Несущая огонь - Кинг Стивен (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Он скреб ковер пылесосом и ждал — может быть, она к нему выйдет. Пожалуй, в последнее время она стала чаще выходить из ванной комнаты. Поначалу она отсиживалась там, пока дверь за ним не закрывалась. Теперь иногда выглядывает, наблюдает за его работой. Может, и сегодня выглянет. А может, нет. Он будет ждать. И ловить малейший намек.
Чарли только притворила дверь в ванную. Запереться не было возможности. До прихода уборщика она осваивала несложные упражнения, вычитанные из книги. Сейчас уборщик наводит там порядок. До чего холодное это сиденье. И свет от люминесцентных ламп, отраженный в зеркале, тоже делает все вокруг неправдоподобно белым и холодным.
Сначала вместе с ней жила "добрая тетя" лет сорока пяти. Она должна была заменить ей маму, но "добрую тетю" выдавал жесткий взгляд. Ее зеленые глаза посверкивали как льдинки. Они убили мою маму, сказала себе Чарли, а вместо нее присылают неизвестно кого. Она заявила, что не хочет жить ни с какой "мамой". Ее заявление вызвало улыбки. Тогда Чарли поставила условие этому Хокстеттеру: если он уберет зеленоглазую, она будет отвечать на его вопросы. Чарли перестала разговаривать и не проронила ни звука, пока не избавилась от "мамы" и ее леденящих глаз. Она хотела жить с одним человеком, папой, — а не с ним, так ни с кем.
Во всех отношениях пять месяцев, что она провела здесь (эту цифру ей назвали, сама она потеряла ощущение времени), казались ей сном. Еда не имела вкуса. Все дни были на одно лицо, а человеческие лица безликими, они вплывали и выплывали как бы вне туловища, точно воздушные шары. Она и себе самой порой казалась воздушным шаром. Летит и летит. Разве только в глубине души гнездилась уверенность: так мне и надо. Я убийца. Я нарушила первейшую из заповедей и теперь попаду в ад.
Чарли думала об этом по ночам, когда приглушенный свет заливал спальню, и тотчас появлялись призраки. Бегущие люди с огненным ореолом вокруг головы. Взрывающиеся машины. Цыплята, поджаренные заживо. И запах гари, всегда вызывающий в памяти другой запах — тлеющей набивки плюшевого медвежонка.
(и ей это нравилось)
То-то и оно. В том-то и беда. Чем дальше, тем больше ей это нравилось; чем дальше, тем сильнее ощущала она свое могущество, этот живой источник, набирающий и набирающий силу. Это ощущение казалось ей похожим на сноп света: чем дальше, тем шире и шире... Мучительно трудно бывает остановиться.
(даже дух захватывало)
И поэтому она остановится сейчас. Умрет здесь, но зажигать ничего не станет. Вероятно, она даже хотела умереть. Умереть во сне — ведь это совсем не Страшно.
В ее сознании запечатлелись только два человека — Хокстеттер и этот уборщик, наводивший каждый день порядок в ее жилище. Зачем так часто, спросила она его однажды, когда здесь и так чисто.
Джон — так его звали — вытащил из заднего кармана старенький замусоленный блокнот, а из нагрудного кармана грошовую шариковую ручку. Вслух он сказал: "Работа, подружка, у меня такая". А в блокноте написал: "Куда денешься, когда они тут все дерьмо?"
Она чуть не прыснула, однако вовремя вспомнила про людей с огненным ореолом вокруг головы и про запах человеческого мяса, напоминающий запах тлеющего плюшевого медвежонка. Смеяться опасно. Поэтому она сделала вид, что не разглядела записку или не поняла ее. С лицом у этого уборщика было что-то жуткое. Один глаз закрывала повязка. Ей стало жаль его, она уже собиралась спросить, из-за чего это — автомобильная авария или другое несчастье, но тут же подумала, что это еще опаснее, чем прыснуть от фразы в блокноте. Она не смогла бы этого объяснить, просто интуитивно чувствовала каждой клеточкой.
Вообще он производил приятное впечатление при всей своей страхолюдной внешности, с которой, кстати, вполне мог бы поспорить Чак Эберхардт, ее сверстник из Гаррисона. Когда Чаку было три года, он опрокинул на себя сковородку с кипящим жиром, и это едва не стоило ему жизни. Мальчишки потом дразнили Чака Шкваркой и Франкенштейном, чем доводили его до слез. Это было гадко. Никому и в голову не приходило, что такое может случиться с каждым. В три-то года головенка маленькая и умишко соответственный.
Исковерканное лицо Джона ее не пугало. Ее пугало лицо Хокстеттера, хотя оно ничем не выделялось — только что глазами. Глаза у него были еще ужаснее, чем у "доброй тети". Они впивались в тебя. Хокстеттер уговаривал Чарли поджечь что-нибудь. Клещом вцепился. Он приводил ее в кабинет, где иногда лежали скомканные газеты, стояли стеклянные плошки с горючей смесью или что-то в этом роде. Он расспрашивал ее о том о сем и сюсюкал, а кончалось всегда одним: Чарли, подожги это.
С Хокстеттером ей было страшно. Она чувствовала, что у него в запасе много разных... разных
(хитростей) хитростей, и с их помощью он заставит ее что-нибудь поджечь. Нет, она не будет. Но страх подсказывал ей, что будет. Хокстеттер ни перед чем не остановится, для него все средства хороши. Однажды во сне она превратила его в живой факел и в ужасе проснулась, зажимая руками рот, чтобы не закричать.
Как-то раз, желая оттянуть неизбежный финал, она спросила у Хокстеттера, когда ей разрешат увидеться с папой. Она бы давно спросила, если бы наперед не знала ответ. Но тут она была особенно усталая и подавленная, и вопрос вырвался сам собой.
— Чарли, ты же знаешь, что я тебе отвечу. — Хокстеттер показал на стол в нише. Там на металлическом подносе лежала горкой деревянная стружка. — Подожги это, и я сразу отведу тебя к отцу. Ты можешь увидеть его хоть через две минуты. — Взгляд у Хокстеттера был холодный, цепкий, а рот растягивался в эдакой свойской улыбочке. — Ну что, по рукам?
— Дайте спички, — сказала Чарли, чувствуя, как подкатывают слезы. Дайте спички, и я подожгу.
— Ты можешь это сделать одним усилием воли. Разве не так?
— Нет. Не так. А если даже могу, все равно не буду. Нельзя. Свойская улыбочка Хокстеттера увяла, зато в глазах изобразилось участие.
— Чарли, зачем ты себя мучаешь? Ты ведь хочешь увидеть папу? И он тебя тоже. Он просил тебе передать, что поджигать можно.
И тут слезы прорвались. Она плакала долго, навзрыд; еще бы ей не хотелось его увидеть, да она каждую минуту думала о нем, тосковала, мечтала оказаться под защитой его надежных рук. Хокстеттер смотрел, как она плачет, и в его взгляде не было ни теплоты, ни симпатии, ни даже сожаления. Зато было другое — расчет. О, как она его ненавидела!
С тех пор прошло три недели. Она упрямо молчала о своем желании повидаться с отцом, хотя Хокстеттер без конца заводил одну пластинку: про то, как ее папе одиноко, и что он разрешает ей поджигать, и — это добило Чарли — что она папу, наверное, больше не любит... так он сказал Хокстеттеру.
Она вспоминала все это, глядя на свое бледное личико в зеркале и прислушиваясь к ровному гудению пылесоса. Когда Джон покончит с ковром, он перестелет белье. Потом вытрет пыль. Потом уйдет. Лучше бы он не уходил — ей вдруг так захотелось услышать его голос!
Раньше она отсиживалась в ванной до его ухода; был случай, когда он выключил пылесос, постучал к ней в дверь и обеспокоено спросил:
— Подружка? Ты как там? Может, тебе плохо, а? В его голосе было столько доброты — простой, безыскусной, от которой ее здесь давно отучили, — что она с большим трудом придала своему голосу твердость, ибо в горле уже стоял комок:
— Нет... все хорошо.
Пока она гадала, пойдет ли он дальше, попытается ли влезть к ней в душу, как это делали другие, он отошел от двери и снова включил свой пылесос. Она даже была немного разочарована.
В другой раз она вышла из ванной комнаты, когда Джон мыл пол, и тут он сказал, не подымая головы: — Осторожно, пол мокрый. Смотри не расшибись. Всего несколько слов, но как они ее растрогали — его заботливость, грубоватая, без затей, шла не от ума — от сердца.
В последнее время она все чаще выходила из своего укрытия, чтобы понаблюдать за ним. Понаблюдать... и послушать. Изредка он спрашивал ее о чем-нибудь, но его вопросы не таили в себе угрозы. И все-таки она предпочитала не отвечать — принцип есть принцип. Однако Джона это не смущало. Он себе продолжал говорить. Об успехах в кегельбане, о своей собаке, о сломавшемся телевизоре, который ему теперь долго не починить, потому что даже маленькая трубочка стоит бешеные деньги.
