Победоносец - Жулавский Ежи (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Ихазель беззвучно зашевелила губами.
— Подойди, — сказал шерн, не сводя с нее глаз.
Она пошатнулась и сделала несколько шажков.
— Ближе.
Она подчинилась и оказалась в полушаге от него.
— Смилуйся!
— Разрежь веревки, — сказал Авий.
Механическим, безвольным движением Ихазель подняла с полу кинжал и, склонившись к ногам чудища, стала пилить веревки.
— Теперь руки.
Она выпрямилась и медленно, как сонная, продела лезвие между ладонью шерна и железной скобой на стене. Одна рука Авия была свободна. Но он не взял в нее кинжал, чтобы освободить другую. Только произнес все тем же тихим и властным голосом:
— Теперь вторую.
Ихазель перерезала веревку.
И вдруг на нее обрушилась жуткая черная туша. Она пыталась защититься, хотела оттолкнуть тушу, ударить кинжалом, но тот выпал у нее из руки, как увядший лист, и в тот же миг два широких распростертых крыла затрепетали у нее над головой, упали и мягко обвили. Она почувствовала, как шарят по бокам ладони, ищут среди жесткой одежды живого тела, вот они коснулись бедер, холодные, скользкие. Черно стало в мыслях, обожгло губы и гортань, полыхнула боль, чудовищная, нечеловеческая, жуткая, все мускулы судорогой свело от этой боли, настолько омерзительной, что уподобилась она невероятному наслаждению.
Ихазель потеряла сознание.
Глава IV
Над замерзшим морем занимался серый рассвет. Закутавшись в теплую шубу, Крохабенна вышел из своей норы на Кладбищенском острове. Его сопровождали два верных пса, уже довольно давно разделявших с ним уединение. Выбежав следом за хозяином, они принялись лаять и весело прыгать, разгребая лапами снег и вынюхивая потайные местечки, где устраивалась на ночь разная лунная живность.
Старик минуту-другую смотрел на прыжки собак, радующихся свободе после долгого сидения взаперти, а потом не спеша направился к пригорку, круто обрывающемуся в море. Собаки заметили его уход, прекратили игру и побежали следом. Идти по рассыпчатому, мерзлому снегу было трудно, ноги увязали, и старик на ходу опирался на длинный посох.
Добравшись до вершины, он сел и долго отдыхал, глядя на беспредельную ледяную плиту, чистейшим зеркалом стелящуюся у ног.
До восхода солнца было еще долго. Едва-едва мерцали на снегу синие блестки. Под чуть побледневшим небом весь мир вокруг был равномерно сер без переходов, без теней, без резких контрастов. Только широкая, светлая, жемчужная, отливающая серебром полоса ниже звезд на восточной стороне неба возвещала, что эти блестки — предвестники солнца, которое, пройдя длинный путь над Великой пустыней, пробирается теперь низом, над морями, чтобы в конце концов выбраться на горизонт из-подо льда в этом краю.
Но Крохабенна сидел лицом к югу, всматриваясь в безбрежный морской простор. Лицо на этом неверном свету выглядело старым и утомленным. Взглянув на него, никто не сказал бы, что это тот самый человек, что еще позавчера сумел овладеть толпой, в минуту опасности стать во главе ополчения и в одном ряду с молодыми разить врага. Здесь, на безлюдье, его глаза утратили властный блеск, нижняя губа тяжело отвисла на длинную седую бороду, которую временами тревожил порывистый предутренний ветер. Одни собаки в поисках тепла жались к его коленям и вместе с ним смотрели на бескрайнее море.
Так прошло некоторое время, и вот ушей старика достиг странный, едва слышный, свистящий звук. Похоже было, что где-то начал звенеть лед, разрезаемый острым железом, но это мог быть и ветер, заблудившийся во льдах и теперь стремительно выбирающийся сквозь расщелину между торосами. Крохабенна вздрогнул, встал, подошел к обрыву, круто падающему к морю. Стоя на самом краю, пристально вгляделся. Далеко-далеко на отполированной ледяной плите появились черные точечки, на вид неподвижные, но постоянно увеличивающиеся в размерах и отдаляющиеся одна от другой.
Старик направился к самому высокому месту, где был заготовлен большой костер, прикрытый заснеженными ветками. Быстрым движением сорвал этот покров, поправил посохом подложенную снизу щепу. Вскоре костер заполыхал, и над ним взвился столб дыма.
Тем временем черные точки приблизились. Теперь было хорошо видно, что это буера, несущиеся по льду под развернутыми парусами. Крохабенна, стоя рядом с костром, принялся считать их. На лоб ему пала тень, губы тревожно зашевелились.
Кружной тропинкой он спустился с пригорка на берег, где море врезалось в сушу, образуя мелкую бухточку.
Не иначе как с буеров заметили огонь и догадались, что означает этот костер в раннюю пору, потому что вскоре они замедлили ход и, описав широкую дугу, направились в закрытую от ветра бухту. У берега быстро убрали паруса и начали тормозить, бросая под полозья цепи.
Из-под кожаного фартука с первого подошедшего буера на лед спрыгнул Анна. Крохабенна быстро подошел к нему:
— А где Победоносец?
— С нами. Вон на том буере.
— А остальные? Те, кто вперед там были, и Ерет?
— Остались.
— Живы?
— Само собой, хотя побитых тоже хватает. Ерет гарнизоны ставит там, на равнине. Она теперь наша. Я туда тоже вскорости собираюсь.
В эту минуту осадил на месте и буер Марка, проложив носами кованых полозьев широкие борозды в прибрежном снегу. Из-под кожаного фартука с радостными возгласами на снег попрыгали солдаты. Наконец появился и Марк. Увидел Крохабенну, бросился навстречу:
— Старче, а я тебя разыскать приказывал…
Былой первосвященник жестом прервал его:
— Вот теперь поговорим. Раньше нельзя было. Прикажи, пускай твои люди прямиком в город едут, пока лед держит. А тебя я потом на лодке отправлю.
Марк отдал Анне нужный приказ и, стоя рядом с Крохабенной, полюбовался, как буера снова подняли паруса и рассыпались полукругом, ложась на курс. В какой-то миг подумалось, что эти люди раньше, чем он, увидят золотоволосую Ихазель, которая наверняка выйдет на паперть и светлым взором будет искать среди прибывших его высокую фигуру.
Но буера уже обогнули полуостров, замыкающий бухту.
— Холодно, — сказал Крохабенна. — Идем отсюда.
И, не дожидаясь ответа, зашагал вперед с неотлучными собаками. Марк направился следом. Так они шли молча довольно долго, вкруговую по долинке между горушками, пока не оказались у подножия возвышенности, где был вход в пещеру.
Марк изумился, увидев более чем первобытное логово первосвященника, некогда правившего всем народом лунным и наверняка привыкшего к излишествам и всякой роскоши, но даже словом не обмолвился, пробираясь узкой норой в глубину пещеры.
Крохабенна взял его за руку, давая знак сесть.
— Хочу поговорить с тобой, сынок, — сказал он. — В ту пору, когда ты сюда явился, некстати было, а нынче — время. Может, кое-что тебе теперь понятней будет. И не сердись, что сынком тебя зову, хоть ты вон какой вымахал и все тебя Победоносцем кличут. Я старик, и я тебе добра хочу.
Марк кивнул:
— Старче, а я ведь с той самой минуты, как твои речи услышал, только того и добивался, чтобы ты рядом был и говорил, что на уме.
— Прежде времени то было, прежде времени. Ино дело сейчас. Но вперед ты мне расскажи, где побывал и что сделано, чтобы я об этом знал не понаслышке.
И Марк начал долгий рассказ. Сидя на камне, покрытом шкурой, в глубине пещеры, где язычок пламени нефтяного каганца становился все более желт на синеватом свечении, пробивающемся сквозь расщелины в своде, он подробно поведал о походе, о битвах, стычках, победах и неудачах. Не утаил ничего, даже того, что неполный разгром шернов добра не сулит и прочного мира не обеспечит. Не скрыл, что по его убеждению дальнейшая война с первожителями в их горном краю попросту невозможна. Признался, с каким тяжелым сердцем оставил гарнизоны в завоеванной стране, не будучи уверен в их судьбе, если не на ближайшее время, то на будущее, когда соседство шернов нависнет над новыми поселениями, как градовая туча, в любую минуту готовая покончить со всем и вся.
