Фата-Моргана 1 (Фантастические рассказы и повести) - Франке Герберт В. (чтение книг .TXT) 📗
Темплин выглядел намного здоровее, чем после высадки на эту планету. Более мирный, более довольный. Кажется, он прибавил фунтов десять и сбросил лет пять за последние шесть месяцев.
А сейчас каникулы кончились. Пора возвращаться.
— Рэй, — мягко позвал Эккерт.
Темплин не пошевелился, про должая мягко и очень правильно дышать. Эккерт нашел книгу и с шумом уронил ее на пол. Темплин проснулся, но даже не пошевельнулся.
— Чего ты хочешь, Тед?
— Как ты узнал, что это я?
Темплин кашлянул, как будто хотел засмеяться:
— Никаких загадок. Кто это еще мог бы быть? Не один танпешанин не будет столь груб, чтобы будить другого, если тот вздремнул, так что это можешь быть только ты.
— Знаешь, что бы ты сделал, если бы кто-нибудь разбудил тебя подобным образом пять месяцев назад?
Темплин попытался кивнуть, но этому мешала кровать.
— Мне хотелось бы вскинуть свое атомное ружье и заткнуть ему рот.
Эккерт пошел туда, где они хранили свой багаж, и начал оттаскивать ящики от стены.
— Ну, а у меня для тебя хорошие новости. Лайнер уже сел, чтобы забрать нас. Они проходят через этот сектор и получили приказ от Службы остановиться здесь. Грузооператоры будут через несколько минут, чтобы помочь перенести наши пожитки.
— Тед…
Эккерт остановился.
— Да?
— Я не возвращаюсь.
— Почему? — лицо Эккерта выражало почти клиническую заинтересованность.
— А зачем? Мне нравится здесь. Я хочу прожить здесь остаток своей жизни.
Багаж рухнул на пол.
— Я не уверен, что тебе это понравится, Рэй. Во всяком случае, спустя какое-то время. Все твои друзья там, на Земле. Каждый, кто тебя знает, там. Здесь новизна чего-то чужого, непохожего на привычное. Я чувствовал это много раз в различных культурах и различных обществах. Скоро ты изменишь свое мнение.
— Это не причина, Тед. Зачем я должен возвращаться в мир, где большинство людей несчастны какое-то время, а некоторые постоянно? Насколько я могу судить, Танпеш теперь мой дом, и я не намерен покидать его.
Эккерт был потрясен. Было похоже, что прямо на его глазах происходит событие исторической важности.
— Ты уверен, что тебе понравится прожить здесь всю оставшуюся жизнь? Есть у тебя друзья, чтобы занять место в этом доме?
— Это потребует времени — приобретение знакомств, а еще больше времени уйдет на завоевание дружбы, — защищаясь, сказал Темплин.
— Ты не можешь оставить службу, — заявил Эккерт. — У тебя остается твой долг.
Темплин рассмеялся в подушку:
— Не сработает, Тед. Долг — просто модное слово, шовинистическая фраза. Они могут идти дальше и без меня — и ты это знаешь.
— Как насчет Пендлитона, Рэй? Он умер здесь, при таинственных обстоятельствах, как тебе известно.
— Разве мое возвращение ему чем-нибудь поможет? Он не был убит, мы оба это знаем. И почему люди совершают самоубийство? По какой из нескольких тысяч возможных причин сделал это Пендлитон? Мы не знаем и никогда не узнаем. А если узнаем, что в этом хорошего?
Эккерт подумал, что Темплин очень сильно изменился за эти полгода. Слишком сильно.
— Что, если я скажу тебе, что знаю, почему Пендлитон убил себя? — спросил Эккерт. — И что ты сделал бы то же самое, если бы остался здесь?
— Не пытайся на этом играть, Тед. Это чистая психология. Ничего у тебя не получится.
Теперь фрагменты мозаики окончательно сложились в узор. Темплин должен вернуться, независимо от своих намерений и же ланий. Единственной трудностью было, что в глубине души Эккерт симпатизировал ему. Возможно, будь он моложе, имей меньший опыт…
— Так ты не хочешь вернуться с нами?
Темплин закрыл глаза и перевернулся на спину.
— Нет.
Наступила мертвая тишина. Темплин почувствовал аромат соснового леса и теплоту мягкого солнечного света, пронизывающего жалюзи. Где-то вдали был слабо слышен гомон играющих детей, но внутри было тихо. Слишком тихо.
Темплин открыл глаза, внезапно почувствовав тревогу:
— Тед! Не надо!
Он получил весь заряд газа прямо в лицо и свалился на кровать без сознания.
Эккерт открыл люк в наблюдательную кабину так тихо, как только смог. Темплин сидел на одном из пневматических кресел, печально и пристально глядя на маленькую желтую звезду в черном небе. Он не посмотрел вверх.
— Это я, Рэй, — сказал Эккерт.
Темплин не пошевелился.
— Я полагаю, что должен принести тебе извинения, — начал Эккерт, — но я вынужден был усыпить тебя, чтобы заставить вернуться. Ты не должен был остаться, иначе с тобой бы случилось то же, что и с Доном Пендлитоном.
— Вы в этом уверены? — горько спросил Темплин.
— Разумный вопрос. Ты очень похож на Пендлитона, знаешь ли. В самом деле. Именно поэтому тебя выбрали для этого полета — не столько из-за того, что ты знал его, сколько из-за того, что психологически ты во многом подобен ему. Мы думали, что изучая твои ответные реакции на здешнюю ситуацию, мы получим1 картину того, что должно было произойти с Пендлитоном.
Темплин не хотел говорить об этом, понял Эккерт, но ему необходимо было все объяснить.
— Хочешь знать, почему Пендлитон убил себя?
Темплин равнодушно пожал плечами.
— Я думаю, мы должны обсудить это прямо сейчас, — продолжал Эккерт. — Любая раса, которая так счастлива своим образом жизни, что не выказывает интереса к чужестранцам, доказывает, что счастливыми ее делают сам способ ее существования, имущество, которым она владеет. Танпеш — то, что может случиться только раз на тысячу цивилизаций, а может быть и еще реже, Рэй.
Окружающая среда — совершенна, таков же и народ, или, по крайней мере, он так близок к совершенству, насколько это вообще возможно. Разумные люди, которые поддерживают свою технологию точно на таком уровне, сколько им нужно для жизни, и живут просто сами собой и друг другом.
Игра природы, возможно. Никаких преступлений, никаких болезней, никаких неврозов. Совершенный образец культуры. Танпеш — рай. Ты не хочешь покидать его, не хочу и я, не хотел и Пендлитон.
Темплин повернулся к нему:
— Так это был рай. Было ли бы преступлением, если бы я остался там? Кому бы я повредил?
— Себе, — угрюмо сказал Эккерт. — Потому что танпешане никогда бы не приняли тебя. Мы слишком непохожи, Рэй. Слишком агрессивны, слишком напористы, слишком настойчивы. Мы — нет, мы несовершенны. Ты видел сам: неважно, как долго мы бы там пробыли, мы никогда не сможем быть достойны их. Мы живем в грубом обществе и носим его метки. Наша собственная среда обусловила наше существование, и измениться мы не можем. О, мы можем пытаться, но это выходит боком. По этой причине туземцы никогда не станут похожи на нас. Мы никогда не сможем принадлежать их миру. Их собственный образ культуры не позволит им принять нас.
Их образ культуры подобен огненному мечу, преграждающему вход в Эдем после изгнания людей, чтобы сохранить его святость. Если вы — извне, вы остаетесь снаружи и никогда не сможете войти.
Он помолчал минуту, дожидаясь хоть каких-нибудь слов Темплина. Тот молчал.
— У аборигенов есть слово для этого — КАВА. Это значит, я предполагаю, ЧУЖОЙ — не обязательно низший, просто чужой. По прошествии некоторого времени мы обязательно бы заметили это. Мы не привлекали внимания, кажется, они избегали нас. Для них это — естественная реакция, как я догадываюсь. Во всяком случае, должен предполагать. — Эккерт откашлялся: Видишь ли, все, что случилось с Пендлитоном, — продолжал он неловко, — то, что он влюбился в рай, но рай не хотел иметь с ним ничего общего. Когда прошло три года, он узнал, что он отверженный в Эдеме. И он не мог покинуть его, вернуться домой и забыть. Он был выброшен на берег рая и видел впереди еще четыре года, которые должен был провести в нем, будучи парией. Пендлитон не смог этого вынести. И никто не смог бы.
Эккерт немного помолчал, думая о холодном, ароматном воздухе, теплом солнечном свете и счастливых детишках, играющих на травянистых тропинках.
