Имяхранитель - Козаев Азамат (книги онлайн .txt) 📗
– Стойте! – я вскочила между Иваном и Серым Китом и требовательно распростерла руки. – Стойте! Иван, отойди на корму. Иван, я прошу, отойди на корму!
Наверное, было в моем голосе что-то такое, отчего обломок, поджав губы, послушался. Я просто должна была знать, к кому именно направляется солнечный зверь, а сделать это, пока все мы сгрудились вместе, представлялось невозможным. Иван отошел в свой коридор, Огано сидел, привалившись спиной к правому борту, Серый Кит в злобе трясся у капитанской рубки, а я в одиночестве осталась в центре палубы. Тварь не замечал никто, но я прекрасно видела, что солнечный зверь трусит прямиком к нам; с каждой секундой все яснее представала мне его морда с вершковыми зубами в красной пасти. При полном безветрии огненные языки пламени колыхались на боках, будто волнуемые бризом, а холодные, злые глаза перебегали с одного из нас на другого. И когда мне стало окончательно ясно, что сегодня жертвой падет не кто-нибудь, а именно Серый Кит, я не смогла удержаться и превратила трагедию в фарс. Растрепала волосы, бросила нож, скрючила пальцы, замогильным голосом понесла какую-то несусветную ахинею и, широко раскрыв глаза, дико ими завращала. Серый Кит что-то почувствовал, в страхе оглянулся, уставился прямо на тварь, но не увидел ничего, кроме заходящего солнца. Я шаманила, трясла руками и космами, и когда солнечный зверь, раскрыв пасть, спрыгнул с луча на палубу около пирата, выкрикнула какое-то непонятное слово и взметнула руки вверх. Серый Кит вскрикнул, испуганно оглянулся и бросил саблю. Черты его лица исказились, он обеими руками обхватил голову, раскрыл рот и истошно завыл. Кровь пошла носом пирата, он побледнел, руки безвольно упали вдоль тела и, прошептав: «Баба в море – дурной знак!», предводитель «джентльменов удачи» рухнул на палубу. Его душа розоватой сущностью выпорхнула к небу, солнечный зверь молниеносно прыгнул за добычей, зычно лязгнули челюсти (милая бумага, даже цепь не звенела в трюме столь оглушительно), и все было кончено.
Иван смотрел на меня внимательно, опустив страшные орудия усекновения и размозжения голов. Молчал, и лишь губы его выдавали напряженную работу мысли. Губы обломок поджал и несколько раз повел челюстью. Потом подошел ближе и, ухмыльнувшись, бросил:
– Кажется, я чего-то не знаю?
Отнекиваться смысла не было. Я лишь кивнула. Огано, глядя мне прямо в глаза, расплывался в улыбке. Кажется, я чего-то не знаю?
Милая бумага, делюсь пережитым уже в спокойной обстановке, на борту «Эскипы», ставшей за недели путешествия родной. За Николайе обидно, но думаю, старик прожил яркую жизнь, и жалеть его нечего. Иван остановил пиратский бот, подождал, когда «Эскипа», ведомая двумя последними пиратами, подойдет ближе, и коротко обрисовал им положение. Или они уходят в шлюпке на все четыре стороны, или он, разогнав бот, распустит яхту, а с нею и пиратов, на доски. Или того хлеще, просто сойдет на «Эскипу» и побросает «джентльменов» на удачу за борт, причем без всякой шлюпки. Пираты долго не могли вымолвить ни слова, но когда в дверной косяк рубки, гудя и трепеща, вонзился огромный нож кока, со всех ног поспешили к спасительной шлюпке. Больше мы их не видели, и уверена, что не увидим в дальнейшем.
Я сыта круизом по самое горло. Больше не могу. Неспешно идем на «Эскипе», волоча бот на буксире. Огано понемногу приходит в себя и сейчас, когда над головой не давящий потолок трюма, а синее-синее небо, и кругом не тесные стены, а морской простор, я получила возможность как следует рассмотреть нашего случайного попутчика. Вот что поразило меня в первый же день, когда я увидела его на палубе при солнечном свете – светлые, невероятно светлые глаза, еще светлее, чем мои. Времени на разглядывание тогда было немного, и мое любопытство изрядно придавили отчаяние и паника, зато сейчас я только и делала, что подозрительно косилась на бородача. Кто такой этот Огано, где его дом и почему из ежедневных разговоров мне ничего не становится о нем ясно?
– Поразительное умение! – восхищалась я ночью, а Иван молча вымораживал меня внимательным взглядом. – Вот уже несколько дней мы говорим о том, о сем, но до сих пор Огано даже не намекнул, кто он, откуда, кто его родители и куда он направлялся, когда попал к пиратам в трюм!
– Предлагаешь задать эти вопросы в лоб?
– Нет, но мне это кажется странным, Ваня. Если ты вынужден будешь общаться с сотней человек несколько дней подряд, в ста случаях из ста хоть что-нибудь узнаешь об их прошлом, настоящем и будущем. Один неплохо рисует и не оставляет надежд на карьеру живописца, другой обладает задатками чиновника и надеется высоко взобраться по карьерной лестнице. Здесь же полная пустота. Его ответы ничего не значат и не проливают никакого света, он человек без прошлого и без будущего. А глаза? Ты видел его глаза?
Обломок мрачно кивнул. Не обратить внимания на эти странные глаза оказалось просто невозможно.
– Я уже где-то видел этот взгляд, – задумчиво пробормотал Иван. – Только не помню где.
– Неужели на всем Перасе найдется еще хоть пара таких странных глаз?
– Буду весьма удивлен, если Фанес не сможет сосчитать хотя бы до двух, – буркнул Иван. – У природы в ходу странное правило: вещей или вовсе не существует или их больше одного.
– Вспомни, где ты видел эти глаза!
Я умоляла, уговаривала – тщетно. Сама устала. Кажется, подняло голову мое любопытство, то самое, что несколько месяцев назад бросило меня по Ивановым следам, определило в школу фехтования и загнало ночью на пустынный морской берег. Теперь мне подавай секреты таинственного пленника пиратов!
Иван вел себя странно, а именно – спокойно. Мне казалось, что обломок должен просто вытрясти из Огано ответы на наши вопросы, но Иван вел себя холодно-отстраненно. Как-то за обедом в кают-компании спросил, где Огано удобнее сойти на берег. Тот спросил, куда направляемся мы, а, узнав, что в Гелиополис, ответил, что этот порт его устраивает как нельзя лучше. Виною тому, что я чуть не подавилась – мой неистребимый сыщицкий азарт. Милая бумага, пошло не в то горло, поперхнулась.
Я извелась. Мало того, что никак не могла понять Ивана, так еще тайны Огано навалились! В последнее время мне стало казаться, что я не столько тащу обломка под венец, сколько сама неудержимо валюсь туда, как в пропасть, а Иван держит меня из последних сил и не дает упасть. А вот если мой суженый превратится в медведя, в ураган или еще какое-нибудь стихийное бедствие, удержать его я не смогу ни при каком раскладе, будь мы связаны хоть десятком венцов сразу. После тесного общения с обломком это сделалось яснее ясного. И однажды, когда я чрезмерно увлеклась переживаниями по поводу Огановых тайн, Иван, усмехаясь, сунул что-то мне под нос. Я не сразу обратила на это внимание, а когда обратила, меня едва удар не хватил. Лихорадочно блестящие глаза, отсутствующий взгляд, нездоровый румянец, алчно приоткрытый рот – все это смотрело на меня с собственного лица, отраженного в серебряном зерцале.
– Дыши глубже и прикрой рот, – бросил обломок, – охолони, придержи коней. Ты не даешь ему прохода, играй тоньше.
– Тоньше?
– Да, тоньше. Ты производишь столько же шума, сколько слон в посудной лавке. Образно говоря.
Тоньше… Что значит тоньше? Но я на самом деле прикрыла рот и перед тем, как лишний раз показаться Огано на глаза, стала считать до ста. Помогло. Мало того, Иван, как исполняющий обязанности капитана, нашел для меня, юнги, прорву срочной работы, и следить за Огано не стало никакой возможности. Но однажды я совершенно случайно заметила маленькую странность в его поведении, ма-а-ахонькую странность, на которую сначала даже не обратила внимания.
Штормило. Дул сильный ветер, гремел гром, сверкали молнии. Качало изрядно. Мы коротали время в кают-компании. У старика Николайе обнаружилась добрая подборка каких-то настольных игр, от карт до лото. Грохотало так, что мы перестали различать отдельные раскаты, и все небесное непотребство слилось для нас в одну сплошную, нескончаемую какофонию. Да к тому же молнии повадились прыгать с небес, как заведенные, одна за другой. В общем, гремело и сияло за иллюминаторами непрерывно. И в какой-то момент я обратила внимание на холодный, просто ледяной взгляд Ивана, призывающий меня… к чему? Ну конечно! Огано несколько раз подряд положил на стол не те фишки, хотя в его умении командовать армией лотошных нумерованных бочат я уже имела возможность убедиться! Вот на что обратил внимание обломок, вот что говорил его ледяной взгляд! Вместо «девятки» Огано положил на стол бочонок с цифрой восемь, а вместо «пятьдесят» – «шестьдесят». На шутку с его стороны похоже не было, наш компаньон вел игру со всей серьезностью. Ошибся? Вот я, к примеру, не ошибаюсь. Если нужно положить на карточку бочонок с цифрой девять, я никогда не положу «восьмерку», разве что Иван насильно вольет в меня бутылку мадеры. Но мадеру мужчины потребляли умеренно, я бы сказала – эстетски, и ничем похожим на пьяное умопомешательство не пахло. В таком случае – что? Не видит? Но как же тогда…
