Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы - Хайнлайн Роберт Энсон (прочитать книгу .txt) 📗
Руки Энкера соскользнули с клавиш. Боль в груди, казалось, разверзла настежь. Он с трудом встал, пытаясь ухватиться за воздух. Возможно быть, это было механическое движение тела. В гаснущем сознании возникла мысль, что у него есть, может быть, еще миг, чтобы увидеть фиорд и небо.
И он успел сказать себе со странным чувством благодарной радости: обещанная три тысячи лет назад смерть, Одиссей, придет к тебе из моря, и на ней будет маска нежности.
Все знали, что Комиссар Свобода отстранил от себя своего сына Яна. Однако он не издал приказа о его аресте, не причинил ему ни малейшего беспокойства, поэтому возможность примирения в конечном счете не исключалась. Это фактически, хотя и не официально, вернуло бы молодому Гражданину статус Стража. Поэтому лучше было оставаться все же его другом, чем становиться врагом.
В силу этих обстоятельств Ян Свобода никак не мог понять, обязан ли он служебным ростом самому себе или же какому-нибудь осторожному чиновнику из Министерства Океанических Минералов.
Он даже не мог бы с уверенностью сказать, кто из его друзей, за исключением немногих, на самом деле были таковыми. Ни попытки исподволь выяснить это, ни прямые вопросы, которые он задавал время от времени, ни к чему не приводили. И Ян ожесточился.
Узнав о новом отцовском декрете, касающемся образования, Ян произнес тираду, вызвавшую огонек зависти в глазах его друзей-конституционалистов. Они тоже не прочь были бы сделать подобные замечания, но не могли себе этого позволить, потому что не были сыновьями Комиссаров. Их попытки протестовать встретили такое противодействие, что оставалось только приспосабливаться. В конце концов, это были представители образованного, состоятельного, прагматически настроенного класса, у них оставалась возможность обучать детей дома или даже нанимать репетиторов.
Итак, новая система вступила в действие. Прошел год.
Как-то ненастным вечером Ян Свобода вел аэрокар на посадку к своему дому.
С запада наступали огромные серые волны, которые с грохотом проносились между кессонами. Пена и брызги от них залетали на крышу. Небо медленно двигалось, низкое и косматое. Видимость была настолько ограничена, что невозможно было разглядеть ни одного дома вокруг.
Ян подумал, что это его вполне устраивает. Морские дома были очень дорогими, и хотя он получал большое жалование, этот дом был единственным, что он мог себе позволить, потому что конституционалисты обычно вели очень скромную жизнь. Несмотря на это, он испытывал финансовые затруднения. Но где еще можно спастись от суматохи, создаваемой всякими уродами?
Его машина коснулась колесами главной палубы, дверь гаража открылась и закрылась за ним, и он выбрался из кабины в свое обособленное безмолвие. Послышался слабый шелест — это заработали балансировочные установки, гидростабилизаторы, воздушные кондиционеры, электростанция; громче, хотя тоже приглушенно, стало доноситься завывание ветра, спорившего с океаном.
Ян почувствовал внезапное желание выйти и ощутить на лице влажный воздух.
Эти идиоты сегодня в министерстве, неужели они не понимают, что используемая сейчас система ионного обмена совершенно неэффективна при горячем обогащении и что даже небольшое базовое исследование могло бы привести к решению, которое…
Свобода стукнул узловатым кулаком по машине. Бесполезно. Он не знал, с кем именно надо бороться. С таким же успехом можно было носить воду решетом.
Ян вздохнул и пошел на кухню.
Он был среднего роста, довольно стройный, темноволосый, с высокими скулами, крючковатым носом и глубокой, преждевременной морщинкой между бровей.
— Здравствуй, дорогой, — жена поцеловала его. Затем добавила: — Ах, ощущение такое, как будто целуешь каменную стену. Что случилось?
— То же, что и обычно, — пробурчал Свобода.
Он прислушался к поразительной тишине.
— Где дети?
— Джоселина звонила с материка и сказала, что хочет провести этот вечер с какой-то своей подругой. Я ей разрешила.
Свобода остановился и долго смотрел на жену. Джудит сделала шаг назад.
— Да что случилось?
— Что случилось? — Ян заговорил, все повышая и повышая голос. — А ты знаешь, что вчера мы с ней застряли на середине теоремы о согласованном планировании? У меня сложилось такое впечатление, что она совершенно не в состоянии понять, о чем там идет речь. И это не удивительно, если в школе у нее целыми днями одно домоводство или еще какая-нибудь ерунда вроде этого, как будто единственная цель ее жизни — стать игрушкой богача или женой нищего. И разве можно ожидать, что она когда-нибудь научится правильно мыслить, если даже не знает, каковы функции языка? Клянусь жабами рогатыми! К завтрашнему вечеру она забудет все, что я вдолбил ей вчера!
Свобода почувствовал, что его голос сорвался на крик. Он замолчал, сглотнул и попытался оценить ситуацию объективно.
— Извини, я не должен был так взрываться. Но ты не знаешь.
— Может, и знаю, — медленно произнесла Джудит.
— Что? — Свобода, собравшийся выйти из кухни, развернулся на каблуках.
Джудит собралась с духом и сказала:
— В жизни существует не только одна дисциплина. Подумай сам: здоровые юнцы проводят в школе на математике четыре дня в неделю по шесть часов каждый день. Там они встречаются с местными детьми, которые затевают различные игры, экскурсии и вечеринки во внеурочное время. Так разве можно ожидать, что после этого наши дети вернутся сюда, где нет ни одного их сверстника, ничего, кроме твоих лекций и книг?
— Но мы же катаемся на лодке, — возразил ошеломленный Ян. — Мы ныряем, ловим рыбу… ездим в гости. У Локейберов мальчишка — ровесник Дэвида, а у Де Сметов…
— Мы встречаемся с этими людьми от силы раз в месяц, — перебила Джудит. — Все друзья Джози и Дэви живут на материке.
— Целая куча друзей, — огрызнулся Свобода. — У кого осталась Джози?
Джудит заколебалась.
— Так у кого же?
— Она не сказала.
Ян кивнул, почувствовав, как шея вдруг перестала гнуться.
— Я так и думал. Конечно, мы ведь старомодные чудаки. Мы не одобрили бы того, что четырнадцатилетняя девочка ходит на невинные маленькие вечера, где курят марихуану. Если они еще запланировали только это.
Он вновь перешел на крик.
— Ну, это в последний раз! На подобные просьбы впредь будет следовать категорический отказ, и пусть их драгоценная общественная жизнь катится к дьяволу!
Джудит закусила дрожащую нижнюю губу. Она отвела взгляд и тихо сказала:
— Прошлый год все было несколько иначе…
— Разумеется. Тогда у нас была своя школа. Не было никакой необходимости в дополнительных домашних занятиях, потому что во время уроков дети занимались чем положено. С одноклассниками тоже все было в порядке: это были дети нашего круга, с нормальным поведением и разумными символами престижа. Но что же мы теперь можем сделать?
Свобода провел рукой по глазам. Голова трещала. Джудит подошла к нему и потерлась щекой о его грудь.
— Не принимай это так близко к сердцу, дорогой, — прошептала она. — Вспомни, о чем всегда говорил Лэад: добивайтесь взаимодействия с неизбежным.
— Ты упускаешь из виду, что он подразумевал под словом «взаимодействие», — мрачно отозвался Свобода. — Он имел в виду, что неизбежное надо использовать наподобие того, как дзюдоист использует атаку своего противника. Мы забываем его совет, все из нас забывают, а его уже нет с нами.
Некоторое время они молчали, и Джудит прижималась к груди мужа.
Ян, казалось, вновь увидел ореол былой славы Лэада: он скользнул взглядом куда-то за пределы комнаты и тихо сказал:
— Ты не знаешь, как все это было. Ты была еще слишком мала и присоединилась к движению после смерти Лэада. Я сам был всего лишь ребенком, но помню, как мой отец насмехался над ним. Однако я видел, как этот человек говорил, и по видео, и в натуре, и уже тогда я знал. Не то, чтобы я действительно понимал. Но я знал, что существует высокий человек с красивым голосом, вселяющий надежду в сердца людей, чьи родные погибли под развалинами разбомбленных домов. Мне кажется, потом, когда я начал изучать теорию конституционализма, я пытался вернуть то прежнее чувство… А мой отец только насмехался над ним, но сделать ничего не мог! — Ян умолк. — Извини, дорогая. Я тебе рассказывал об этом сотню раз.
