Земля Санникова - Обручев Владимир Афанасьевич (чтение книг TXT) 📗
Наконец ужасная ночь кончилась, заалел восток, становилось все светлее и светлее. Аннуир развела огонь и стала варить чай. Ордин и Горюнов могли теперь рассмотреть, что случилось с их площадкой ночью. Вся восточная часть ее исчезла, и вместо нее зиял крутым клином, обращенным острием вниз, отрыв обвала. Последний, очевидно, отделился по трещинам, существовавшим раньше, и толчок землетрясения дал только импульс, преодолевший инерцию массы, которая и опрокинулась частью на сугроб, частью в воду, распавшись при падении на глыбы. В громадной выбоине сугроба лед был покрыт черной пылью, осколками и глыбами; внизу, над водой, поднимался хаос глыб. За ночь муть в воде осела, и с высоты видно было дно; в бинокль можно было осмотреть его повсюду, но ничего, кроме черных глыб, не было заметно. Они похоронили навсегда и человека, и все достижения экспедиции.
Осмотр выбоины в сугробе показал, что для того, чтобы перебраться через нее, нужно вырубить во льду отвесной стены ступени вниз и с другой стороны вверх.
– Ну, к обеду мы это выполним, – сказал Горюнов. – Обе части байдары спустим на веревке вниз и там втащим наверх. Давайте поедим – и за дело!
На севере котловины извержение продолжало разыгрываться, скрытое в тучах паров и дыма, но выдавая себя взрывами, от которых вздрагивала скала площадки. Завеса пара и дыма скрывала от зрителей катастрофу. При дневном свете видно было только, что эта завеса протянулась поперек всей котловины. Вдруг в одном месте, впереди этой завесы, появился огонь и быстро стал распространяться в обе стороны. В бинокль можно было разглядеть, что это горит полоса леса.
– Кажется, дела онкилонов безнадежны! – сказал Ордин. – Теперь ясно, что извержение началось не в северном конце котловины, а в средней части ее, приблизительно там, докуда мы вчера доезжали, то есть там, куда люди спаслись от воды. Может быть, оно захватило и всю северную часть.
Оба вернулись к нартам; чай был готов. Никифоров понес собакам, привязанным в западном углу площадки, охапку вяленого мяса – и вдруг остановился.
– Подите-ка сюда! – крикнул он. – Здесь дело неладно!
Горюнов, Ордин и Аннуир, усевшиеся уже возле чайника, вскочили и побежали к казаку. Он стоял возле трещины шириной с ладонь, которая шла через площадку наискось от заднего края ночного отрыва к западному концу. Нарты и люди находились между этой трещиной и внешним краем площадки, собаки – по другую сторону.
– Вчера этой щели не было, – сказал Никифоров.
– Ну, дело дрянь! Подготовлен второй обвал, – заявил Горюнов.
– И достаточно еще одного хорошего подземного толчка, чтобы он рухнул, – прибавил Ордин. – Его, очевидно, подпирает сугроб, иначе он свалился бы уже ночью с нами.
– Видно, придется удирать отсюда, как это ни печально! – промолвил Горюнов. – Иначе мы очутимся там же, где лежит Костяков.
– Давайте перетащим вещи за трещину!
Сказано – сделано. Уселись наконец за завтрак, но все время поглядывали с беспокойством на трещину, черневшую в трех шагах от них, ожидая, что вот-вот она начнет расширяться и опять рухнет масса камня, в этот раз прямо на сугроб.
Поев, быстро принялись за работу: двое поднялись по ступенькам на верх стены, захватив веревки, двое остались внизу; одну за другой втащили обе нарты, байдару, вещи; затем отвязали и погнали наверх собак, кроме одной, которую ночью убило упавшим камнем.
Горюнов, уходя последним со злополучной площадки, подошел еще раз к краю, взглянул и прошептал прощальные слова погибшему товарищу.
Приключение Никиты
В день ухода товарищей Горохов проснулся довольно поздно; его разбудили голоса женщин:
– Где Аннуир? Она, видно, сбежала ночью к своему мужу, белому колдуну! Не послушалась запрета!..
– Идите и приведите ее сюда! – раздался голос Амнундака.
– Тащите ее за волосы, если не пойдет! – прибавил женский голос.
Тут Горохов вспомнил, что его товарищи собирались уйти в эту ночь, и ему стало тяжело. Он быстро начал одеваться, чтобы узнать, ушли ли они. Но раньше чем он кончил, вернулись Аннуэн и две другие женщины, посланные за Аннуир, и заявили огорченным тоном:
– Жилище пусто, нет Аннуир, нет белых колдунов, одна собака осталась!
– Хорошо ли вы смотрели? Они, верно, зарылись в одеяла и спят, – сказал Горохов.
– Мы хотели войти, но собака начала ворчать на нас. Мы покричали – никто не отозвался. Разве умерли?
– Ну, я посмотрю сам, – заявил Горохов, направляясь к выходу.
– Приведи Аннуир сюда! – крикнул ему вождь.
Горохов, идя к землянке, уже не сомневался, что товарищи ушли. Но он надеялся, что они оставили ему какое-нибудь указание, как объяснить онкилонам их поступок; во всяком случае, он хотел обдумать спокойно, что сказать Амнундаку, чтобы не ухудшить своего положения. В землянке его встретила ласковым визгом Пеструха, которую уходившие заперли, чтобы она не увязалась за Кротом и за ними. Его взгляд сразу упал на бумагу, приколотую к одному из столбов. Он прочитал ее по слогам несколько раз, чтобы лучше запомнить, и вернулся в землянку Амнундака.
– А где Аннуир? – набросилась на него сейчас же Аннуэн.
– Постой! Дай сказать! Белые люди пошли на свое стойбище за теплой одеждой. Видишь – снег, холодно, а у них одежда там. И мне обещали принести. Завтра к вечеру вернутся.
– Откуда ты все это знаешь, если они ушли? – закричал Амнундак.
– А вот здесь написано, они мне оставили письмо. На, прочитай! – сказал Горохов, подавив смех и протягивая бумагу.
Амнундак повертел ее в руках, увидел на ней какие-то черные знаки и заявил:
– Пошлю это шаману – он узнает, правда ли, что ты сказал.
– А зачем Аннуир пошла с ними? У нее теплая одежда здесь! – не унималась ревнивая Аннуэн.
– Значит, она сильнее любит, чем ты! – отрезал Горохов.
– Вождь запретил мне любить его – я слушаюсь приказа вождя.
– Вот именно, а она не слушается, потому что больше любит его.
– Она только вторая жена, сама навязалась…
– Довольно, женщина! – прервал Амнундак.
Он сидел еще с бумагой в руках и не знал, что ему делать: послать ли немедленно погоню за ушедшими или поверить словам Горохова и подождать. В руках у него еще остался один из пришельцев, и ему казалось, что они не уйдут без своего товарища.
И вдруг у него мелькнула мысль: а не пошли ли белые колдуны к священному озеру, чтобы высушить его, как в прошлый раз, когда они Горохова тоже оставили дома?
Он оделся, вышел из землянки, вызвав с собой трех воинов, и велел им сходить к священному озеру и посмотреть, не там ли белые люди или не были ли там. Вернувшись, он сказал Горохову:
– Ты оставайся здесь, в моем жилище, пока не вернутся другие.
К обеду посланные вернулись и заявили Амнундаку:
– Белых людей на священном озере нет, но они были там – мы видели их следы на снегу: три больших следа и один поменьше.
– Вот видишь, ты солгал мне или они солгали тебе в своем письме!.. – вскричал Амнундак, обращаясь к Горохову, а потом спросил воинов: – А священное озеро опять высохло?..
– Нет, великий вождь, оно не высохло – оно стало даже больше, вода вышла из берегов, и к жертвенному камню нельзя подойти.
Амнундак нахмурился: он не знал, хороший ли это или худой признак, что озеро вышло из берегов. И, как всегда в затруднительных случаях, понадеялся на шамана.
– Идите и расскажите шаману, что вы видели… Постойте!.. Как вы узнали, что следы на снегу оставили белые люди? Вы знаете их обувь?
– Следы, собственно, были медвежьи, – ответил старший из воинов, – но мы думаем, что белые колдуны могли превратиться в медведей, чтобы мы не узнали по следу, куда они ходили.
Горохов расхохотался. Онкилоны с удивлением посмотрели на него, а Амнундак спросил сердито:
– Почему тебе так весело?
Горохов спохватился, что для него невыгодно разуверять онкилонов в могуществе белых, и ответил:
