Иная тень - Мартьянов Андрей Леонидович (е книги TXT) 📗
– Теперь я знаю, – медленно проговорил Казаков, – что такое Иные. Я их видел раньше, но не думал, что пойму… Считал, что это просто звери. По крайней мере, эти черные твари.
– А теперь? – участливо спросила Маша.
– Теперь? Я понял, почему его называют непосредственно «Иным». Словами выразить не получается. Эти насекомые, которых мы нашли в колонии, такими не кажутся. Они понятные, хоть мутанты и уроды…
– Ой, можно мне? – заторопился побитый Гильгоф. Доктор по природе своей был не обидчив и уже забыл рукоприкладство лейтенанта. Он понимал, что Казакову пришлось несладко, и, хотя командир полета не получил никаких серьезных повреждений (кроме синяков от когтей животного), его моральное состояние оставляло желать лучшего. И тут под руку лезет самоуверенный ученый, глубоко убежденный в непобеждаемой мощи земной науки. Неудивительно, что таковому ученому пришлось поплатиться за свои заблуждения. – Сергей, я, кажется, понимаю, о чем вы.
– Да? – Казаков исподлобья воззрился на доктора. – Я уже имел неоднократную возможность убедиться в вашем блестящем уме, Веня.
– Оставим пикировки, – вдохновился Гильгоф. – Когда-то я прошел курс психологии экстремальных ситуаций и немножко разбираюсь в символических образах. Так вот, эпоха антропоцентризма оставила нам в наследство «священный эгоизм» человека. Мы непоколебимо уверены в своей правоте, разумности и уникальности нашего вида. Триста лет… Тридцать десятилетий космической эры мы полагали, что ни один ксеноморф из другого мира не может конкурировать не то что с нами, но даже с нашими домашними собаками.
– Веня, вы говорили это сотню раз, – напомнила Ельцова.
Гильгоф только отмахнулся, продолжая развивать свою теорию:
– Да поймите, Иной и есть иной, то есть не такой, как мы. Помните такое слово – «инопланетянин»? С чем оно ассоциируется? С тех пор как начали писать фантастические романы и снимать по ним фильмы? Правильно, с дебильным созданием, у которого лампочка вместо носа, глазки на пружинках и летающая тарелка в качестве средства передвижения. Утрирую, конечно, но суть одна и та же. Иной – не киношный инопланетянин. Невозможно представить это животное, учитывая семантику данного слова, в виде мирного существа.
– Страшный незваный пришелец из иных миров, – вздохнула Маша. – Настоящий чужак.
– Именно! Иной абсолютно ино-мирен и бес-человечен, непознаваем и не несет с собой никакого познания. Мы можем исследовать его анатомию, физиологию, но не психику. Человек никогда не поймет, как думает Иной. О чем? Что лежит в основе его сознания? Как он воспринимает мир? Полагать, что он просто хищник, уже нельзя. Это цивилизация. Другая цивилизация. Думаю, вы можете ощутить разницу между понятиями «иной» и «другой»? «Другое» можно понять, «другое» экзотично, но не опасно. Паук другой, обезьяна другая… А когда мы сталкиваемся с «иным», да еще и несущим в себе тотальный ужас в виде угрозы нашему существованию не только извне, но и изнутри, мы должны понять: с ним лучше вообще не сталкиваться. Пусть живет само по себе. Я заблуждался. Иные нам не конкуренты. Они существа параллельной реальности. Им нет дела до людей.
– Скажете тоже, – вмешался доктор Логинов. – По-моему, все как раз наоборот. Универсальный убийца…
– Стереотип! – рьяно возразил Гильгоф. – Во всех случаях контакта людей и Иных мы первыми задевали этих существ. Согласитесь, мы ничего не знаем о среде их обитания, происхождении, цивилизации. Что для нас цивилизация? Компьютеры, города, Шекспир, Аристотель и картофель фри. Вдруг с точки зрения Иного ничего из вышеперечисленного не имеет никакого значения? Он просто не понимает нас, как мы не можем понять его. Я склонен предполагать, что обе известные разновидности Иных – как темные, которых мы называем «хищниками», так и светлоокрашенные, найденные на Ахероне и улетевшие неизвестно куда, суть два разумных рода, сообщества. Мы не можем представить, что творится в их головах, обращаем внимание только на внешние проявления – паразитизм, плотоядность, стремление к бесконтрольному размножению. Кто знает, вдруг тварь, находящаяся внизу, сейчас сидит в уголке и сочиняет нечто равное, а то и превосходящее по значению труды Сократа? Нечего улыбаться, господа! Человек доселе не сталкивался с нематериальной цивилизацией, владеющей только лишь мыслью. Мы даже представить себе такого не можем! Можно упомянуть слабое подобие, знакомое каждому – дельфины у нас, на Земле. Сейчас никто не спорит – они разумны. Но человек по сей день не может установить с ними контакт, понять суть их мыслительных процессов. Для нас дельфин остается просто большим морским млекопитающим. Иным. Только Иным привычным, не кусающимся и приятно выглядящим. Дельфин – точно такой же Иной. Чуждость проявляется не во внешнем облике, количестве когтей, зубов или щупалец. Она кроется в голове. – Гильгоф постучал себя указательным пальцем по лбу. – В мозгах. В электрохимических процессах, происходящих в нейронах!
– Вы, доктор, – после некоторого молчания сказал лейтенант, – достаточно точно выразили мои чувства. Кстати, извините за несдержанность там, внизу… Когда зверь меня схватил, я подумал, что лучше очутиться в когтях тигра. Тигр объясним. А этот – нет.
– Иной не убил вас, – кивнул Гильгоф, посматривая на лейтенанта поверх очков. – Вы стали его заложником. Первый случай в истории, когда эта зверюга не приканчивает попавшегося ей человека.
– Кстати, я понял кое-что из произнесенных Иным фонем, – как бы невзначай сказал Бишоп. – Иной давал понять, что боится. Очень сильно боится.
– Его страх можно оправдать, – подтвердил ученый. – Как бы вы себя повели, будучи оторванными от привычного мира, знакомой обстановки, общения с себе подобными, оказавшись в окружении тварей, которые ставят над вами непонятные эксперименты, тычут в морду оружием или стремятся убить при первой же возможности? Знаете медицинскую статистику? Дети, рожденные в дальних колониях, более подвержены стрессам и предрасположены к психическим заболеваниям. Действует генетическая память – память о своей планете… Вообще о своем. Этот зверь сейчас пребывает в самой что ни на есть чужой обстановке. Мы для него – Иные. Не менее страшные, чем он для нас. Мне его жалко. Я могу его жалеть, а вот понять… Никак.
– Кажется, я начала осознавать, что натворили американцы, – вдруг произнесла Маша, едва только не хватаясь за голову. – Попробуем представить себя на месте Иного. Я – ксенобиолог М.В.Ельцова – в ином мире, среди пугающих тварей, засадивших меня в клетку. Сидевших в соседних клетках собратьев-людей увозят неизвестно куда. Потом в вольере ставят телевизор, где появляется изображение человека, к которому я испытываю доверие. Этот фантом, играя на моей вере, начинает приказывать, что и как мне делать. До определенного момента я слушаюсь – пусть это не человек, а только его подобие, но чисто подсознательно я тянусь к нему. Когда же начинаю понимать, что меня обманули… Ясно, какие чувства могут проснуться? И чем они вызваны? Непонятное окружение, обман, полнейшее разочарование. Что остается делать?
– Продать свою жизнь подороже. – отозвался Казаков.
– Если Иной, а вернее, все те животные, которые находились на этой базе, – Гильгоф побледнел, и Маша решила, что он сейчас упадет в обморок, – будут действовать по изложенной Марией Дмитриевной схеме, то… Не завидую людям, в руках которых оказались животные. Да вы понимаете, на какое сомнительное открытие мы сейчас набрели? Как американцы сами не додумались?
– У янки на первом месте безоговорочный практицизм, – растягивая слова, произнес Эккарт. – Вы, русские, больше думаете о душе. Да и каждый немец сентиментален. Сотрудники американской лаборатории видели одно: нажимаешь на кнопку – Иной слушается. Остальное не имеет значения. Никто из них не задумывался, что такое поведение животных не может продолжаться до бесконечности. Американцы не углублялись в недра психологии разумного существа, полагая, что Иной – только зверь с высокоразвитыми рефлексами и инстинктами.
