Интегральное скерцо (сборник) - Колупаев Виктор Дмитриевич (бесплатные версии книг TXT) 📗
И все же — может, отсюда и тот порог неудовлетворенности, на который намекал Барлингтон, — дирижер как будто совсем отказался от необходимости общения со скрипкой. Взгляд солиста, диссонирующий с партитурой, но решительно красноречивый для того, что должно было случиться, выражал полнейшее отчаяние и недоумение, почти на грани безумия; арфистка, очень точная в музыкальном выражении (хотя, на мой вкус, может быть, чересчур технически точная), мне кажется, хотела проявить свое сожаление по поводу плача скрипки, но оркестр трезво напомнил ей, что запретные звезды недосягаемы, несмотря на опыт и независимо от него.
Поэма превратилась в безнадежное, судорожное метание, в котором один только дирижер оставался глух и слеп. Солист (драма приближалась), утомленный всей этой насыщенностью реплики, испытывал самое настоящее удушье. Скрипка судорожно всхлипывала. В самом деле, нечто благородное и достойное (таково было ощущение) подвергалось эрозии. Но дирижерская палочка не хотела прервать действие этой эрозии.
Даже для меня, привычного ко всяким эмоциям, в этот момент произошло нечто совсем из ряда вон выходящее, прямо-таки неслыханное в истории симфонической музыки: солист выронил скрипку, как будто при внезапном ударе гемиплегии, словно внутри у него лопнула какая-то пружина. Арфа издала странный всхлип, а оркестр парализованно замер в том положении, в каком его застало то мгновение, когда струны скрипки оборвались. Публика, несколько тысяч меломанов, стала покидать зал. Без всякого возмущения; ведь все прекрасно знали, что как солисты, так и члены оркестра представляют собой электронный мозг, и случайные неудачи, даже и при самой высокоразвитой нейронной технике, не исключены.
Но любопытство, конечно, не может удовлетвориться простой констатацией положения. При внимательном анализе шумов общего фона стали четко определяться некоторые вопросы.
Не скрывается ли за этой случайной неудачей человеческая драма? Чисто ли по техническим вопросам дирижер и солисты проявляли враждебность друг к другу или же неизвестно почему обрели чувства? И какова здесь роль молодой дебютантки-арфистки?
На пирамиду направлялись беспокойные пытливые взгляды, все старались разгадать ее тайну. Необычный для Нового Веймара вихревой поток воздуха крутился вокруг статуи С. К. Барлингтона. Где-то что-то заедало, как бывает при трении камня о камень.
Большие часы в концертном зале остановились, увековечив провал солиста, и стрелки их показывали 20 часов 15 минут.
Барлингтон ждал нас у подъезда. Его искаженное лицо выдавало молниеносный износ, страшнее старости. Его стойкость и способность к жизненному обновлению были сломлены, напомнив нам в качестве внешнего проявления момент перед провалом солиста.
Разумеется, он пытался скрыть свое состояние.
— Солист меня восхитил, — сказал он, но слова прозвучали совсем неубедительно. Потом он добавил: — Думаю, что со временем кибернетика должна вновь утвердить творческую индивидуальность человека.
Я не ответил и не стал выражать сочувствия. Я смотрел на верхние ярусы необычного “Хеопса” и пытался представить себе тысячи невидимых нитей, от которых зависит действие его множества оркестров. Я знал, что это — огромнейшая лаборатория, а не мертвая фонотека, и что каждый ярус имеет свое особое назначение в деятельности по созданию и распространению современной музыки.
— Объясни мне, пожалуйста, Барлингтон, как я понял из твоего письма, каждому солисту, каждому дирижеру, каждому участнику оркестра где-то на одном из верхних ярусов пирамиды соответствует гарант точного исполнения.
— Совершенно верно, — подтвердил Барлингтон. — Но функциональный гарант солиста был поражен электрическим током… за секунду до того, как солист провалился.
— А гарант дирижера? Гарант молодой арфистки? Что говорят эти гаранты? Где они? Логически рассуждая, только они и могут прояснить этот несчастный случай. Почему ты поддался унынию, Барлингтон?
Но у Барлингтона не было силы ответить. Он старился на глазах, его износ стремительно продолжался.
Я вернулся в здание, и вместе с Ш.X. мы стали подниматься на первый ярус все более загадочного “Хеопса”.
Как я и предполагал, зал гарантов был герметически закрыт. Лицам, не имеющим отношения к деятельности этой службы, входить сюда в дни концертов вообще не разрешалось, а если некий непредвиденный элемент искажал хотя бы простейшую музыкальную фразу, то сюда доступ даже строго-настрого запрещался. И с нашей стороны было бы наивным думать, что мы сможем проникнуть сюда в момент, когда был сорван целый концерт, когда сам главный гарант сольного исполнения стал жертвой электрокуции.
Романтическая эпоха криминалистики, когда следователи налетали на место преступления с лупами, специальным порошком для снятия отпечатков пальцев и всяческой радиофотометрической аппаратурой, осталась далеко позади; для наших современников эта эпоха совершенно невероятна, как наивный гений изобретателя колеса по сравнению с гением… Чиба Барлингтона.
За 4 минуты и 20 секунд, которые прошли с момента, когда концерт оборвался, автоматическое следственное приспособление яруса гарантов по собственной инициативе произвело анализ, равный усилиям почти 2000 криминалистов. Произведя вероятностные и психические соотношения вмешательств, смещений, реакций и даже неосуществленных намерений вовлеченных в концерт гарантов, это автоматическое следственное приспособление выделило на роботе-перфокарте четырнадцать качественно различных моментов драмы.
Так, в 19 часов 44 минуты (то есть, за 16 минут до начала концерта) гарант солиста, обозначаемый в шифрованной передаче следственного автомата символом “С-021”, проявил первые признаки опасения драмы. Перекликаясь с “А-023”, гарантом арфистки, “С-021” выразил большую, чем обычно, взволнованность этим “последним” концертом… Вероятно, этим он хотел сказать, что его волнует “новый” концерт…
В 19 часов 46 минут “С-021” вновь проверил цепь двусторонней связи с солистом, предельно сенсибилизируя акцептор трагического освоения. Заметив сюрприз “А-023”, он сказал себе в оправдание: “Бывают дни, когда больше всего чувствуешь потребность высказаться… Когда открываешь в себе другую партитуру, еще не написанную или написанную по-иному, и тебе предстоит выбирать…” Затем, понимая, что объяснение это никак не согласуется с его обязанностями гаранта, отвечающего за как можно более точную интерпретацию партитуры, добавил: “Думается, мне надо о многом сказать тебе…”
В 19 часов 47 минут “Д-064”, гарант руководителя оркестра, то есть дирижера, достиг сенсибилизации, вплоть до самовыражения цепи сольной партии. С его точки зрения, намерение “С-021” ставит под знак вопроса роль гаранта оркестра. Но “Д-064” не помнит, чтобы нечто подобное случалось за то время, когда он был гарантом нескольких тысяч концертов, и не помнит никакого прецедента, допускающего исключение. Он отметил также, что гарант арфы “А-023” мог бы быть привлечен на сторону “С-021”, не замечая в этом нарушения дисциплины и, по существу, отрицания всей системы гарантов.
В 19 часов 50 минут “С-021 и “А-023” опередили развитие поэмы, создав, каждый в отдельности, тревожные мелодические переплетения.
В 19 часов 51 минуту “Д-064” в неожиданном откровении своей индивидуальности отказался от намерения сигнализировать на вышестоящий ярус.
В 20 часов 00 минут начался концерт.
В 20 часов 07 минут — первое вступление сольной партии. “С-021” констатировал, что в цепи оркестрового аккорда нарушена синхронизация с цепью сольной партии.
В 20 часов 08 минут гарант дирижера “Д-064” потребовал от гаранта солиста ограничить вмешательство акцептора трагического освоения.
В 20 часов 09 минут гарант солиста “С-021” почувствовал, что провал неизбежен. Невольно он передал это ощущение и солисту. В первоначальной мелодической линии поэмы — тоже невольно — проявился изломанный полет.
