Журнал «Если», 1993 № 11-12 - Кульберг Александр (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
— Ни за что, — я потряс головой. — Пока я жив — буду помнить.
Риссия бросила на меня взгляд, в котором затаилась мука. Потом заговорила:
— Наверное, это те, из легенда. Их называть под — земные люди. Прячутся глубоко в землю, но приходит плохой время и они являют себя. Иногда берут женщина, закопать глубоко в земля.
— Байки, — ответил я. — Народное творчество. Убийцы, которых видел я, не из сказок. Они здесь, прямо сейчас. И почему-то охотятся за тобой. Почему? Ты можешь пролить свет на это?
— Мэл, подземные люди везде. Хотят взять все, делать всех как рабы. Мы — сидеть здесь тихо, жить, все забыть.
— Ну уж нет. Из меня не выйдет раба, я слишком самостоятельный. Расскажи мне, что ты знаешь о них? И о себе тоже.
— Нет, Мэл. Отдыхать. Стать сильный.
— Хорошо, я буду отдыхать, если ты мне кое-что расскажешь.
Риссия посмотрела на меня очень печально. Потом вздохнула.
— Лучше — нет, лучше быть здесь, счастливые, одни. Но ты — мужчина. Ты хотеть не отдыхать, а знать.
Она пригласила меня сесть в одно из кресел.
Я погрузился в слишком низкие и широкие для меня подушки. Подойдя к стене, Риссия поколдовала над какими-то кнопками, скрытыми от моего взора. Свет в комнате померк, потом сменился глубоким мраком. В центре комнаты возникло свечение, но невозможно было понять, откуда оно исходит. Светлое пятно росло, превращаясь в какие-то туманные видения, и постепенно стало картиной. Я увидел залитую солнцем долину, обрамленную лесистыми холмами. В центре картины что-то шевельнулось, и возникла точка, которая все росла; оказалось, что это животное, галопом несущееся по диагонали «экрана». На переднем плане возникли деревья, потом они стали крупнее.
Из-за деревьев появился человек, он бежал, как бы удаляясь от камеры. Этот высокий, темнокожий мужчина был одет во что-то черное, плотно прилегающее к идеальной фигуре. Его волосы были коротко подстрижены, правой рукой он держал нечто похожее на оружие. Он бежал очень быстро, наперерез приближающемуся животному. Разглядев животное поближе, я понял, что это черный слон и что бежит он галопом, подняв кверху хобот, а бивни его могли бы стать прекрасным украшением любой гостиной.
Одинокий охотник мчался навстречу слону, а камера следила за ним на большом расстоянии. Но вот мужчина замедлил бег, потом перешел на шаг. Теперь он был ярдах в пятидесяти от этой живой горы, которая стояла, подняв хобот; бивни слона тоже поднялись, а красноватые глаза внимательно следили за каждым движением человека.
Шагах в пятнадцати от слона охотник остановился. Оружие, которое он держал в правой руке, попало на первый план и оказалось, что это широкий рог. Он поднес его ко рту и я даже услышал (или мне это почудилось) звуки этого рога. Человек играл тихо, это была какая-то колыбельная для гигантов, он играл для слона, стоявшего над ним, как гора перед мышью. Слон даже поднимал иногда одну ногу, отрывая ее от земли, как будто танцевал.
Вдруг охотник опустил рог и сделал мягкий жест правой рукой. Огромное животное отступило назад, человек — за ним. Через секунду охотник уже гладил гигантский хобот — штуковину, которая могла бы вырвать с корнем столетний дуб. Протянув руку, охотник поймал бивень, подтянулся на руках и через секунду сидел на голове у этого гиганта между ушами.
Слону это не очень нравилось, он делал шаг то вправо, то влево, тряс головой, пытаясь сбросить всадника, но охотник распластался на его голове, цепко держась за уши. Целых полминуты слон выделывал пируэты, выгибаясь и так, и этак. Но вот мужчина уселся прямо, стукнул пятками по шее гиганта, и тот пошел такой деловой походкой, словно занимался этим всю жизнь.
Картина растворилась в мягком тумане, и я перевел дух.
— Да что же это такое, в конце концов? — воскликнул я.
— Молчи, — сказала Риссия. — Смотри дальше. Далеко на заднем плане появился силуэт огромного лохматого слона, но уже другого, который мирно шагал посреди улицы. В позолоченном островерхом паланкине, укрепленном на его спине, восседала молодая прекрасная женщина, сидела она очень прямо, сложив руки на груди. Красивая спина была обнажена, смуглая кожа золотилась в солнечном свете. Ксения-черные волосы, уложенные на голове в высокую сложную прическу, были перевиты нитями блестящих бус. По обеим сторонам дороги смуглокожие люди улыбались и махали ей вслед.
Подойдя к зданию, стоящему одиноко на фоне голубого неба, — высокому, как небоскреб, — слон остановился и тяжело опустился на колени, подогнув передние ноги. Девушка встала, вышла из паланкина и соскользнула со слона. На ней не было надето ровным счетом ничего, кроме белого шелка, едва прикрывающего тело (я бы сказал, на корме и на носу), да еще блестящих бус. Но и фигура, скажу, вполне подходила для такого наряда… Подняв руки, она обернулась, и я застыл: родная сестра Риссии была бы меньше на нее похожа.
Эта сцена тоже растворилась и исчезла. Появилась еще одна — на сей раз заросший травой склон холма; внизу его расположилась дамба, сквозь решетку которой бурлила вода. Аппарат, напоминающий стрекозу, приютился на вершине холма, потом он стал медленно двигаться, съехал вниз по склону, оторвался от земли и взмыл вверх, пролетев прямо перед камерой. Внутри, среди переплетения каких-то палок и веревок, я успел заметить человека. Он сидел согнувшись, его волосы развевались на ветру, а улыбка сияла от уха до уха. Но вот и второй планер оторвался от земли, он чуть не выскакивал из кадра, то вертикально набирая высоту, то стремглав бросаясь вниз. Вдруг одно крыло его смялось, отогнулось назад, поврежденный планер стал снижаться ленивыми кругами, лотом упал в море, и вода фонтаном обозначила его могилу. Я вздрогнул от этого финала.
А вот и следующая картина. На сей раз ярко разукрашенная лодка пристает к длинной пристани, у лодки короткая мачта и открытая палуба с маленькой рубкой. Мужчина на палубе радостно машет тем, кто ждет его на берегу. Лодка причалила, на пристань перебросили трап, и матросы пошли по нему, ведя какое-то чудище, похожее на плененную гориллу. Потом мой взгляд поймал бледное, широкое лицо, быстрый взгляд ярко-голубых глаз. Это было лицо человека, но волосатого, как зверь, и руки ему связали на животе.
Когда и эта картина угасла и зажегся свет, я лихорадочно стал шарить по карманам в поисках сигарет. Карманов в моем одеянии не было, к тому же я не курил уже несколько недель. Я посмотрел на Риссию:
— Когда все это происходило? — мой вопрос прозвучал нервным шепотом.
— Где это было? Что это вообще такое?
— Это мой дом, — ответила она, — мой народ. — На лице ее было выражение безвозвратной потери, но голову она держала гордо.
Я прохромал в столовую, поднял крышку нашей «кухни» и схватил в руки бутыль с вином, которая появилась вместе с рюмками. Я выпил вино залпом. Это не очень помогло, но все же я выиграл несколько секунд, они были нужны моему мозгу, лихорадочно искавшему объяснение увиденному. Я обернулся: Риссия стояла за мной с озабоченным лицом.
— Теперь отдохни, Мэл, — сказала она.
— Прости, дорогая, но я уже столько отдыхал! Давай теперь поговорим.
— Я провел ее в гостиную, усадил в кресло, сел в соседнее. — Кино, что ты мне показывала… Где это все было — на Земле? Она удивилась.
— Конечно.
— Но где, в какой стране?
— В Гонвондо, здесь, — она указала рукой в пол.
— Да, но лед…
— Нет лед тогда. Красив мой Гонвондо.
— Ясно: Антарктида до ледникового периода.
— Мэл, как это давно? — Она смотрела на меня с беспокойством.
— Бог мой, я не могу сказать так сразу. — Я пытался вспомнить, что читал по данному вопросу. — Общепринятой считается цифра в несколько миллионов лет, по некоторым теориям, это несколько сотен тысяч лет, по другим — десять-двадцать тысяч.
— А что это — тысялет?
Минут пять ушло на то, чтобы объяснить ей нашу систему летосчисления. Она для наглядности загибала пальцы, и по щекам ее текли слезы. Потом вытерла их и сказала:
