Журнал «Если», 2006 № 12 - Матвеев Андрей Александрович (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
А я повторно пробежал глазами расшифровку послания, поступившего с инопланетного корабля спустя час после провальной попытки контакта. На сей раз пришелец не удостоил нас своим изображением, так что можно сказать, это было аудиописьмо. Короткое, всего пять строчек.
Оно гласило:
Глупость, а также халатность, но не оскорбленье
Вижу в случившемся и оттого вас прощаю,
Ждал я немало, так дам вам еще три попытки.
Ими воспользуйтесь, или, клянусь чем угодно,
Вы пожалеете. Я же забуду про жалость.
— Сорок шагов отсчитав в направленьи восхода, Мы остановимся подле тенистой беседки.
Я сяду слева от входа за маленький столик,
Ты же займешь свое место по правую руку.
Лишь мы рассядемся, тотчас появится третий,
Это и станет сигналом к началу беседы…
В этом месте пришелец, который до сих пор слушал контактера с молчаливым одобрением, перестал качать головой. Дежурный физиономист, последние две минуты простоявший с поднятым большим пальцем, медленно опустил руку и нахмурился.
— Что-то не так, — пробормотал Герка.
Пришелец не дал контактеру договорить.
— Двум сторонам для беседы не надобен третий.
Так для чего он появится средь говорящих?
Я опустил микрофон к подбородку и повысил голос, перекрывая озабоченный гул в наушниках:
— Будет записывать он содержанье беседы,
Дабы ни слова из оной не кануло в Лету.
Коротышка, хоть и запнувшись дважды, передал мои слова пришельцу. Тот, однако, возразил:
— Местную речь я освоил, как видишь, неплохо,
Произношение слов — равно как написанье,
Я запишу разговор, если это так важно,
Что же касается третьего…
— Так ведь… — не к месту вякнул контактер.
— Молчите, Бога ради! — взмолились наушники голосом профессора.
— Мудрость твоя не имеет границ, о великий! — в ту же секунду заголосил сосед по парте и общежитию. — Да повторяй же! Мудрость твоя не имеет границ…
Я поскреб подбородок, изрядно ощетинившийся за эти безумные сутки. Господи, что же такое сказать, чтобы не стать тем самым третьим лишним и не разрушить и без того не клеящуюся «беседу». В голове почему-то крутился только глупый вопрос: «Это усы?». И не менее глупый ответ: «Нет, это как раз борода».
В любом случае, было уже поздно.
Люк захлопнулся.
— О, великий! — все же договорил Герка и выматерился.
— А мне эта идея с секретарем сразу не понравилась, — заявил Герасим. — Зачем он, если и так каждое слово пишется всеми возможными способами?
— Вы меня спрашиваете? — пожал плечами профессор. — Думаете, я придумал правило: «все договоренности — в письменном виде»?
Оба замолчали.
— Ну вот что, — взял слово я. — Шутки в сторону. У нас осталось два дня.
— Что вы предлагаете? — спросил Аркадий Петрович.
— Прежде всего, поменять переговорщика.
Профессор устало поморщился.
— Вадим, ну я же уже объяснял…
— А мне плевать, чей он сын, или племянник, или… не знаю. Прошу прощения. В профессиональном плане он ничто. Так что либо мы его меняем, либо я сейчас еду домой, беру Алёну и Тимку и выясняю, сколько стоит месячная путевка на Северный полюс.
— Лучше на Южный, — с ухмылкой посоветовал Герка. — Он дальше.
Мы с профессором, не сговариваясь, отмахнулись от него, изобразив на лицах одинаковое: «Ты-то хоть помолчи!».
Аркадий Петрович думал почти три минуты. Потом громко вздохнул и спросил:
— И кого вы предлагаете на его место?
Зато я не размышлял ни секунды. Сегодняшняя бессонная ночь — не в счет.
— Себя.
Герасим возмущенно фыркнул, но не нашелся, что возразить. Только потряс перед моим носом стопкой свежих, теплых еще распечаток и спросил:
— А ты успеешь вызубрить всю эту древнегреческую муть?
Я удостоил его испепеляющим взглядом и сказал негромко:
— Я, между прочим, гимн Зимбабве за две минуты выучил. Как слова, так и музыку. Подыгрывал себе на двух тамбуринах, по-македонски. — А потом запел, за неимением тамбурина отбивая ритм ладонью по столу: — О lift high the banner, the flag of Zimbabwe…
— До заповедника отсюда больше двухсот километров, — напомнил Аркадий Петрович. — Вызвать вам машину или, может быть, вертолет?
Я задумался на мгновение.
— Вертолет.
Герка со стоном закатил глаза:
— Джеймс Бонд!
— На чем она все-таки держится? — не выдержал я.
Паренек в сером рабочем комбинезоне смерил меня взглядом.
— А у вас какое образование?
— Гуманитарное.
— Тогда бесполезно. Все равно не поймете, — сказал он. — Держится — и ладно.
— И ладно… — повторил я и с опаской шагнул на платформу.
Ближний край стального квадрата опустился под моим весом на пару сантиметров и снова выровнялся, стоило мне занять место по центру. «Нормально, — успокоил я себя. — Как в лифте, только стен не видно… и тросов». И все-таки вздрогнул, когда голос, раздавшийся, казалось, внутри моей головы, громко сообщил:
— Готовность — одна минута!
Герка и в самом деле был неподалеку, в маленькой пультовой у дальней стены купола, куда они с профессором перебрались из своего уютного ЦУПа. «Северный полюс никуда не денется, — рассудил Аркадий Петрович. — Пока что лучше держаться поближе к эпицентру».
— Все запомнил? — спросил Герка.
— Все, — соврал я, машинально наклоняясь к микрофону, и поискал глазами камеру, чтобы кивнуть.
Камер в округе обнаружилось неожиданно много, и я даже слегка смутился, представив, сколько людей видят меня сейчас на больших и малых экранах… и сколько еще увидят, если я все сделаю, как надо. Впрочем, честолюбивые мысли я отмел мгновенно. Не до них.
— Удачи вам, Вадим, — сказал профессор внутри моей головы.
— Спасибо.
— Десять секунд! — напомнил Герасим.
— Четырнадцатому и девятому — приготовиться, — произнес незнакомый женский голос.
— Это вы мне? — удивился я.
— Тишина в эфире! — призвал Аркадий Петрович и добавил тоном местного демиурга: — Да будет свет!
Я зажмурился и едва не потерял равновесие, когда платформа подо мной вздрогнула и куда-то поплыла.
Однако покачивает, с удивлением обнаружил я. Легко сказать: «не шевелясь, приблизится»! Какие-нибудь перильца бы не помешали. А этот свет в лицо! Черт бы побрал пришельцев с их идиотскими требованиями! И голоса в голове — шизофренику на зависть. И бормочут, и бормочут…
Пожалуй, я был несправедлив к своему предшественнику. Неизвестно, как сам я сейчас смотрюсь со стороны. Действительно же неудобно! Вместо того, чтобы проникаться важностью момента и размышлять об ответственности перед человечеством, думаешь, как бы не свалиться с платформы и не ослепнуть от первого луча солнца. А ведь паренек еще и твердил про себя безумные стихи, чтобы не забыть от волнения. Вот бедолага! Сам-то я в текст, заново отредактированный лингвистами из числа неудавшихся поэтов, даже не заглянул. Ни к чему. Если интуиция меня не подводит — не подвела же с железным цветком! — стихи нам больше не понадобятся. Интуиция и импровизация — вот два конька, на которых я собираюсь выехать сегодня. Хотя первое требование я все-таки выучил наизусть. Полночи оттачивал формулировку и даже перед зеркалом прорепетировал, когда брился. Вот оно: «Никаких больше стихов. Прилетели на Землю — извольте выражаться по-человечески!».
И все же, когда до «гайки» оставалось метров пять, тщеславие назойливым паучком проникло в мозг. Тридцать шесть камер, подумал я и невольно приосанился, даже улыбнулся навстречу солнцу. Вадим Борисович, благородный рыцарь, спаситель человечества. Серебристый рычаг лег в руку, как древко копья, и овальная крышка люка откинулась, точно замковый мост.
В проходе показалась большая трапециевидная голова.
Никаких больше стихов! — напомнил я себе и кашлянул в кулак.
