаться, если судить по его имени.
У него в кабинете сидел Чарли Гендерсон, ведавший рекламой розничной торговли, и вид у обоих был встревоженный.
Старик предложил мне сигару из большой коробки, стоявшей на краю стола, но я отказался и опустился на стул рядом с Чарли — лицом к Старику, который восседал за столом.
— Я звонил Брюсу, — сказал Старик, — и он разговаривал со мной без особой охоты. Я бы даже сказал — уклончиво. Он не желает обсуждать эту тему.
— Естественно, — заметил я. — По-моему, это потрясло его не меньше, чем нас.
— Я тебя не понимаю, Паркер. Почему вдруг это должно было так его потрясти? Ведь наверняка он лично вел переговоры и заключил сделку продажи.
— Речь идет о закрытии универмага, — пояснил я. — Если не ошибаюсь, мы сейчас говорим именно об этом. Мне кажется, Брюс не знал, что новый владелец собирается закрыть универмаг. Уверен, что, заподозри он что-нибудь подобное, сделка бы не состоялась.
— Что навело тебя на эту мысль, Паркер?
— Выражение лица Брюса, — ответил я. — В тот момент, когда Беннет объявил, что универмаг будет закрыт, на его лице отразились изумление, возмущение, гнев и, пожалуй, даже отвращение. Как у человека, у которого четыре короля выпали против четырех тузов.
— Но он ведь промолчал.
— А что он мог сказать? Он заключил сделку, и универмаг был уже продан. Едва ли ему когда-нибудь приходило в голову, что кто-то может купить процветающее предприятие и тут же его закрыть.
