Жестокий шторм - Жемайтис Сергей Георгиевич (полные книги txt) 📗
— Это вы правильно — насчет волшебства, — ответил человек в шезлонге и выпростал из-под пледа рыжую бороду. — Я видел много вулканов и других горных вершин. Видел Везувий, Килиманджаро. Прекрасны вулканы на русской Камчатке, в Южной Америке, на Курильских островах, да и на Гавайях тоже, но ни одна гора не может сравниться по красоте и благородству с Фудзиямой. Смотрите, эта громада плывет над облаками, будто кто-то держит ее на могучей ладони.
— Хорошо вы это сказали — на ладони, — одобрил мистер Гордон.
— В такие утра невольно родятся поэтические строки. — Рыжебородый посмотрел на спящего. — Фрэнк!
Тот открыл глаза, болезненно поморщился и с неудовольствием повернул голову.
— Слушаю вас, сэр.
— Запомни, Фрэнк, следующий набросок: в ясном утреннем воздухе все предметы кажутся легкими и невесомыми. Они как только что родившиеся мысли, и лучезарная Фудзи плывет над океаном, и кажется, что мать Вселенной Аматэрасу держит ее на своей ладони. Неплохо, Фрэнк?
— Как всегда, сэр.
Рыжебородый обратился к мистеру Гордону:
— Это его высшая похвала. Фрэнк у меня выполняет обязанности записной книжки, у него абсолютная память и филологическое образование, он помнит все, что прочитал и что услышал. Если бы вы знали, как он облегчает мне работу! Для того чтобы слагать стихи, голова должна быть чистой, как сегодняшнее утро. Фрэнк, запомни и этот пейзаж!
— Есть, сэр. И если разрешите, то можно добавить?
— Валяйте, Фрэнк.
— И пуста, как барабан.
— Грубовато, Фрэнк. Вы теряете чувство меры. Хотя и тут что-то есть. Прибереги для сатирической баллады.
— Есть, сэр, — зевнул Фрэнк.
Неожиданно для мистера Гордона рыжебородый поэт впился глазами в его туфли и спросил, подмигнув:
— Сорок четыре, восьмая полнота?
— Да, — ответил, несколько смутившись, мистер Гордон.
— Фирма «Нигрем и сыновья», не так ли?
— Не помню, как-то не обратил внимания.
— Напрасно. «Нигрем и сыновья» выпускают лучшую обувь на земном шаре. Можете мне поверить, потому что я и есть «Нигрем и сыновья»! Хотя сыновей можете отбросить, нет никаких сыновей. Они для солидности. Просто Нигрем. Нобби Нигрем, обувной король, к вашим услугам!
Профессор назвал себя.
— Как же, слыхал! Пиво — «Гордон и Причард». Не так ли?
— К сожалению, вы ошиблись. Пиво я очень люблю, но не изготовляю.
— Довольно остро, Фрэнк!.. Хотя не стоит. Мистер… мистер…
— Гордон.
— Мистер Гордон, вам никогда не приходилось плавать на судне, объятом пламенем? Или с изрядной брешью в днище?
— К счастью, не приходилось…
— Я же постоянно или горю, или тону. Вы ощущаете, как вибрирует палуба?
— Не больше, чем всегда, — попытался успокоить обувщика мистер Гордон.
— Не скажите. Прошлый раз, когда я плыл на «Фермопилах», то… — Мистер Нигрем умолк, прислушался и юркнул под плед, произнеся из-под него: — Тс-с-с!
Из лифта вышли два человека в синей униформе. Обувного короля подняли и под руки увели в лифт.
Фрэнк вскочил на ноги и оказался длинным тощим блондином с серой клочковатой бородкой. Собрав пледы, он сказал:
— Если вы тот самый Стэнли Гордон, то я знаком с вашими работами. — Он стал перечислять: — «Предшественники Шекспира», «Английское Возрождение», «Белые пятна в жизни Шекспира».
— Да, у меня есть такие книги. Простите, вы тоже историк литературы?
— Нет, этим вопросом я серьезно никогда не занимался. Моя специальность
— математическая лингвистика, логика, ну и, само собой, языки. Вас удивляет, вероятно, что я стал живой записной книжкой?
— В какой-то степени — да. Но, видимо, трудные обстоятельства, конъюнктура сейчас не особенно благоприятна?
— И да и нет. Видите ли, я преподавал в нескольких университетах, пока не отказался от специальных заказов Пентагона. Здесь мне хорошо платят. Я почти свободен. Нигрем неплохой парень, только, как сказал здесь один матрос, у него мозги с левой резьбой.
— Не Гарри ли Уилхем?
— Он. Директор собачьего отеля. Гарри наблюдает за нашим сенбернаром Тотом.
Оба засмеялись.
Мистер Гордон спросил:
— У вашего патрона, видно, серьезная болезнь? Не следствие ли пережитой катастрофы?
— Шизофрения. Пожар и брешь в днище он выдумал. Вообще-то он не лишен воображения.
— И что, он в самом деле обувной король?
— Ну, здесь все правда. Врачи рекомендовали ему переменить обстановку, вот мы и плывем. Рад был познакомиться. Я не назвал себя, извините. Фрэнк Причард. — Он церемонно поклонился и протянул руку.
Тем временем из океана поднялось солнце. Фудзияму окутали палевые облака. Впереди, за судами, стоявшими возле причалов, за сумятицей подъемных кранов, блестящими крышами пакгаузов, под темной шапкой смога проглядывал большой незнакомый город.
— Иокогама! — сказал Фрэнк Причард.
В ресторане за завтраком, когда подали кофе, мистер Гордон сообщил:
— Сегодня во время утренней прогулки у меня были интересные встречи. Я не говорю об известном вам Гарри Уилхеме — попечителе Кинга, я познакомился на верхней палубе с неким Нобби Нигремом, поэтом и обувным королем, и его личным секретарем Фрэнком Причардом.
— Неужто те самые злодеи? — спросила мисс Брук.
— О нет, Лиз. Второстепенные, проходные персонажи. Но в разговоре с ними я почему-то подумал, что опасность может прийти не оттуда, где мы ее предполагаем. Представьте себе, что вблизи рифов отказало рулевое управление или по чьей-то вине что-то произошло с навигационными приборами. Вы скажете, такое может случиться с любым судном. Вполне. Но в данном случае может действовать направляющая рука.
— Стэн! Как все это надоело! — вздохнула мисс Брук. — Расскажите лучше что-нибудь о японцах. И почему вы не разбудили нас, чтобы мы могли полюбоваться Фудзиямой? Вы эгоист, Стэн!
— Но я поднялся в четыре часа.
— В четыре, пожалуй, не стоило вставать даже ради такой очаровательной горы.
Джейн сказала:
— За четыре дня, что мы плывем от Гонолулу, я уже стала забывать о всех пережитых и предстоящих ужасах. Я бы и совсем забыла, не будь всегда у Тома такого озабоченного лица. Муж совсем не умеет скрывать своих мыслей.
Томас Кейри дотронулся до руки жены:
— Все будет хорошо, милая Джейн. Стэн методически идет к цели. Он спас всех нас в Гонолулу и, я думаю, раскроет и других преступников, если они еще остались на судне, а может быть, опасность вообще миновала. Мы так привыкли к состоянию постоянной тревоги, что не можем от нее избавиться. Все будет хорошо, Джейн. А вот и неунывающий лейтенант, полный энергии и оптимизма!
Между столов шел лейтенант Лоджо, кланяясь и прикладывая два пальца к козырьку фуражки. Лицо его выражало крайнюю степень озабоченности, кончик носа блестел от капелек пота. Подойдя к столику, он поприветствовал всех и, наклонившись, тихо сказал:
— Леди и джентльмены, прошу сохранять спокойствие. Только что получена телеграмма, извещающая, что некий отец Патрик Лопес, он же Клем, выпущен полицией Гонолулу из-за отсутствия улик и уже находится в Токио. В телеграмме говорится, что против нас, то есть против вас, мои друзья, возбуждается дело по обвинению в клевете, нанесении морального ущерба, фальсификации преступления: якобы мы, то есть вы, подсунули ему оружие, напоили снотворным, и так далее.
Все четверо озадаченно переглянулись, не сказав друг другу ни слова.
Лейтенант Лоджо продолжал:
— Советую связаться со своими адвокатами. Что касается меня, то я со своей стороны тоже приму меры.
— Но ведь полиции известно, что собой представляет отец Патрик, — сказала мисс Брук. — Как же полицейские стали на его сторону?
— Извините, Лиз, но вы плохо знаете законы. — Лейтенант Лоджо галантно поклонился. — Мы слишком поспешно покинули Гонолулу. Наши, то есть ваши, показания сочли недостаточными, чтобы держать этого гангстера в тюрьме, и его выпустили. А находясь на свободе, Клем пользуется всеми правами гражданина Соединенных Штатов и может апеллировать к суду, прося оградить его от посягательств на его… как бы это точнее сказать… неприкосновенность личности. А личность у нас, как вам известно, священна и неприкосновенна…
