Титан. Фея. Демон - Варли Джон Герберт (Херберт) (полная версия книги .txt) 📗
А Джин ничуть не смутился.
— Слушай, Рокки, можно подумать, что мы никогда друг друга не трогали.
— Что? Ну, все равно не люблю, когда меня исподтишка лапают. Держи свои грабли подальше.
Он явно рассвирепел.
— Вот, значит, как? А что мне, по-твоему, делать, когда вокруг да около две голые бабы слоняются?
Сирокко потянулась за одеждой.
— Не знала, что ты от одного вида голой женщины голову теряешь. Теперь буду иметь в виду.
— А чего ты злишься?
— Ничего я не злюсь. Нам еще какое-то время придется жить бок о бок, так что не дело друг на друга злиться. — Управляясь с застежками своей рубахи, Сирокко опасливо поглядывала на Джина. А когда стала поправлять костер, старалась все время оставаться к нему лицом.
— Нет, ты озлилась. А я ничего такого и не подумал.
— Не лапай меня — и дело с концом.
— Я бы завалил тебя розами и коробками конфет, но это малость непрактично.
Сирокко улыбнулась и немного успокоилась. Сейчас он снова напоминал прежнего Джина — и глаза его уже не сверкали так хищно, как считанные мгновения назад.
— Послушай, Джин. Мы и на корабле идеальную пару не составляли — сам знаешь. А здесь… Я устала, проголодалась и по-прежнему чистой себя не чувствую. Короче, если что-то прорежется, я дам тебе знать.
— Что ж, по крайней мере честно.
Оба молчали, пока Сирокко подбрасывала в костер веток, в то же время внимательно следя, чтобы он не расползся шире того выступа породы, на котором они его развели.
— А ты… у тебя с Габи что-то есть?
Сирокко покраснела, отчаянно надеясь, что в свете костра это незаметно.
— Не твое дело.
— Я всегда знал, что в душе она лесбиянка, — кивая, заметил Джин. — Но не думал, что и ты тоже.
Переведя дыхание, Сирокко с прищуром взглянула на собеседника. В мечущихся тенях трудно было что-то разобрать на его заросшем светлой бородой лице.
— Ты специально меня подкалываешь? Я же сказала — тебя это не касается.
— Не питай ты к ней слабости, просто сказала бы «нет».
«Да что со мной такое? — подумала Сирокко. — Почему по коже мурашки бегают?» В отношениях с людьми Джин всегда руководствовался собственной твердолобой логикой. Фанатизм его был тщательно подавлен и социально приемлем — иначе его нипочем не выбрали бы членом экспедиции к Сатурну. Он всегда радостно портил отношения, искренне удивляясь, отчего это люди обижаются в ответ на его бестактность. В общем-то — не столь уж редкий тип личности. Такое поведение было вполне управляемо — с учетом, разумеется, психологических особенностей — и расценивалось всего-навсего как легкая эксцентричность.
Так почему же теперь, когда он на нее смотрит, ей так не по себе?
— Ладно. Пожалуй, чтобы ты не изводил Габи, стоит кое-что тебе разъяснить. Она в меня влюбилась. Должно быть, это как-то связано с той изоляцией. Ведь я оказалась первой, кого она увидела, — и у нее мигом развилась навязчивая идея. Думаю, со временам она от нее избавится — ведь никакой существенной гомосексуальности за ней раньше не наблюдалось. Как, впрочем, и гетеросексуальности.
— Она скрывала, — предположил Джин.
— Какой нынче год? 1950-й? Удивляешь ты меня, Джин. Да и что можно скрыть от тестов НАСА? Да, у нее был гомосексуальный опыт, не сомневайся. И у меня. И у тебя, кстати. Я читала твое досье. Хочешь, скажу, сколько тебе тогда было лет?
— Я тогда совсем щенком был. Но суть в том, что я подозревал это, когда мы трахались. Ноль эмоций, врубаешься? Держу пари, что когда вы с ней за это беретесь, все по-другому.
— Мы не… — Сирокко осеклась, недоумевая, как же она позволила так далеко себя завести. — Разговор окончен. Я не желаю это обсуждать. Да и Габи уже возвращается.
Подойдя к костру, Габи швырнула Сирокко под бок целую сетку фруктов. Потом присела на корточки и внимательно посмотрела на своих спутников. На Джина, на Сирокко, снова на Джина. Затем встала и оделась.
— У меня правда уши горят — или мне только кажется?
Ни Джин, ни Сирокко ей не ответили, и Габи вздохнула.
— Опять двадцать пять. Кажется, я почти готова согласиться с теми, кто говорит, что от мужчин в космосе толку меньше, чем вреда.
Пятый день окончательно завел их в ночь. Теперь оставался только призрачный свет от дневных областей, что кривились по обе стороны. Немного — но все же достаточно.
Склон стал заметно круче, а слой почвы на нем — тоньше. Часто путники шли прямо по теплым обнаженным жилам, где, кстати, и ноги не так соскальзывали. Теперь они стали привязываться друг к другу веревками и всегда следили, чтобы двое висели, пока один карабкается.
Растительная жизнь Геи не сдавалась даже здесь. Мощные деревья пускали вдоль троса свои корни, меньшие побеги которых упорно вгрызались и цеплялись за малейшие неровности. Неимоверные усилия борьбы за жизнь в столь неприветливом окружении лишали деревья всякой привлекательности. Изможденные и одинокие, со светящимися полупрозрачными стволами, они скупо развешивали свою листву, подобную какой-то мимолетной, призрачной пелене. Корнями их кое-где можно было пользоваться как лесенками.
К концу того дня они уже проделали семьдесят километров по прямой и стали пятьюдесятью километрами ближе к ступице. Деревья здесь росли достаточно жидко, и путники смогли различить, что находятся выше уровня крыши, углубляясь в коническое устье расположенной над Реей спицы. Оглянувшись назад, они могли увидеть простирающийся внизу Гиперион. Впечатление создавалось такое, будто они летят на воздушном змее, чудовищной леской привязанном к каменному кулаку под названием Место Ветров.
Утром шестого дня путники увидели блеск стеклянного замка. Сирокко и Габи сидели в сплетении древесных корней, пока Джин тянул веревку к подножию странного строения.
— Возможно, это то самое и есть, — сказала Сирокко.
— В смысле, вестибюль с лифтами? — фыркнула Габи. — Тогда я лучше бы прокатилась на «американских горах» из картона.
Строение несколько походило на итальянский горный городок, миллионы лет назад возведенный из сахарной ваты и наполовину оплывший. Купола и балконы, арки и контрфорсы, зубчатые стены и идущие уступами крыши — все это громоздилось на выдающемся вперед уступе, стекая с него подобно подтаявшему на вафельной пластинке мороженому. Высокие башни торчали вверх под всевозможными углами — будто карандаши в стаканчике. По форме каждая башня смахивала на веретено. По углам искрились сугробы — не то снега, не то голубоватой сахарной пудры.
— По-моему, Рокки, тут один каркас.
— Сама вижу. И вообще, дай пофантазировать, ага?
Замок вел беззвучную битву с вьющимися белыми побегами. Сначала показалось, что наступило перемирие — тем более что замок понес смертельный урон. Но стоило Сирокко и Габи присоединиться к Джину, как они услышали сухой шелест побегов — будто сама смерть шуршала своей черной мантией.
— Похоже на испанский мох, — заметила Габи, вырывая целую пригоршню спутанной массы.
— Только крупнее.
Габи пожала плечами.
— Если Гее удается сочетать крупные размеры с экономичностью, почему бы и нет.
— Тут дверь, — крикнул им Джин. — Хотите войти?
— Еще бы.
От края уступа до стены замка было пять метров ровного пространства. А невдалеке от путников виднелась округлая арка — чуть выше макушки Сирокко.
— Ой, мамочка! — выдохнула Габи, прислоняясь к стене. — До того отвыкла ходить по ровной земле, что голова закружилась. Просто забыла, как это делается.
Сирокко зажгла масляную лампу и вслед за Джином прошла через арку в стеклянную комнату.
— Лучше держаться друг друга, — сказала она.
Для осторожности были, казалось, веские причины. Хотя ни одна поверхность не была полностью отражательной, место это очень во многом напоминало карнавальные дома зеркал. Путники видели сквозь все стены — а там такие же стеклянные стены вели дальше в точно такие же комнаты.
