Т. 09 Свободное владение Фарнхэма - Хайнлайн Роберт Энсон (бесплатные версии книг txt) 📗
— У меня здесь есть свитки и экран. Ты хотела бы попытаться?
— Да защитит нас Дядя!
— Не поминай Дядю всуе. Если сможешь держать свой маленький язычок за зубами, то я научу тебя. Чего ты так испугалась? Я не заставляю тебя решать сразу. Сообщишь мне, когда надумаешь. Только никому не говори.
Киска никому не сказала. Умалчивать она тоже боялась, но инстинкт самосохранения подсказал ей, что доложив об этом, можно очень скоро распрощаться с безоблачным счастьем.
Киска стала для Хью чем-то вроде семьи. Она ласкою провожала его на работу, вечером с улыбкой встречала, беседовала с ним, если ему хотелось пообщаться, и никогда не заговаривала первой. Вечера она обычно проводила перед телевизором — так Хью называл устройство, принцип работы которого он не смог понять.
Передача, транслирующаяся в цветном объемном изображении, начиналось ежевечерне, после молитвы, и продолжалась до отбоя. Большой экран был установлен в холле, где собирались слуги, а несколько малых экранов находилось в комнатах старших слуг. Хью не раз смотрел передачи, надеясь лучше понять общество, в котором ему предстояло жить. В итоге он пришел к выводу, что с таким же успехом можно представить себе жизнь Соединенных Штатов по телевизионному сериалу «Пороховой дымок».
Чаще всего транслировались крикливые мелодрамы со стилизованным, как в китайском театре, действием. Обычно сюжет составляла история о верном слуге, который в финале героически погибал, спасая жизнь своему Повелителю.
Для обитателей подлестничного мира телевизор был вторым по значению развлечением после Счастья. Киска обожала смотреть его, пережевывая при этом резинку и издавая приглушенный (чтобы не отвлекать склонившегося над книгой Хью) восклицания. После окончания передачи она растроганно вздыхала, с изъявлением величайшей благодарности принимала свою порцию Счастья, касалась на прощанье рукой лба и отправлялась спать. Хью же еще некоторое время проводил за чтением.
Он очень много читал — каждый вечер (если только Мемток не наносил визита) и большую часть дня.
Ему было страшно жалко времени, убиваемого на переводы для Его Милости, но пренебрегать ими он не мог. Ведь работа была единственной надеждой на будущее. Хью понял одно: для того чтобы делать грамотные переводы текстов, необходимо хорошо разбираться в современной культуре. В Летнем Дворце была библиотека, и когда он заявил, что ему для работы необходимо иметь к ней доступ, Мемток все устроил.
На самом деле Хью не сильно волновало качество переводов. Занимаясь научными изысканиями, он пытался найти ответ на вопрос, что же случилось с его миром и почему возник этот.
Поэтому на экране его устройства для чтения постоянно была проекция текста какого-нибудь свитка. Принцип работы со свитками Хью нашел просто-таки восхитительным: для чтения необходимо было всего-навсего опустить в устройство заряженный сдвоенный цилиндр и включить экран. По экрану бежала строчка длиной в несколько сотен футов, до конца свитка. Глаз не терял времени на возвращения к началам коротких строчек. Легкий нажим ускорял считывание до любой скорости, воспринимаемой мозгом. Когда Хью привык к фонетике, он стал читать быстрее, чем когда-либо умел по-английски.
Но он не нашел того, что искал.
В изображении прошлого явно было стерто различие между фактом и выдумкой. Даже когда он выяснил, что война между Востоком и Западом, забросившая их сюда, датировалась 703-м годом до Великого Изменения, он все равно с трудом находил соответствие между миром, который был ему когда-то знаком, и «историей», заключенной в свитках.
Описаниям войны еще можно было верить.
Сам Хью был свидетелем только первых-ее часов, но свитки давали возможность узнать, как примерно разворачивались события дальше: взаимные ракетно-бомбовые атаки, которые именовались «блестящим превентивным натиском» и «массированным ударом возмездия», стершими с лица земли города от Пекина до Чикаго и от Торонто до Смоленска; огненные смерчи, причинившие ущерб в десятки раз больший, чем бомбы; нервно-паралитический газ и другие ОВ, уничтожившие тех, кого пощадили пожары; пандемические заболевания, вспышки которых долго не затухали и инкубационный период которых завершился как раз к тому времени, когда горстка уцелевших стала приходить в себя и обретать призрак надежды.
Да, в весь этот Армагеддон можно было верить. Подготовкой его занимались башковитые ребята; а деловые ребята, на которых те работали, и не пытались предотвратить глобальную гекатомбу (просто не считаясь с такой перспективой) — они лишь делали новые заказы исполнительным башковитым ребятам.
Конечно же, он никогда не полагал, что «лучше красный, чем мертвый»; не считает так и теперь. Нападение было на сто процентов односторонним, и он не жалел ни об одной мегатонне «массированного воздействия».
Но что случилось, то случилось. Свитки говорят о том, что уничтожено было все северное полушарие.
А как же насчет остального мира? В свитках утверждалось, что в Соединенных Штатах ко времени войны негры находились в положении рабов. Значит, кто-то выкинул целое столетие истории.
Сознательно или нет? Может быть, это явилось следствием путаницы и отсутствия сведений'? Насколько ему было известно, в Смутное Время, на протяжении почти двух веков, по всему миру пылали костры из книг. Сожжение их продолжалось и после Изменения.
Была ли утрата истории случайностью? Или жрецы сочли, что так будет лучше?
А с какого момента китайцев стали считать «белыми», а индусов «черными»? Конечно, если судить исключительно по цвету кожи, то китайцы и японцы были такими же светлокожими, как и любой средний белый его времени, а индусы так же темнокожи, как и африканцы. Но раньше антропологическое деление народов было совсем иным.
Само собой, если учитывать только цвет кожи — а, видимо, только он имелся в виду, — спорить было не о чем. История утверждала, что белые, со своими дурными наклонностями, уничтожили друг друга почти окончательно, оставив израненную Землю в наследство простодушной, душевной, милосердной темной расе, избранным чадам Великого Дяди.
Немногочисленные белые, спасенные Дядей, были выхожены и выпестованы, как дети, и теперь снова плодились и размножались под благосклонным руководством Избранных. Так было написано.
Хью допускал, что война, которая полностью уничтожила Северную Америку, Европу и всю Азию, кроме Индии, могла унести жизни большинства белых и почти всех китайцев. Но что же случилось с населением Южной Америки, с белыми в Южно-Африканской Республике, с австралийцами и жителями Новой Зеландии?
Как он ни бился, ответа так и не нашел. Единственное, что было определенным, — это то, что Избранные все были темнокожими, а их слуги белолицыми и обычно низкорослыми. Хью и Дьюк были гораздо выше других слуг. И наоборот, те немногие Избранные, которых он видел, были людьми весьма крупными.
Если нынешние слуги произошли от белых австралийцев… Нет, это исключается: те никогда не были малахольными. А так называемые «Экспедиции Милосердия» — что это? Вылазки за рабами? Или погромы? Или, как говорится в свитках, спасательные экспедиции в поисках уцелевших?
Все эти пробелы в истории, скорее всего, возникли вследствие сожжения книг. Хью не смог выяснить, отправлялись ли в костер все книги или техническим была уготована иная участь. Очевидным представлялось лишь то, что весьма развитая технология Избранных не могла начаться с нуля.
Впрочем, а почему бы и нет? Ведь современные ему наука и техника развились в основном за последние пятьсот лет, причем большая часть технических новшеств создавалась в последнее столетие, а наиболее удивительные открытия делались в пятидесятилетий период до начала войны. Так мог ли мир, скатившись в пучину варварства, выбраться из нее за два тысячелетия? Конечно, мог!
Так или иначе, но Коран был, похоже, единственной книгой, которая официально избежала костра. Да и то у Хью появилось сомнение, тот ли это Коран. В свое время у него был перевод Корана, и он несколько раз перечитывал его.
