Война в небесах - Зинделл Дэвид (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Лестница заканчивалась узким вестибюлем, где еще двое божков охраняли дверь из черного осколочника. Данло они встретили учтивым поклоном, и один из них, крупный парень с прыщавым лицом человека, употребляющего юк, постучал в эту дверь. Когда сердце Данло отстучало пять раз, она отворилась, и на пороге возникла крошечная женщина с красными, подозрительно глядящими глазами. В ней было что-то неприятное; казалось, что, если прорвать ее лиловато-смуглую кожу, наружу хлынет сладковатый запах гниющего плода. Держалась она властно, несмотря на маленький рост.
Данло хорошо знал эту женщину. Звали ее Сурья Сурита Лал, она доводилась троюродной сестрой Бардо и была летнемирской принцессой до того, как ее знатный род подвергся гонениям. Теперь, целиком посвятив свою жизнь служению Хануману ли Тошу, она снова изображала из себя принцессу.
Видя, что воины-поэты намереваются войти в святилище Ханумана, она выставила им навстречу свою птичью лапку и распорядилась: — Только пилот. Наш Светоч сказал, что Данло ви Соли Рингесс для него не опасен. Подождите за дверью.
Сказав это, она важно взяла Данло за руку, чтобы провести его в комнату, занимавшую весь верх башни, если не считать вестибюля и примыкающей кухни. Над Данло вырос купол, составляющий и стены, и кровлю этого просторного помещения.
Купол, однако, был сделан не из клария, как следовало бы ожидать, а из какого-то матового материала с пурпурным оттенком.
По всей его окружности были прорезаны от самого Пола восьмифутовой вышины окна, но в этот вечер их закрывали ставни, как будто Хануман не желал отвлекаться на городские огни.
Хануман лучше всех известных Данло людей умел фокусировать свою волю, как увеличительное стекло фокусирует солнечные лучи. Облеченный всей силой этой воли, в своем золотом одеянии, он ждал Данло, стоя у западных окон. Когда пилот и Сурья вошли, он низко поклонился и сказал:
— Здравствуй, Данло.
— Здравствуй, Хануман. — Данло уже бывал в этой комнате, когда ее занимал Бардо, бывший в то время Светочем Пути. — Я вижу, ты произвел здесь большие перемены.
В самом деле, Хануман, сместив Бардо и выгнав его из Невернеса, постарался убрать из башни все следы его пребывания. Исчезли деревца бонсай и комнатные цветы, которые так любил Бардо. Их место заняли фравашийские ковры, светильники и старые шахматы Ханумана, расставленные на доске. Присутствовала здесь, разумеется, и всевозможная кибернетика — не только обычные мантелеты и голографические стенды, но и сулки-динамики, ранее запрещенные. И компьютеры. Хануман собирал их, как другие собирают произведения искусства или старые вина. Самые разные компьютеры: электронные, оптические, один газовый, счетные машинки с бронзовыми шестеренками и хромовыми рычажками, квантовые устройства. Над одним из окон висел ярконский ковер, сотканный из нейросхем и других компьютерных деталей. При всей объемности комнаты эти музейные экспонаты занимали ее почти целиком. Данло заметил единственный обеденный стол из осколочника, за которым могло разместиться восемь или десять человек; больше никакой мебели в комнате не было — ни платяных шкафов, ни кровати или иного места для спанья. Глядя на блестящую шапочку, покрывающую бритую голову Ханумана, Данло подумал, что он, возможно, не спит больше так, как все люди. Такие персональные компьютеры могут генерировать тета-волны, вызывающие периоды микросна не дольше пяти секунд. Данло видел, что глаза Ханумана время от времени пустеют, как ледовое поле, а затем снова возвращаются к прежней холодной дьявольской пристальности.
— Мы с тобой прошли долгий путь от площади Лави. — Хануман говорил о том давнем холодном дне, когда они с Данло впервые встретились на испытаниях при поступлении в Орден. — Извини, что заставил тебя ждать так долго. Ты, наверно, голоден, поэтому я заказал ужин. Давай пока сядем.
Хануман грациозным жестом пригласил Данло к столу, накрытому на двоих. Данло хорошо помнил последнюю трапезу, которую разделил с Хануманом: закрывая глаза, он все еще ощущал запах поджариваемого заживо снежного червяка и чувствовал боль в обожженных руках. Он хорошо помнил ту давнюю горькую ночь, однако наклонил голову, принимая приглашение.
— Знаешь, я очень рад, — сказал Хануман и добавил, обращаясь к Сурье: — Я сожалею, но ужинать мы будем одни. Будьте так добры, скажите Садире, что мы ждем.
Сурья, воображавшая себя хранительницей и советницей Светоча, надулась. Сжав свой крохотный ротик, она смотрела на Данло с недоверием, явно не желая оставлять его наедине с Хануманом, еще больше ей не понравилось, что ею распоряжаются, как посыльной. Однако, возведя послушание в добродетель (и дорожа властью; которой пользовалась, исполняя приказания Ханумана), она с поклоном ответила: “Как будет угодно моему Светочу”, и вышла в боковую дверь.
— Вот уродина, — повторил Хануман слова, сказанные им при первом знакомстве с Сурьей. — Но преданность Пути придала некоторую красоту ее душе, ты не находишь?
Данло стоял, держа в левой руке образник, а правой касаясь флейты в кармане.
— Я думаю… что она предана тебе. И сделает все, о чем ты ее ни попросишь. — Как же иначе — ведь я Светоч Пути, а она человек верный.
— Кому и чему она верна? До тебя Светочем был Бардо, а она его предала, хотя он ей родственник.
Холодные глаза Ханумана сверкнули гневом и старой обидой. Посмотрев на Данло долгим взглядом, он сказал: — И это ты, бросивший Путь своего родного отца, говоришь о предательстве?
— Я не стал бы говорить с тобой вовсе, если бы не был вынужден.
— Мне жаль, что тебе приходится это делать. И жаль слышать такую ненависть в твоем голосе.
— Мне… тоже жаль.
— Но сегодня ты перед всей Коллегией сказал, что любишь меня по-прежнему. Где же правда, Данло?
Ненависть — левая рука любви, вспомнил Данло, закрыв глаза, а потом взглянул на Ханумана глубоко и открыто и сказал: — Думаю, ты сам знаешь.
Они долго смотрели друг другу в глаза, и старое понимание переходило от одного к другому. Потом Хануман пригласил Данло сесть за стол. Он знал, как Данло не любит стульев, и неудобство, которое тот испытывал, одновременно беспокоило его и доставляло ему удовольствие.
