Зима в Эдеме - Гаррисон Гарри (бесплатные серии книг .txt) 📗

Не желая более слушать слов Угуненапсы, Амбаласи повернулась к Энге и жестом потребовала немедленного внимания.

– Конец моему терпению. Конец моей помощи вам. Я знаю все, что следует нам здесь делать. Вы же, Дочери Глупости, умеете лишь прекословить. С меня хватит, если только ты не убедишь их немедленно оставить всякое упрямство. Без моей помощи все вы скоро умрете, и я уже начинаю думать, что день вашей смерти будет радостным для меня. Я отправляюсь на урукето – привести себя в порядок, поесть и попить. Еще я буду думать. А когда вернусь, вы ответите мне, нужен ли вам город. Если нужен, скажите, каким образом вы собираетесь его возводить. А теперь молчите, пока я еще вижу вас. Слышать не желаю бесконечных речей и даже имени вашей Угуненапсы без моей воли на это.

Всем телом излучая гнев и решительность, она обернулась и потопала к урукето, оставляя в земле глубокие борозды от когтей. Ополоснувшись у берега, она взобралась на урукето и расположилась в тени плавника. Когда Амбаласи потребовала внимания, из плавника высунулась Элем и посмотрела на ученую.

– Еды и воды! – приказала Амбаласи. – Быстро. Немедленно.

Элем принесла все сама: ученую она уважала и ради приобретенных познаний прощала ей обиды. Заметив это по движениям ее тела, Амбаласи смягчилась.

– По крайней мере для тебя наука важнее этих философий, – проговорила ученая. – Это украшает твою личность, и я могу терпеть твое присутствие.

– Доброта исходит от тебя подобно теплым лучам солнца.

– К тому же речи твои – речи вежливой иилане". Садись, раздели со мной мясо, и я расскажу тебе об открытии невероятной важности.

Разговор занял много времени, поскольку Элем всегда была самой приятной слушательницей. Солнце уже клонилось к горизонту, когда, покончив с разговорами, Амбаласи возвратилась на берег. И к своему великому удовлетворению сразу же увидела Дочерей, разбирающих завалы мертвой древесины. Опустив свою ношу, Энге обратилась к ученой, тщательно выбирая выражения и стараясь ненароком не упомянуть запретное ныне имя Угуненапсы:

– Мы обсудили работу в свете нашего истинного учения. Принято решение. Мы должны жить, раз мы Дочери Жизни. И, чтобы жить, нам нужен город. Значит, его следует вырастить. Лишь ты одна способна его вырастить. Чтобы он вырос, мы будем повиноваться твоим распоряжениям, ведь иначе мы не сможем выжить. Итак, мы принялись за работу.

– Вижу. Но это пока. А когда город вырастет, вы перестанете повиноваться мне.

– Я еще не обдумала столь дальнего будущего, – уклончиво ответила Энге.

– Думай. Говори.

С великой нерешительностью та произнесла:

– Думаю, что, когда город вырастет, Дочери не будут повиноваться твоим приказам.

– Так я и предполагала. Мне не хотелось думать о том будущем, что сулит вам верную смерть. Сейчас, для моего удобства, я принимаю ваше хилое и вынужденное сотрудничество. Работа здесь имеет чрезвычайно важное значение, я не могу тратить время на пустые споры. – Она подняла руку с зажатым в ней куском мясного желе. – Я возвращаюсь в джунгли для дальнейших переговоров. Будешь ли ты сопровождать меня?

– С огромным удовольствием и ожиданием счастья. Наш город будет богат – и жизнью, и научной мыслью.

– Научной мыслью, пожалуй, да. Только могу предположить, что Дочерей Несогласия, последовательниц той-чье-имя-лучше-забыть, ждет жалкое будущее. Думаю, что ваша Теория Жизни когда-нибудь принесет вам смерть.

Глава 31

Ожидание и неизвестность уже томили Армун. Поначалу все казалось разумным – ведь решение оставить стоянку у озера она приняла без колебаний. Она даже настаивала на том, вынуждая Керрика признать, что решение не только хорошее, но и единственно возможное. И когда она натыкалась на него, сидевшего где-нибудь и погруженного в мрачные раздумья, то немедленно напоминала ему все причины, заставлявшие их уходить. Выхода нет. Надо идти.

Арнхвит, чья судьба волновала их в наибольшей степени, тревожился меньше всех. Он еще не разлучался с матерью и не представлял себе, что это такое. Начавшая забывать свои кошмары Даррас не радовалась перемене и много ревела. Ортнара это не волновало, а Харл дождаться не мог, когда они уйдут. Тогда он останется за главного. Единственный охотник. Добытчик.

Но оба иилане" были убеждены в своей близкой кончине. Имехеи сочинял смертную песню, решительный Надаске" намеревался встретить смерть в бою и не разлучался с хесотсаном. Керрик понимал причины их опасений, но отвергал их. Теперь две половины Керрик-саммада уже взаимодействовали, так должно было оставаться и впредь. Что тут менять? Иилане" мастерски ловили в озере рыбу и раков, по утрам расставляли ловушки и сети. Но к охоте особых наклонностей не обнаруживали. А потому возникла даже своеобразная торговля: мясо меняли на рыбу – и обе стороны были довольны. Обменом занимался Арнхвит – единственный, к кому без подозрения относились в обоих частях лагеря, – и важно таскал тяжелую ношу. Самцы уцелеют, если никто не обнаружит укромную стоянку…

До побережья они дошли благополучно. Теперь без всяких хлопот и забот они смотрели друг на друга, наслаждаясь обретенной свободой и близостью. Часто они шли по теплому летнему лесу, взявшись за руки, ни один настоящий охотник не поступил бы подобным образом, ибо путнику подобает молчать и внимательно следить за тропою, но Армун так нужны были его прикосновения.

Так было в первые дни. Мрачный и унылый Керрик следил за поверхностью моря, ожидая появления иккергака с парамутанами, но его все не было и не было. Он сидел, забыв про охоту, мясо кончалось, но это его не волновало. Армун уже знала: когда он такой, что бы она ни сказала – будет сказано или слишком много, или слишком мало. Поэтому она держалась в сторонке, собирая корни и травы, которыми они теперь в основном питались.

Однажды ранним утром, когда корзинка ее была еще наполовину пуста, она услышала его зов, донесшийся из-за деревьев. Что-то не так! Но, прислушавшись, она успокоилась – в голосе его звучали радостные нотки. Откликнувшись, она побежала к нему. Они встретились на крошечной полянке; среди высокой травы желтели цветы.

– В море парамутаны, они приближаются к берегу!

Керрик схватил ее за руку, они упали, корзинка опрокинулась. Они вместе наполнили ее; крепко обхватив Армун, Керрик опрокинул ее на траву.

– Не надо, потом, – мягко возразила она. – Парамутаны могут уйти без нас.

Когда они появились на берегу крошечной бухты, черный иккергак уже качался на волнах с опущенным парусом неподалеку от берега. Крича и размахивая руками, они бросились к судну, их с готовностью втащили на борт. Ангаджоркакв с круглыми печальными глазами на поросшем гладкой шерсткой лице скорбно прижимала ладонь ко рту.

– Одни, – стонала она, – мальчики… нет мальчиков…

Пока Армун объясняла ей, что с детьми, к женщинам подошел Калалекв, приветственно подняв куски изысканного угощения – тухлого мяса.

– Ешьте, радуйтесь, так много вам нужно показать…

Керрик остановил его жестом.

– Помедленнее, дружище, трудно понять.

Он уже успел позабыть те немногие слова по-парамутански, которые выучил за зиму. Пришлось позвать Армун. Вслушавшись в поток слов, она пояснила:

– Все остальные парамутаны отправились за океан, в место, которое он называет Алланивок. Этот иккергак уйдет последним. Они уже обнаружили целые стада уларуаквов и берег, где парамутанам будет удобно их разделывать. Я не знаю этого слова. Они взяли с собой все – небольшие лодки, паукаруты, детей… – В голосе ее промелькнул страх.

– Ты думаешь, если мы уйдем с ними, то никогда не вернемся назад? Спроси, что он скажет.

– Долгая дорога, – ответил Калалекв. – Вам там будет хорошо, не захотите возвращаться.