Избранные научно-фантастические произведения в 3 томах. Том 1 - Беляев Александр Романович (мир книг TXT, FB2) 📗
— То, что мы попали в мир атомов. Наша молекула рассыпалась на атомы, из которых она состояла. Мы пребываем на электроне — «спутнике» нашего центрального «солнца» — протона. Нас окружает «звёздный мир» иных солнечных систем, иных атомов. И все вместе они составляют нашу «галактическую систему». Далее тянутся неизмеримые просторы «межзвёздных пустынь», а вон там маячит новое скопление «звёзд» — иная «галактика», представляющая скопление атомов иной молекулы. Совокупность их составляет «метагалактику» — это атомы всей нашей пластинки. По числу спутников-электронов можно определить, что это атомы цезия.
— А что далее? — спросил Харичкин. — За «метагалактикой»?
— Далее, наверное, конец «мира цезия» и начало иных бесконечных миров…
Харичкин сел на землю и ударил по электрону рукой.
— Обратите внимание, — сказал он Ларичкину, — моя рука проходит сквозь поверхность, как сквозь газ. И если мы не провалились в центр, то, стало быть, нас держит какое-то поверхностное натяжение. Мне это всё же не нравится. Я придерживаюсь научной гипотезы, что электроны вовсе не частицы, а лишь волны электрического происхождения.
— Ну что ж, вероятно, нам посчастливилось видеть, так сказать, в проекции «сгусток» этой волны, — успокаивающе ответил Ларичкин, которому вовсе не хотелось начинать научный спор в такой необычайной обстановке.
Однако Харичкин не сдавался:
— То есть как так: проекция сгустка волны? Это неопределённо и ненаучно.
Препирательство готово было вспыхнуть, однако внимание путешественников было отвлечено новым событием. Сквозь их «атмосферу» неожиданно пронеслось тело почти такой же величины, как и их планета.
— А это что такое? — испуганно спросил Харичкин.
— Свободный электрон, по всей видимости, — ответил Ларичкин.
Таких свободных электронов было довольно много. Они пересекали пространство между солнечными системами во всех направлениях, иногда пересекая орбиты «спутников», иногда сталкиваясь с ними. В этом случае спутник соскакивал с орбиты и летел в сторону, сам превращаясь в свободный электрон.
Харичкин произвёл ещё одно интересное наблюдение. «Свободные» электроны не были совершенно свободными в своём полёте: они не уносились за пределы этого необычайного мира.
— Они просто летают в пределах цезиевой пластинки.
— И ещё одно, — дополнил Ларичкин. — Обратите внимание на полёт наших «планет» и «комет» — свободных электронов. Мы находимся на вершине нашей сверхгалактики и видим, как небесные тела поднимаются вверх и дуговым полётом возвращаются в недра системы. Выше определённой границы они не взлетают. Что это означает? Что свободные и несвободные электроны взлетают над поверхностью цезиевой пластинки.
— Однако как же всё-таки волновая теория… — не успокаивался Харичкин.
Мир атомов словно достиг своей границы и уже не увеличивался. Но вдруг — новое ужасное событие. Путешественники увидели, как с «неба» к их миру летят светящиеся массы. Они в одно мгновение преодолели «небесные» пространства и обрушились на солнечную «систему» настоящим огненным дождём. И каждая «капелька» напоминала пылающее солнце. Путешественники перепугались. Что, если одно из таких «солнц» упадёт им на головы и совершенно испепелит их?
— Я понял, что это такое! — вскричал Харичкин.
— Я тоже! — подхватил Ларичкин. — Это просто луч света. Да, Филинов осветил цезиевую пластинку сильным лучом света, и мы видим «световые кванты» — потоки света, беспрерывно летящие в наш мир.
— Не совсем беспрерывно, — поправил Харичкин. — Мы видим отдельные раскалённые ядра, которые пробивают наш мир в одном и том же направлении. Беспрерывным же огненный поток кажется только вследствие быстрого движения световых квант.
— Смотрите! Одно из «солнц» столкнулось с «планетой», и она улетела в пространство.
— Мы видим, — сказал Харичкин, подымая палец, — так называемый фотоэффект. Под влиянием света электроны приобретают дополнительный запас энергии и летят с такой скоростью, что вовсе уносятся из нашего цезиевого мира.
— Иначе говоря, солнечные «бомбы» вышибают электроны из цезиевой пластинки.
— Точно так же они вырывали бы электроны и из всякого иного вещества.
— Конечно. Ведь электроны — принадлежность всякого вещества, составная его часть.
Таким образом, мы являемся свидетелями того, что было открыто учёными ещё в конце прошлого столетия: при освещении поверхности некоторых металлов световыми волнами определённой длины эти металлы испускают электроны.
Световой поток прекратился так же неожиданно, как и начался. И сразу же после этого события потекли в обратном порядке. Все масштабы начали уменьшаться. «Планета» Харичкина и Ларичкина сжималась на глазах, становясь всё меньше. Она уже не летела вокруг огромного протона по орбите, а приближалась к нему по спирали. Уменьшался и сам протон. «Солнечные системы» сближались до тех пор, пока не слились в одну молекулу. Росли и приближались одна к другой суетливые молекулы. Вот они все объединились и стали подобны огромной долине с горными складками. Горы быстро сужались, словно таяли, и скоро Харичкин и Ларичкин увидели, что они стоят на пластинке цезия возле большой, как цистерна, чернильницы.
На этом их приключения не окончились. К ним приблизилась, поблёскивая, выпуклая поверхность. Это была лупа профессора Филинова. Но и сквозь лупу старый учёный ещё не мог разглядеть своих учеников. Пришлось немного «подрастить» их. Потом Филинов взял тоненький пинцет, подхватил Харичкина и Ларичкина и бросил их в пустоту. Видимо, он снова уменьшил их, ибо Харичкин и Ларичкин долго летели в мировом пространстве, прежде чем упали на вершину горы. Нет, они не разбились. Ведь они были легче пушинок. Встали, осмотрелись вокруг. На сей раз они очутились в новом мире.
«Земля», на которой они пребывали, не была ограничена горизонтом. Края «земли» полого поднимались ввысь и переходили в «небесную сферу» того же цвета, что и «земля».
— Не находимся ли мы в мире четвёртого измерения? — спросил Харичкин.
— Какое там четвёртое измерение! — возразил Ларичкин. — Просто мы стоим на внутренней поверхности шарообразного тела. Смотрите, в центре этого шара имеется огромное кольцо, укреплённое на стержне, воткнутом в «землю», а на «небе», напротив нас, туманно мерцает какое-то светило. Оно занимает почти четверть всего небосклона.
— Послушайте! — воскликнул Ларичкин. — Да ведь это же середина стеклянного баллона фотоэлемента! Я сковырнул слой «земли», и что-то заблестело. Это, по-видимому, слой серебра. На него нанесён слой цезия. Следовательно, мы стоим на катоде фотоэлемента, а кольцо в середине нашей «вселенной» — анод. Круглое отверстие в лампе, как великан-иллюминатор в иной мир, светит туманно: фотоэлемент, очевидно, уже включён в батарею, однако струи тока и света ещё малы и фотоэлемент не действует.
— Мы, кажется, снова уменьшились, — сказал Харичкин.
— Видите, как увеличились «горы» на нашей «земле», а в небе мы вновь видим то, чего не замечали ранее, — тьму-тьмущую «небесных тел», которые движутся во всех направлениях. Это уже не пылинки, это молекулы газа.
— Интересно бы попутешествовать на такой планете, — мечтает Ларичкин. — Маленькая планетка — газовая молекула — приближается к поверхности «земли». Летит она с величайшей скоростью, но путешественникам кажется, что движется она плавно, — ведь они сами микроскопические существа.
— Прыгаем! Гоп! Готово!… — Харичкин и Ларичкин улетают в пространство.
— Межпланетное путешествие началось, — говорит Ларичкин. — Ну и танец вокруг нас! Представить только, что весь мир пребывает в таком непрерывном движении! Ничто не стоит на месте, «даже то, что стоит». Внутри могильного камня и в угрюмой скале, в перочинном ножике и в потонувшем якоре неугомонно топчутся, суетятся, прыгают молекулы. В твёрдых телах — плавнее, в газообразных — быстрее, и чем выше температура, тем живее танец.
Ларичкин и Харичкин пересекают «межпланетное пространство» там и сям. Их молекула то с невиданной быстротой падает вниз, то летит вверх, ударяется о «небо», затем — снова вниз, в сторону, сталкивается с другой «планеткой» резко отскакивает от неё, — держись, не упади!
